***
Пускай на порядочном расстоянии их отношения с дядей казались тёплыми и вполне себе семейными, на деле Нат мог только туманно догадываться, какого человека из себя представляет Стюарт Хэтфорд. Сколько ему там было в момент их последней встречи? Десять лет? Да, не больше, не меньше. В ту роковую ночь Мэри просто не выдержала. Устала от жизни в постоянном страхе и от постоянных побоев? Хотела для своего единственного сына лучшей судьбы? Кто уж теперь разберёт? По словам очевидцев, она как раз бежала в комнату с мирно посапывающим маленьким Натом, чтобы схватить ребёнка за руку и утянуть в уже ожидающее клиентов такси, но… Она не успела. Никогда не успевала. На этот раз Натан работал без разогрева. Он действовал быстро, с присущей ему жестокостью и кровожадностью. После очередного удара о стену Мэри упала, но так и не встала — череп не выдержал столкновения с каменной плитой и треснул, как дешёвая ваза. Натаниэль узнал об этом только утром, когда его, как ни в чём не бывало, позвали на завтрак и… он даже не заплакал. Мэри похоронили на третий день. Она лежала на бархатных красных подушках, такая маленькая и хрупкая, с зашитыми веками и посмертным гримом. Тогда младший Веснински в первый раз встретился со своим загадочным дядей, и, благодаря всего лишь одному поступку, тот умудрился стать для него кумиром. Стоило только серым глазам Хэтфорда встретиться с холодными ледниками Натана, как тот одним махом перекинулся в грозного шакала и бросился вперёд, метя ублюдку в глотку. Его оттаскивали четверо, а на крепкой шее маньяка остались глубокие следы от зубов, которые окончательно не исчезли и по сей день. Вечером все уже закончили с официальной и обязательной частью, и на кладбище было тихо и малолюдно. Натаниэль застыл прямиком над могилой собственной матери, пустым взглядом изучая серый монолит, пытаясь понять, что происходит с ним самим. Когда на его плечо опустилась чья-то тяжёлая рука, он наконец отмер и повернулся в сторону такого же позднего посетителя, как и он сам. — Я так скучал по ней… — пробормотал его дядя, сжимая руку племянника, возможно, в знак немой поддержки, а может быть, просто потому, что хотел. — В прошедшем времени? — Нат горько усмехнулся, он всегда дерзил, когда ему было невыносимо больно. — А теперь типа не скучаешь? Хэтфорд снисходительно покачал головой, взирая на ребёнка, как на маленького оленёнка в клетке с дикими тиграми. Цепкий взгляд просканировал все черты последнего, что осталось от его сестры, и мужчина вынес неутешительный вердикт: — Ты совсем на неё не похож. — Да, — легко согласился младший Веснински. — И я это ненавижу. Он был готов собрать все богатства этого мира и отдать их только ради того, чтобы заменить огненно-рыжие вихрастые локоны на тёмно-русые; ледяные, практически синие глаза на блестящие серые, только вот у природы явно были другие планы. Натаниэль уже давно не смотрелся в зеркало, потому что отлично знал, что он там увидит, и также знал, что увиденное ему совсем не понравится. — Никогда не говори Натану, — они оба понимали без бесполезных уточнений, что мужчина имел в виду. — Даже под угрозой смерти, — слишком серьёзным для десятилетнего мальчишки тоном пообещал Веснински. И он это обещание сдержал. Отец так и не узнал. Больше они не обменялись ни словом. Ранним утром Стюарт сел на первый же рейс до Англии, а Нат остался один на один со своим кровожадным мучителем, хотя нет, теперь он был не совсем один. Его связывал долг, о котором старый японец сообщил ему и потребовал сдержать всеми правдами и неправдами. Отныне и до конца своих дней Натаниэль Веснински обязан защищать Кевина Дэя и Рико Морияму. Всё просто. Но это обещание он сдержать так и не смог. Что ж, он не сильно печалился из-за этого.***
Вот есть такой невероятный тип людей, которые просто застыли на одном конкретном этапе взросления и с годами не меняются от слова «совсем». Натаниэль на собственном опыте уяснил, что его дядя относится к группке этих самых индивидов. Всё та же аккуратная укладка с проседями, эффектно зачёсанная назад; тот же, такой типичный для крупного бизнесмена строгий костюм с идеально вылизанными чёрными туфлями, разве что морщины на высоком лбу стали чуть более очевидны. Больше в игре «найди десять отличий» Нат выпендриться не смог. Да уж, футболочка с «псиной» совершенно точно была лишней, но пути к отступлению уже перевалили тяжёлыми брёвнами, значит, придётся Веснински играть роль так себе юмориста. — Натаниэль, — размеренно произнёс британец вместо приветствия. — Да, это моё имя. «Боже, придурок, заткни свой рот! Притворись немым!» — верещал внутренний голос, мило напоминая, что шутить рыжему бесу лучше в закрытой комнате. Одному. Без свидетелей этого испанского стыда. — А ты не изменился, даже, по ощущениям, растёшь