Нотная КАРДИОграмота

Кайлу казалось, что он сходит с ума. Несмотря на болезнь, иногда у него появлялось нестерпимое желание заняться чем-нибудь полезным, но всё, что он мог — играть на синтезаторе. Приподнимется, положит на ноги, и начинает вспоминать старые мелодии. Большинство из них у него ассоциировались со знакомыми людьми. У каждой был разный темп, тональность и характер, подходящий определённой личности. Пока Брофловски был чуть ли не в трансе, ему пришло сообщение. Заметил он его только тогда, когда все, что он знал, было сыграно. Это был Стэн. Руки Кайла предательски задрожали. Не отрываясь от экрана, он повернулся, поставил инструмент на место и лёг обратно на огромную стационарную подушку, от которой по утрам ужасно болела шея. С: Привет, чувак. Ты не против, если я навещу тебя сегодня вечером? Этот вопрос как-то больно уколол Кайла. Такое чувство, будто они были обычными знакомыми, и Брофловски мог ему отказать. К: Конечно нет, почему ты спрашиваешь? С: Ну… С: Я тебе всё сегодня объясню, хорошо? Диалог выдался крайне странным. Кайл задумчиво потёр щеку, затем поднял голову, поправил волосы, снова лёг и закрыл глаза. Через пару минут в палату вошла Оливия. Вчера они договорились обращаться друг к другу на «ты», потому что из-за церемонностей она чувствовала себя «старой каргой». Это окончательно упростило их общение, поэтому за два дня они стали как родные. — Доброе утро, Кайл! — Доброе. — Как ты себя чувствуешь сегодня? — Вроде лучше. Голова всё ещё болит, но, во всяком случае, не так сильно. — Я очень рада. Можно я здесь немного задержусь? Сейчас время обеда, а сидеть со старшими вообще не хочется… — Нет, можешь оставаться здесь сколько понадобится, — Кайл был очень рад, ему нравилась простота и добродушие девушки, да и, по правде, было настолько скучно, что он готов был общаться с цветком на подоконнике. Они говорили о разном: о семьях, учёбе и даже обсудили некоторые фильмы (не смотря на разницу в возрасте, вкусы у них удивительно совпадали). Когда же речь зашла о любви, Оливия рассказала про своего парня. Рассказала, как однажды он защитил её от толпы каких-то хиппи, потом — как затащил в дом, напоил чаем, и как они в дальнейшем стали заниматься благотворительностью. Рыжий хоть и никогда не разбирался в любовных делах, очень внимательно её слушал, периодически прерываясь на кашель. Ему правда было интересно узнать, как может отзываться человек о своём партнере, когда сильно любит его. — А что насчёт тебя, Кайл? Тебе кто-нибудь нравится? — М-м-м, наверное, да. Хм… Мой лучший друг. «Стоп… а зачем ты это сказал?! Твою мать, Кайл, для чего?!» — Оу… Брофловски сам не понял, как так вышло. Это был ну очень тупой промах. Он часто совершал необдуманные действия, но это выходило за все рамки. — Т-то есть нравится как друг! Да! Мы с ним… э-э… в платонических отношениях, ну или типа того… Не думайте, что я из этих. — Всё хорошо, ты не обязан говорить мне. В конце концов, это не моё дело, — несмотря на все эти слова, был виден неимоверный интерес в её глазах. Она будто читала его. Прямо-таки сверлила взглядом, выковыривая из него страх и неуверенность. — Я… сам пока не понимаю, — выдохнув, он постарался отвести взгляд и отвлечься на синтезатор. Не включая его, он тыкал пальцами по клавишам, молясь, чтобы волосы закрыли его ядерно-красные щёки. — Ты не можешь понять, что чувствуешь к нему, так? — спросила медсестра, присаживаясь на соседнюю кровать. — Да, вроде того. А ещё я хочу знать, что чувствует ко мне он сам. Не знаю, зачем я говорю тебе это, извини. Оливия умело проигнорировала последнее предложение: — Что-то я его здесь не видела. Он не приходил к тебе? — Ещё нет, но сегодня должен. — Что ж, тогда удачи вам. Поговорите и, Кайл… Рыжий поднял глаза. — Обсуди с ним это.