вниз, — мгновение, и показная неприступная маска слетела с лица Хэтфорда, обнажая потаённую симпатию к своему языкастому племяннику. Нат на секунду замер, а затем почувствовал, как его окатило облегчением. Всё-таки у Хэтфорда имелось какое-никакое чувство юмора, но вот то, что оно было конкретно дерьмовым — это у них семейное. Хоть что-то Нату досталось от матери. Если не внешность, то это. Дорогу до забытого богом кафе они преодолели под слащавые формальности: «на кого учишься?» — «хуи пинаю», «играешь в экси?» — «нет, дико фанатею по балету». Обоим было комфортно жить с такой манерой общения, и если Стюарту что-то и не нравилось, то он молчал, видимо, наслаждаясь первой за столько лет встречей с сыном сестры. Но вечность шутки продолжаться не могли. Когда две тени умастились за самым дальним столиком у окна, ожидая крепкого, как застывший цемент, американо и раф без сахара, Стюарт уронил подбородок на сцепленные в замок пальцы и серьёзно изрёк: — Ну и во что ты уже успел вляпаться? Нат неловко почесал голову, понимая, что на этот раз легендарная правда, похожая на пиздёж, не прокатит, придётся моноложить коротко и по фактам. — Я не смог смириться с мыслью, что моего брата истязают в Гнезде, забрал его под своё крыло и теперь в душе не ебу, как тихо-мирно перевести его в нашу команду. — М-м-м, — мужчина понимающе хмыкнул и задал уточняющий вопрос, желая оценить глубину паршивости ситуации. — И какие у тебя идеи? Веснински сокрушённо развёл руками, чувствуя себя еще большим идиотом, чем минуту назад. — В голове пусто, хоть «ау» кричи. Стюарт задумчиво нахмурился, от чего на высоком лбу проступила вереница морщинок, но в следующую секунду его лицо расплылось в удовлетворённой улыбке, когда миловидная бариста принесла на подносе их скромный заказ. С кофе будет думаться куда легче и слаще. Мужчина сделал из фарфоровой кружки крупный глоток и, довольно хмыкнув, попросил племянника доложить абсолютно всю информацию, которая ему известна про Моро. Если смотреть на вещи объективно, фактов о брате, которые могли бы пригодиться дяде, в голове Веснински было не густо, поэтому он решил начать с самых азов. — Жана продали Кенго блядины-родители в качестве оплаты долгов, ещё… — Этого хватит, — прервали парня на полуслове. Нат так и замер с открытым ртом и со стаканом, так и не донесённым до расхлопнутой варежки. В смысле, хватит? Он же еще даже не разогрелся… — Как его продали, — Стюарт говорил размеренно, будто бы смакуя каждое слово на языке, хотя, по сути, ему просто нравилось хранить интригу. Английская королева драмы, — так его можно и выкупить. Боже! Нат был очень благодарен своей заторможенности за то, что не успел отхлебнуть терпкий напиток, а то существовала реальная угроза того, что он поперхнётся жидкостью и бесславно покинет этот мир прямо на глазах у своего британского дяди. Это было просто гениально и до смешного очевидно, видимо, поэтому Нат сам до этого и не допёр. Слишком привык лазить по кустам, когда рядом есть ровная дорога. В порыве эйфорийных размышлений ему захотелось по своей дерьмовой привычке подорваться на ноги и начать разгуливать по кафетерию, как дебил. Нет, ну а что? Он выглядит, как дебил; у него футболка, как у дебила… в целом, никто бы даже не удивился, но какая-то неведомая сила всё-таки заставила парня усидеть на попе ровно. — Точно! Я могу продать свою машину, если она, конечно, ещё жива, также могу продать… — Да зная тебя, ты можешь и почку продать, — его опять грубо перебили, ну и хуй с ним. — У меня есть предложение получше, — в серых глазах Хэтфорда промелькнули нотки юношеского озорства. — Сколько там тебе лет? Тринадцать? Натаниэль был настолько окрылён перспективой спасения Жана, что даже не стал отшучиваться или огрызаться в ответ и коротко поправил: — Девятнадцать. — Вот-вот. А сколько подарков я тебе подарил за девятнадцать дней рождений? — вопрос был риторическим и ответа не требовал. — Верно, ноль, поэтому… — Ты хочешь подарить мне брата? — да, Нат тоже умел перебивать. Было, с кого брать пример, а все новое он схватывал на лету. Стюарт посмотрел на него максимально осуждающим, серьёзным взглядом, а затем беззлобно фыркнул и рассмеялся. Невероятно, но драматичная атмосфера моментально развеялась, и Веснински впервые за весь диалог выдохнул с полноценным и всепоглощающим облегчением. Его брата спасут. Его брат останется с ним. Он не потеряет его снова, и это было единственным важным на данном этапе его существования. — Я уже подарил тебе двух кузин, если ты не знал, — с лица Хэтфорда так и не сходила мягкая улыбка. — О, — Нат и правда не знал, — а они тоже… как мы? — он заведомо догадывался, что ответ на его вопрос будет положительным, но уточнил чисто из вежливости. Дядя подозрительно осмотрел всё пространство кафешки, проверяя наличие нежелательных ушей, и, заметив, что они разделяли помещение только с девушкой-баристой в наушниках, надёжно вперенной в свой мобильник, тихо произнёс: — Да, младшая у меня фенек, а вот старшая… — его взгляд озарился непонятной грустью, даже тоской, и в следующую секунду Натаниэль понял причину чужого расстройства, — а старшая песец. Мама… Натаниэль искренне надеялся, что это простая насмешка судьбы, что девочка хотя бы не похожа на покойную Мэри, но… Стюарт выловил телефон из кармана своих чёрных брюк и, сделав парочку махинаций, повернул мобильник экраном к племяннику. На парня смотрели два глубоких серых глаза, тёмно-русые волосы были собраны в высокий пучок, а губы застыли ровной линией, и только самые уголки слегка опускались вниз. Лис не смог расщедриться на что-то большее, чем просто скованное: «милая», но, к счастью, активных криков и оваций от него никто и не требовал. Стюарт всё отлично понимал и предполагал, что теперь Нат точно не захочет заехать в гости. Парень никогда не видел детских фотографий матери, но что-то ему подсказывало, что старшая кузина вырастет точной копией Мэри. Даже взгляд у девочки уже был тяжелым и строгим, прям как у ее тетки во взрослом возрасте. Это Натаниэль помнил очень отчетливо. Далее они обсудили парочку организационных моментов, но у Веснински уже подгорало побыстрее выскочить из объятий кафе и стремглав влететь в общежитие вместе с сентябрьским ветром, чтобы сообщить братьям невероятную новость. Когда солдатам наконец дали вольно, рыжий бес ненадолго замялся, в сомнениях, но тотальная непереносимость к прикосновениям всё-таки одержала верх, и вместо крепких объятий дядя получил не менее крепкое рукопожатие, на что тот только понимающе кивнул и скудно улыбнулся, попросив в следующий раз звонить не для того, чтобы выкупать очередного названного родственника. Веснински на это только рвано кивнул. Его мозг уже активно работал, изредка спотыкаясь. Они со всем справятся. Жан останется в Пальметто. Это все, что важно. Это все, что имеет значение. Натаниэль бежал со всех ног, перепрыгивая камни и спотыкаясь об собственные развязанные шнурки, но не утруждал себя не барским занятием — остановиться и спокойно завязать. Чудом его лицо не поцеловалось с асфальтом, и вот уже лис с ноги открыл дверь в свою квартиру, пытаясь восстановить дыхание, пока, как дурак, стоял на пороге. В тот момент гостиную занимали только Кевин и Жан, то есть все, кто нужен, и никого лишнего. Увидев вспотевшего Ната с горящими глазами и едва сдерживаемой широкой улыбкой, братья переглянулись и уточнили в унисон: — Ты бежал? — За тобой гнался дядя? Натаниэль пропустил последний остроумный комментарий Моро мимо ушей и выдохнул вместе со скупыми остатками кислорода: — Дядя выкупит Багета. Жан чуть не скатился со своего диванного места обитания, тогда как Кевин потрясённо приоткрыл рот, переваривая грандиозную новость. Это было слишком хорошо, чтобы являться правдой. Слишком просто. Веснински не мог разобраться с проблемой вселенского масштаба с пол-оборота при том, что второй номер вместо четырёх заслуженных часов сна десятки раз просчитывал все возможные сценарии развития событий и не приходил ни к чему позитивному. Но факты говорили об обратном. Нат не просто мог, он хотел и сделал. — Чёрт возьми, чёрт возьми, чёрт возьми… — Кевин буквально бегом добрался до Натаниэля и прижал его к себе, продолжая шептать ругательства себе под нос. Да, Моро обнять было бы куда актуальнее и безопасней, но тогда существовала реальная угроза надавить парню на ушибленные места и причинить адский дискомфорт, а вот Нат казался идеальной жертвой. Ножами тот обзавестись пока ещё не успел, Кевин был в этом уверен, ну а острый локоть в печень — не самый худший для Дэя расклад. «Какая же ты, блять, неженка, Кевин», — рыжий бес снисходительно фыркнул, позволяя объятьям продлиться несколько бесконечно-долгих секунд, прежде чем упереть ладони в грудь нападающего и негромко предупредить: — Кевин, руки. — Не развалишься. — А вот ты можешь… Дэй благоразумно отстранился, но эйфория продолжала бежать по его жилам, нехуёво так ударяя в мозг, заставляя чуть ли не прыгать на месте, поэтому стоило только ничего не подозревающему Аарону покинуть их общую комнату, вероятно, во имя десятого за утро кофе, Кевин без лишних объяснений обнял его, проведя руками по спине, а потом, как ни в чём не бывало, отставил в сторонку, освобождая себе дорогу в маленькое помещение. — Где-то в шкафу должна быть водка, — пробормотал он, скрываясь за дверью спальни. — Вы как хотите, а я буду праздновать. Натаниэль и Жан со смешинками в глазах взглянули сначала друг на друга, затем на подозрительно покрасневшего Аарона с единственной связной мыслью в голове: «что это за хуйня сейчас была?», и, не выдержав