***

Марш остановился возле входа в огромную больницу. Жуя волосы, тот пытался рассмотреть окно на пятом этаже. В нём горел очень слабый, едва заметный свет, благодаря которому можно было разглядеть едва заметную тень на потолке. На подоконнике располагались цветы теплых оттенков, аккуратно свисая вниз с коричневых горшков. Через долгих пять минут Стэн наконец увидит его. Нестерпимое счастье смешалось с непонятным волнением. Он так давно не приходил, как Кайл отреагирует? Вдруг разозлится? Брюнет не понимал, что с ним происходит, не понимал свои чувства, мысли и поступки. Он знал, что если опять утонет в зеленых глазах, не сможет выбраться. Но лучше захлебнуться в них, чем в собственных слезах, когда этих глаз больше не будет рядом. Медленно шли минута за минутой. Страшно. Очень. Но нужно идти. В больнице пахло болезнью, как и всегда. Бледные стены украшали витражные рисунки, тусклый свет сочился из огромных люстр, люди неторопливо расхаживали по коридору. Секретарша за регистрационным столом отправила Стэна на тот самый пятый этаж, в ту самую сто четвёртую палату. Поднимаясь по ступеням, Стэн пытался продумать свою речь, но в голову ничего не приходило. — Стэн? Заходи. Чёрт… Зрелище не из лучших. Кайл, весь растрепанный, в помятой старой пижаме, (которую всегда надевал у Стэна дома, когда оставался на ночь), лежал, смотря в потолок. — Привет… Брофловски, чуть помедлив, наконец посмотрел на него и сел. — Привет. — Как ты? Это, наверное, самый наитупейший вопрос, который можно было задать в такой ситуации, однако, вариантов было не так много. — Не знаю, Стэн. Давай вместе порассуждаем. Представь, я лежу здесь уже… не помню, сколько недель. За это время я успел сосчитать все плитки в этой палате, сожрать больше пятидесяти таблеток, вколоть двадцать три укола, шесть раз упасть с этой долбанной кровати, при этом ещё и четыре раза уронить капельницу. Плиток, кстати, восемьдесят пять. Но за это время я ни разу не увидел тебя. Какого хуя происходит? Не трудно было догадаться, что Кайл будет в таком состоянии. Стэн чувствовал себя ужасно. Он даже не знал, как ему объясниться. — Кайл… Я… Взгляд Брофловски был таким устрашающим, что Маршу на секунду захотелось развернуться и убежать, куда угодно, лишь бы подальше. Так, медлить нельзя. — Мне трудно видеть тебя в таком состоянии. — И это всё? Вся причина? Ты не приходишь, потому что не хочешь на меня смотреть? Вот так ты уходишь от ответственности? Стэн, я… я не понимаю… — Кайл постепенно закипал как чайник. Его щёки раскраснелись, брови сошлись на переносице, и, казалось, волосы даже немного наэлектризовались, — Знаешь, я без понятия, сколько ещё буду здесь торчать, но когда выберусь, близко к тебе не подойду. — Кайл… — Даже Картман. Даже он соизволил прийти ко мне. Я думал, ему будет всё равно, даже если я сдохну. Но, видимо, ошибался. Сука, даже… — Кайл! да замолчи ты уже, я понял! Я всё понял. Причина не в этом. — А в чём? — … — Скажи как есть. Тут Стэн принял своё решение. Кайл должен знать. Это будет ужасно больно. Даже врагу не пожелаешь услышать однажды таких слов. Но он должен быть в курсе. Иначе Марш будет таким же, как его родители.

***

— Ты рассказал ему?! — Да… Мне пришлось! Я просто не вижу смысла. Пусть уж лучше… ну не смотри на меня так, Кенни! Молчание. Слышно только, как осуждающе хрустит снег под ногами блондина. Шурх-шурх-шурх. — И как он? — Ох… Он будто знал об этом раньше. Нет. Догадывался. На глаза навернулись слезы, пришлось поднять голову и рассматривать верхушки голых деревьев. Темнота. — Его реакция очень странная. Конечно, он был ошарашен. Но я ожидал другого. — Тем лучше. — Наверное… — Кенни. — Что? — увидев, что Марш остановился, тот последовал его примеру. На снег упали слёзы. — Я не знаю, что мне делать.