практически комичного выражения на лице защитника, позволили себе две одинаковые дерьмовые ухмылки. — Вы после Гнезда все что ли ёбнутые? — наконец отмер Миньярд, тщетно пытаясь вернуть себе невозмутимое выражение. — Не меньше, чем ты, — сладко пропел Моро с дивана, получая в награду за свои старания уничижительный взгляд от «нормального» близнеца. Такая динамика ощущалась Натом, как гармоничная и правильная, но одна маленькая, такая необходимая для его душевной гармонии деталь не стояла на своём пустующем месте, и это было очень нехорошо. Эндрю не числился в рядах обитателей гостиной, не тусил на кухне и даже на крыше (да, во время погони от самого себя Натаниэль удосужился проверить) его не оказалось. Перед мысленным взором снова пронеслись картинки их последней, мягко сказать, неудачной беседы. В той битве за звание главного мудака года Нат с треском одержал победу, но радости от этой победы он предсказуемо не получил. Сейчас бывший Ворон был дома, но без Эндрю он хотел домой. — Потерял своего парня? — Натаниэль дёрнулся от внезапной подколки брата, но в чужом голосе не было насмешки или снисхождения, только открытая обеспокоенность. К счастью, Аарон уже исчез за дверью кухни и возмутиться громким ярлыком для своего близнеца не сумел, а Нат был слишком охвачен порывами внутренних рефлексий, чтобы активно возражать, поэтому просто мрачно покачал головой: — Нет, — «да». Но, к счастью, в инвентаре Жана имелся отличный переводчик с Дьявольского на человеческий, проверенный годами, и распознать скрытые мотивы брата ему труда не составило. — Он давно не выходил из вашей комнаты. Разберитесь там уже, а то оба вялые, как засохшие стручки. В теории Нат определённо был с ним не согласен, а вот на практике вполне мог признаться хотя бы самому себе, что Багет абсолютно прав. Он не знал, как быть человеком без Эндрю, а беззаботно бегать по кустам в обличии лиса до конца своих дней больше не казалось ему рациональным. Хватит уже тянуть кота за яйца, легендарное «позже» наконец наступило, экстренных дел не осталось, и, одарив брата благодарным кивком, Веснински без стука ввалился за незапертую дверь, готовясь в красках расписать Эндрю, каким же он был законченным идиотом, раз не смог хотя бы отфильтровать свой базар и не срываться на одного из немногих действительно важных для него людей.***
Весь последний час Эндрю без движения лежал на кровати, стеклянными глазами залипая в потолок. Снаружи он, возможно, мог показаться спокойным, прямо таки сосредоточенным, но в душе разгоралась буря, сносившая всё на своём пути, даже его кукуху. Смысл уже утаивать, Миньярда действительно задели слова рыжей псины, но, на удивление, не те, что касались изнасилования. Да, по логике вещей, именно они должны были вызвать множество непредсказуемых триггеров. Но они не вызвали. Самым разрушительным маячком в развернувшемся бедствии оказалась фраза про секреты и доверие. Перед глазами все еще было чуть ли не перекошенное от раздражения и ярости лицо оборотня, в глазах которого плескалось что-то холодное и ядовитое. Нат и правда был разочарован в нём настолько, что посчитал ошибкой каждую истину, подаренную им голкиперу со щемящим сердцем? Или он догадался о его ревности к Моро и решил выбрать правильную сторону? Действительно правильную, Эндрю сам в этом убедился ровно час назад. Горло слишком щемило, чтобы отказать себе в глотке холодной воды, поэтому блондин оторвался от кровати, намереваясь прогуляться до кухни. Он уже был на полпути к цели, когда чужой оклик заставил его замереть прямо с поднятой над полом ногой. — Хей, Эндрю? Моро. Да. Разумеется. Кто бы ещё это мог быть? Эндрю к тому моменту уже в корне поменял мнение об этом французе, учитывая последнюю информацию, неосмотрительно брошенную лисом в порыве гнева, но окончательно отпустить негативное отношение к защитнику так и не смог. Это было выше его природы. — Ошибся близнецом, — надёжная схема, всегда работает. — Нет, не ошибся, — не сработала, — я скорее перепутаю Кева и Ната, особенно, когда они виляют хвостиками при просмотре матчей, но вы с братом сильно отличаетесь. Эндрю саркастично поднял правую бровь, но к собеседнику всё-таки развернулся. — И в чём же? — Только один из вас нравится Натаниэлю. Минуточку! Минуточки не хватит. Эндрю очень надеялся, что его лицо не приняло легко читающийся ошарашенный вид, но лукавая улыбка Жана говорила об обратном. Кажется, Миньярд теряет хватку. — Ну и с чего ты это взял? — нет, не подумайте, Эндрю не требовались никакие гарантии… Но они ему требовались. Жан, не убирая с лица понимающую улыбку, вежливо, пусть и не очень изящно из-за поврежденного тела, приподнялся на локтях и облокотился на подлокотник, чтобы не валяться, пока с ним разговаривают, и наконец разъяснил причины таких громких выводов. — Я знаю брата с двенадцати лет. Думаешь, не могу заметить это идиотское выражение, когда он пытается незаметно на тебя пялиться? К тому же… — Моро уже обсудил эту ситуацию с Кевином, да вот только не Дэю, как оказалось, требовались подобные рассказы. — Когда я чисто намекнул ему на симпатию с твоей стороны, он покраснел до корней волос. Никогда его таким не видел. Даже испугался, что ему стало нехорошо. Сказать, что Миньярд конкретно охренел — ничего не сказать. Он же даже предположить не мог, что причиной того практически комичного агрегатного состояния Веснински была не грязная реплика француза, а он сам… Тогда голкипер, практически не думая, сделал ложные выводы и сбежал, при том, что «не думать» — было далеко не его фишкой. Ладно, Жана можно оставить. Даже на их диване. С размашистой подписью Миньярда под приказом о его заселении. Пока блондин судорожно сопоставлял в голове факты, Моро беспощадно продолжил, кажется, получая от всего происходящего какое-то садистское удовольствие. — Ему сейчас не грызня с тобой нужна, а помощь. Вытащив меня, он сработал лакмусовой бумажкой для своего отца. По официальной версии этот дебил ничего не боится, но по конфиденциальной — он, как огня, боится Натана. Эндрю замер, переваривая слишком богатый поток новых сведений. Он не знал этого про отца Натаниэля. Со стороны казалось, что эти два лагеря мирно сосуществуют на порядочном друг от друга расстоянии и не пересекаются, но никогда нельзя делать выводы о книге только по её обложке. Тогда он вспомнил про отпечаток утюга на плече и историю о шрамах, которые Нат получил в детстве, когда запутался в колючей проволоке. «Нужно было выбираться самому, иначе… Да не было бы никакой помощи», — сказал тогда лис, глядя на собственное отражение, словно потерявшись в воспоминаниях. Эндрю ведь и правда никогда не спрашивал лиса о его родителях. Знал только о том, что мать тоже была оборотнем — песцом, как и её брат — шакал. Про отца Нат даже ни разу не говорил. Видимо, были на то причины… — Я сделаю всё, что в моих силах, — сухо пообещал Миньярд, наконец заставив себя говорить, и, посчитав разговор завершённым, всё-таки добрался до этой многострадальной кухни. Да, Моро действительно может остаться. В комнате Ники и Бойда. При том, что его лис будет спать с голкипером. Эндрю был уверен, что такие условия француза вполне устроят. А если не устроят… должны устроить. Пускай вопрос с Жаном более или менее устаканился у Миньярда в голове, к разговору с Натаниэлем он был определённо не готов, и когда дверь неуверенно приоткрылась, словно посетитель не хотел, чтобы его сразу заметили, стыдился заглянуть в неподходящий момент или злился на самого себя, Эндрю всё ещё был не готов. Но кто его вообще спрашивал? Точно не его рыжая катастрофа. Лис сначала просунул в дверной проём свою растрёпанную голову, и только потом соизволил зайти целиком. В гнетущей тишине, пришибленно не глядя на хозяина, Нат добрался до своей кровати, присел на самый край, поставил локти на колени, а подбородок уронил на сжатые кулаки, и лишь после всех этих махинаций наконец поднял свои голубые ледники, замечая, что Миньярд наблюдал за ним всё это время. Что-то изменилось. Этот взгляд не был таким отстраненным и холодным, как утром, что подарило Нату капельку надежды. Эндрю невольно отметил, что в чужих глазах больше не плескалось потаённое отчаяние, а плечи были поникшими вовсе не из-за хренового разговора с дядей. На подкорках сознания голкипер был полностью уверен, что этот проныра уже выкрутил ситуацию в выгодную для себя сторону, но особой радости почему-то не выражал. Видимо, Би была права, и разговоры и правда нужны, чтобы нормально коммуницировать с окружающими. — Нат. — Эндрю. Позвали они одновременно, и Веснински невольно усмехнулся такой поразительной синхронности. Блондин благородно кивнул головой, предлагая лису право на первое слово, да вот только у Натаниэля не было этого грёбаного первого слова. Он продумал свои реплики ровно до «Эндрю», а дальше гениальных идей на горизонте не наблюдалось. Если уж ну совсем честно, он даже не был уверен, что его впустят в эту комнату. Ладно, импровизация — это тоже неплохо, так ведь? Да, Нат, говори себе это почаще, даст бог, когда-нибудь и сам в это поверишь. А пока приходилось из говна, палок и изоленты делать реактивный двигатель. — Я поговорил с дядей, — парень решил зайти с безопасной, нейтральной стороны. Тут он хотя бы понимал, что вообще можно сказать. — Планировалось, что я продам себя в рабство в Англию, буду вылизывать его ботинки или работать пушистой нянькой для своих кузин. Эндрю пренебрежительно фыркнул. Он никак не мог представить вселенную, в которой Нат и правда мог кому-нибудь прислуживать, при этом не огрызаясь и не открывая свой болтливый рот. Это же немыслимо! Он же даже в форме лиса умудрялся дерзить и выделываться! — Типичный мученик. Нат упрямо продолжил, стараясь не вслушиваться в то, какую мягкую интонацию приобрел голос Эндрю за прошедшие пару часов. — Но он просто решил выкупить его, вообще не потребовав ничего взамен. Когда рассказал братьям, Кевин чуть не придушил Аарона и отправился ловить белок в компании водки, — лис позволил себе тень тёплой улыбки. Дэй порой бывал крайне комичным, но в сочетании с Аароном так вообще начиналась абсурдная драма-комедия. — Я не думал, что это окажется так легко. А ещё, — он кашлянул и шумно вздохнул, собираясь с силами, — я не должен был говорить то, что сказал, — да, давно Нат не чувствовал себя так дерьмово, при том, что минувшим вечером он рыдал, обнимая брата на глазах у таксиста. Признавать свою вину всё равно было куда унизительнее и сложнее. — Мне не стоило попрекать тебя незнанием в сфере физического и сексуального насилия. Это мерзко, а у меня нет фильтра на языке. Мне… — голос подло его подвёл, так не вовремя сломавшись, — мне очень жаль. Эндрю тяжело вздохнул. Если Нат и раньше был честным с ним, то сейчас, судя по всему, буквально вывернул себя наизнанку, заставляя говорить искренние извинения, к которым, очевидно, не привык, если вообще хоть когда-то извинялся перед кем бы то ни было. Он сказал это потому, что, как и всегда, первый шёл на встречу, первый протягивал руку, предлагая Эндрю ухватиться и подтянуться. Миньярд мысленно покачал головой, понимая, что Нат заслуживает правды, которую голкипер не рассказал бы кому-либо другому даже под дулом пистолета. Возможно, Эндрю в глубине души хотел, чтобы парень узнал. Так будет проще объяснить свою непереносимость практически к любому роду прикосновений от всех, кроме одного поразительного придурка, который может ранить всего одним метким словом и так же залечить собственный косяк, затрачивая на это огромные моральные усилия. Он хотел объяснить, а не оставлять это своими пустыми тараканами, которых Нат просто принимал, как данность. К тому же… Эндрю уже перестал на него злиться задолго до этих неловких извинений. Да и то была не столько злость, сколько… Ему понадобилось немного времени, чтобы утихомирить собственные мысли и собрать всё воедино. — Мне есть откуда знать, — признался голкипер после секундной заминки. Натаниэль рывком оторвал подбородок от закостеневших пальцев, выгнулся в спине и неверяще прошептал, словно надеясь, что ослышался: — Что? И Миньярд рассказал всё. Про турне по десятку приёмных семей, про первого человека, который попытался подарить ему нормальное детство и про жестокую цену, которую голкиперу пришлось заплатить за этот лживый образ «нормальности». Про триггеры, кошмары, образы далёкого прошлого… Он и правда выложил всё, ведь стоило только начать, как слова сами хлынули из его рта, как из переполненной водой раковины. Рассказ получался нескладным и порой резковатым. Предложения иногда выходили рваными, нередко окрашенными презрительной и пренебрежительной интонацией, но Натаниэль слушал, не перебивая и не задавая вопросов, за что Эндрю был благодарен. Он просто рассказывал своему лису правду, глядя куда-то в сторону, мимо, в пустоту. Веснински смотрел на него с пустым лицом, просто слушал, прекрасно зная, как Эндрю ненавидит жалость. Нат тоже не был фанатом таких взглядов, поэтому стоически держался, пока внутренне душил самого себя в прошлом и зашивал свой грёбаный рот. Какой же он долбоёб… Так искусно проёбываться надо уметь, у него прям талант. — Я не знал, — наконец проронил он, старательно выверяя ровную интонацию своего голоса, убедившись, что Эндрю закончил. — Ты не знал, — как ни в чём не бывало согласился блондин. Нат хотел извиниться, хотел по привычке встрепенуться, начать мерять шагами комнату и ругать самого себя на чем свет стоит, но заставил сидеть на месте. Эндрю это не нужно. Он рассказал это не для этого. Вот это все: «Я не знал, и спизданул тебе такое! Думал, что мои проблемы будут посерьёзнее твоих. Хах, а ведь ещё обижался на шутки братьев о том, что думать — это немного не моё. Боже, я… Я такой идиот» — Нат оставит в своей голове, а потом прокричит в чистом поле в сотнях километрах от Пальметто, где этого точно никто не услышит. — Я поговорил с Моро и прояснил некоторые, кхм, моменты, — решил сменить тему Эндрю, видя, как Веснински начинают затягивать неуместные мысли. Уловка сработала. Рыжая катастрофа наконец встрепенулась и взглянула на своего «хозяина» с плохо скрываемым интересом. Какие-такие ещё моменты? Шестерёнки в голове бывшего Ворона завертелись просто с пугающей скоростью, выловив из подкорок подсознания одну из реплик голкипера, брошенную сгоряча. К счастью, как бы тупо это ни прозвучало, их за сегодня было сказано не так много. — Не вижу дальше своего дражайшего брата? — метко процитировал Веснински. Эндрю даже испугался, а не была ли у Ната такая же отменная память, как у него самого. — К чему это было? Ладно, не один Натаниэль не продумывал свои дальнейшие слова. Эндрю преследовал цель отвлечь рыжего, но он не имел ни малейшего представления, что говорить потом. И уж тем более он не собирался разглагольствовать на тему того, какой кавардак творился внутри, с того момента, как Моро появился в их общежитии. — Ни к чему, — быстро выдохнул он и поспешил отвести взгляд, но Веснински, как истинная псина, вцепился в информацию мёртвой хваткой. — Стой, стой, стой! — до Ната наконец допёрло, а на его губах против воли растянулась шкодливая ухмылка. Господи, он и правда тупой… — Ты что, ревновал? — Нет, — взгляд голкипер так и не поднимал. — Матерь божья… — Веснински захотелось облегчённо рассмеяться. Теперь все встало на свои места. Поведение Эндрю изменилось в тот момент, как Нат начал виться вокруг Жана, боясь даже неровно вздохнуть. Именно тогда этот странный лед появился в глазах голкипера. Он никогда не рассказывал блондину о брате, и тот, вероятно, понял все совершенно не так, увидев ещё одного человека, которого Нат подпускал к себе. Они оба такие дебилы. Что ж, стоит объяснить Эндрю красочно и прямолинейно, на кого из команды у Натаниэля действительно стоит, но он не собирался делать это, как нормальные люди. В конце концов, он уже больше суток не видел смущенного голкипера и это срочно нужно было исправлять. — Помнишь, я рассказывал тебе про единственного человека, который привлёк меня впервые за всю жизнь, — протянул он, лукаво улыбаясь, не отрывая глаз от Миньярда. — Если ты до сих пор не догадался о тайной личности сего индивида, то, думаю, мне стоит прилепить себе на грудь зеркало, чтобы ты всегда мог посмотреть. Или лучше наклейку на лоб и спину? — Ты сбил меня перилами эскалатора, — попытался выкрутиться Эндрю, сдавленно фыркая и параллельно ощущая, как гора сходит с его плеч, дышать становится легче, а уши начинают предательски гореть. Последняя надежда была на то, что его волосы достаточно растрёпаны, чтобы скрыть эту досадную пробоину в апатичной броне. — Эндрю, — Нат закатил глаза, чувствуя, как искренняя улыбка растекается по его лицу. Видимо, ему придется еще раз сбить идиота перилами эскалатора, чтобы он понял и запомнил, — я же твой лис. Только твой. Жан просто мой брат, и я за него очень… переживал. Но Эндрю не ответил, продолжая смотреть в сторону, поджимая губы. Откуда же Нату было знать, что блондин не упрямится и не сомневается в его словах, а еле заставляет себя дышать. Поэтому, решив доказать свою правоту, парень в миг перекинулся в лиса, восседая на стопочке из одежды, подумав, что действия всегда говорят лучше слов. Он был уверен, что Эндрю сумеет понять намёк, и чудо действительно произошло. Миньярд наконец перевел на него какой-то туманный взгляд и освободил колени от собственных рук, догадываясь, куда сейчас метит эта рыжая псина. Только вот Нат немного не рассчитал силу возможной инерции, и когда он грациозно оттолкнувшись от противоположной кровати, раскидывая собственное шмотьё, прыгнул голкиперу на ноги, бодая лбом в грудь, они оба повалились на кровать, как мешки с картошкой. Лис весело фыркнул и уткнулся носом голкиперу в шею, позволяя себя обнимать. Вот теперь он и правда был дома. Проебался, погулял, но по итогу вновь оказался на своём законом месте, а именно, на руках одного горячего блондина. Но, погодите-ка, Натаниэль ведь ещё не договорил! Эндрю не знал, что ему и правда настолько требовалось словесное подтверждение симпатии Натаниэля в его сторону. Он же так гордился своей природной смекалкой, а теперь сам же и довёл ситуацию до детального разжёвывания по слогам. И не от кого-то, а от самого, мать его, Веснински, который не мог не пожурить с тёплой улыбкой, от которой у Эндрю всё внутри так и плавилось. Он просто сдался, не в силах ничего противопоставить или сказать. Да это было и не нужно. Натаниэль понимал его. «Только твой» — не просто спонтанная реплика, брошенная на эмоциях. Обещание. А Нат всегда держал свое слово. Что-то обжигающее и сладкое растеклось внутри голкипера, и он зарылся в шелковистую шерсть на загривке, вжимая своего лиса в свою грудь. Только его. Теперь у него было что-то, кто-то только его. По собственной воле. Он хотел провести ладонь по своему привычному маршруту, но… — О, кстати, я кое-что забыл. Да, секунду назад Эндрю начинал гладить своего довольного лиса, а сейчас зарывался пальцами в волосы не менее довольного Натаниэля, и ведь не просто зарывался. Полностью обнажённый юноша невозмутимо лежал на нём, как на шезлонге, даже не догадываясь, какая буря сейчас разразилась у блондина в голове. Это была не паника, вызванная старыми триггерами — Нат был на удивление лёгким, видимо, сыграла его нечеловеческая суть — а всепоглощающее смущение. Эндрю очень надеялся, что эта глазастая псина не заметит, как предательски потеплели его скулы, но, разумеется, она заметила. И дерьмово ухмыльнулась. — Ну чего ещё? — Эндрю даже не шевелился, хотя руку с мягких волос и подтянутой спины не убирал. Он был невероятно рад, что голос его ещё не подвёл, но рукам было слишком горячо, чтобы оставлять их на чужом теле. — Когда я говорил про поцелуй… — блондин невольно напрягся, опасаясь продолжения данной реплики, но, спойлер, напрасно. — Целовать тебя было не для галочки в моём личном списке достижений. Тогда я этого очень хотел. Миньярд сглотнул неожиданный ком в горле. Он не хотел знать, как Нат догадался об этом. Может, умел читать мысли? Но тогда бы этот поцелуй произошел куда раньше… Эндрю не хотел думать. Просто не мог. Во рту пересохло, а в мыслях осталось только одно желание, поэтому он тихо уточнил: — А сейчас? — А сейчас хочу ещё сильнее. — И чего ты тогда ждёшь? — Эндрю бросал дерзкий вызов, отлично зная природную тягу Веснински к азарту, и он не прогадал. Нат досконально просканировал чужое выражение лица, в поисках «добра» на свои дальнейшие действия. На него снова смотрели голодно с явным желанием в глубине ореховых омутов, и, чёрт возьми, как же рыжий бес по этому скучал. До урчания, до зуда под кожей и ломоты в костях. Рыжий оттолкнулся от кровати, удобно угнездившись на чужих крепких бёдрах и, разместив руки по обе стороны от головы голкипера, наклонился вниз, захватывая его пухлые губы своими. Эндрю был на вкус как хорошие сигареты, а Натаниэль как терпкий американо, и вместе это сочетание оказалось поразительно гармоничным. Второй поцелуй с Натаниэлем ощущался не менее крышесносным, но уже куда более осознанным, больше не смахивающим на нервный срыв или необузданный порыв. Да, Нат пытался сохранить остатки чужих границ, убирая кисти вне зоны досягаемости от тела блондина, чтобы ненароком не коснуться, но главным чёртом в личном аду Миньярда были совершенно не руки, а грёбаные накаченные бёдра бегуна, которые, находясь в «удобном», по мнению лиса, положении, давили прямо на чужую возникающую эрекцию. Хотя Веснински тоже, опираясь на девиз «ни стыда, ни совести — ничего лишнего», чувствовал, как возбуждение клокочет по его жилам, отдаваясь в проблемном месте. Эндрю прикусил его нижнюю губу не до крови, но весьма ощутимо, от чего Натаниэль шумно выдохнул сквозь зубы, погружаясь в поцелуй с такой вовлеченностью, будто бы от этого зависела его жизнь, позволяя чужому языку скользнуть в свой рот. Блондин чуть не застонал, снова чувствуя остроту клыков и тень улыбки на собственных губах. Несмотря на то, что они оба находились в достаточно стабильном состоянии, лёжа на надёжном матрасе, Миньярду показалось, что он падает, поэтому и только поэтому он ухватился за чужую голову. Не потому, что не хотел, чтобы Нат не отстранялся от него ни на сантиметр, не потому, что хотел снова запустить пальцы в эти восхитительные мягкие рыжие волосы. Нет. Он просто держался за то единственное, что связывало его с реальным миром. За своего лиса. За своего оборотня. За своего Натаниэля, который горел в его руках. Кевин в немом ахуе вглядывался в щелку неосмотрительно незапертой двери, пытаясь думать о травке и цветочках, только бы не залиться краской, как помидор. Он просто оказался крайним, пока Аарон проверял своего неожиданного подопечного, и его послали невинно проверить, не перерезали ли эти неуравновешенные психи друг другу глотки. Если вид голого брата Кевин мог переварить так же легко, как отборную водку, то кадр с голым братом, восседающем сверху на Эндрю, который целовал ранее упомянутого брата с таким жаром и желанием, словно до конца света оставались считанные секунды, мирно лицезреть было просто выше его полномочий. Бесшумно прикрыв эту несчастную дверь, стараясь не издавать ни единого звука, нападающий ухватил за руку пока ещё не сломавшего себе психику Аарона, который решил проверить, всё ли хорошо. Прежде чем переварить и принять увиденное, Кевину нужно было крепко выпить. Разнимать двух близнецов сейчас он был просто не в состоянии, поэтому, не позволив Аарону заглянуть в успешно заделанную щель, нападающий утянул его обратно к дивану с Жаном. — Помирились? — взволнованно уточнил Моро на французском. Санта Барбара этих двух проблемных придурков стала для него личным телесериалом, пока ему не позволяли даже конечностями шевелить без лишней нужды. — Даже слишком помирились, — мрачно отозвался Кевин на том же языке, так и не отпуская руку Миньярда. Он бы очень хотел это развидеть, но уже, к сожалению, не сможет. Эта картинка будет преследовать его в самых живописных кошмарах до конца времён.