***
Пустота. Серая диссоциация, пробирающая буквально каждый нерв, каждую клеточку тела. В какой-то степени Натаниэль даже радовался, что именно мертвая апатия стала финальным блюдом этого эмоционального пира, пересилив страх, разочарование и пробирающую до костей тоску. Когда-то, по ощущениям несколько жизней назад, Эндрю рассказывал парню о наркотическом препарате, щедро выписанном ему судом при содействии купленной лечебницы. Главная фишка этой чудотворной химозы заключалась в том, что любые чувства и реакции на внешние раздражители выдавал не ты, а наркотик внутри тебя, пока в глубине, в настоящих остатках былой личности, расстилался штиль, непроницаемый барьер, который было ни переступить, ни перешагнуть. После избавления от препарата от тебя остаётся лишь тень, пустая оболочка от когда-то живого человека, словно твой разум так и остался в радужной прострации, только вот тело пребывало в аду. Наркоман без желанной дозы, уже преодолевший ломку — идеальное описание нынешнего состояния Веснински. Кажется, когда он проснулся нынешним утром на диване в гостиной Жана — лежать в обнимку с братом он просто не мог, поэтому свалил еще ночью — на автомате перекинулся и даже не вздрогнул после испуганного возгласа Хэммика, перед глазами которого промелькнула неожиданная обнажёнка, то просто, прям в чём мать родила, доплёлся до своей комнаты и нацепил последнюю чёрную футболку из своего неприкосновенного запаса. На ней не оказалось принта, остроумной надписи, да и в принципе какого-либо дизайна. Она была совершенно обычной, предатель среди своих красноречивых собратьев, но, видимо, именно такие футболки Нат должен был закупить с самого начала, как и советовал Эндрю. Быть может, именно голкипер тогда и подбросил в чёрную гору абсурда единственный адекватный вариант. Теперь это уже не имело совершенно никакого значения. Незаметно прокравшись на кухню, парень открыл холодильник, посмотрел на каждого кандидата своего будущего завтрака с усталым интересом, но внезапно ощутил какой-то непонятный ком в горле — сквозь него чисто физически было невозможно протолкнуть даже крохотный комок пищи, поэтому он сменил свой первоначальный маршрут и завалился на блевотно-оранжевый диван, с которого не вставал до самого вечера. Пару раз на его личную вечеринку наведывался Моро, но любые попытки неловко завязать разговор пресекались едва слышным «не сейчас, Жан». Даже не Багет, Наполеон или… брат. Просто формальное имя, которое француз не слышал от младшего уже долгие-долгие годы и даже успел позабыть, как отстраненно может прозвучать подобное обращение из уст всегда такого колкого и саркастичного Дьявола Эвермора. Единственным, что не усугубляло и так слегка расшатанное долгими волнениями за брата ментальное состояние защитника, было скромное наблюдение того, что Натаниэль не предпринимает даже ленивых попыток добраться до своего телефона, ведь стоит только взглянуть на первые заголовки новостей, выложенные за ночь, как сразу найдешь ядовитую стрелу, которая может пробить небезосновательно высокое самомнение Веснински на поражение. Дело в том, что люди слепы, жалки и мелочны, и больше всего они боятся того, чего не понимают. А за страхом верной подружкой всегда следует ненависть. Сложно, скрипя зубами, признавать чьё-то высокое спортивное мастерство, проще всего сказать: «Натаниэль Веснински — оборотень! Маг! Главная тайна крышесносного успеха золотого защитника раскрыта! И не стыдно на себя в зеркало смотреть после такого обмана?» И этим заголовкам верят. Верят, моментально разочаровываются в своём спортивном кумире. Верят, неосознанно втаптывая в грязь годы, которые рыжий бес провёл, роя носом пол корта. Верят, действительно намереваясь кинуть с трибун в Веснински камень с выведенной красным маркером надписью «чудовище». Верит один, верит второй, верит целая толпа. Вот и Жан верил, только вот не в безвыходность сложившейся ситуации. Он верил, что всё ещё можно невероятным образом исправить, повернуть злополучные события вспять или же достучаться до мира, до СМИ, до фанатов, но… сейчас он даже до родного брата достучаться не мог, какие там покорения гор, когда первый же камень под ногами кажется огромным валуном? Кевин отнёсся к всплеску депрессии младшего брата как-то более… спокойно, что ли? Нет, буря обоснованных волнений и терзаний, разумеется, поджигала его изнутри, как спичка керосиновую бочку, но он знал, что Нат сейчас нуждается в заботе немного другого рода. Рыжему бесу был необходим пинок, окрыляющий всплеск мотивации, а не журчания в стиле курицы-наседки: «покушай», «вставай с дивана, а то пролежни заработаешь»… Весь этот день Дэй посвятил увлекательному совокуплению с рефератом по истории, хотя мысли вертелись совсем не вокруг дат и имен древнегреческих завоевателей, а вокруг общественного недовольства в сторону ничем не повинных оборотней и неподдельного ужаса в глазах младшего брата в момент, когда они отгородились ширмой от остального, кишащего неудобными вопросами автобуса. Это он не забудет никогда. И не простит себе то, что так и не смог вселить уверенность в младшего, которого должен был защищать, как и тот его десятки раз до этого. Его тихая пытка прекратилась вместе со звоном напоминалки на телефоне, услужливо оповестившей его о дополнительной тренировке. Парень наконец размял закостеневшие плечи и мысленно прикинул, куда завалились спортивные футболки и махровые полотенца, и тут неожиданно вспомнил, что последние несколько часов делил комнату со своим притихшим соседом, который не давил, не спрашивал о больном, да и в принципе не отсвечивал. Он просто был там, рядом с Кевином, листая толстый учебник по анатомии с простым карандашом наперевес. — Аарон? — негромко позвал Дэй, будучи не до конца уверенным, о чём конкретно он хочет поговорить. — Да, фанатику пора идти играть в стикбол, я слышал, — откликнулся блондин, даже не отрываясь от своей книги. — Думаю, нам с Натом и Жаном придётся добираться пешком, ведь Эндрю уехал и… — Ого, поразительное внимание к деталям, Шерлок, — прервал его защитник на полуслове в своей привычной колкой манере, — но одну деталь ты всё-таки упустил. Кевин уставился на парня немигающим взором, интересуясь одними глазами — «какую?» — Псина сегодня не составит вам компанию, — раскрыл основные карты Миньярд, сопровождая это хриплым невесёлым смешком, — вам даже совместными усилиями не оторвать его от дивана, к которому он прирос. — С чего ты взял? — конечно, Кевин тоже этого опасался, но когда его мрачные догадки оглашали так, прямо в лоб, как данность, это заставляло второго номера действительно усомниться в своих силах. — Потому что я знаю, каково это — потонуть в своих пороках настолько глубоко, что уже и не хочешь цепляться за руку, которую тебе протягивают, — признался Аарон так легко, словно воспоминания о собственном подавленном состоянии не заставляли его болезненно морщиться и чувствовать фантомную пульсацию в местах, где кулаки Тильды встречались с его тогда ещё не окрепшим телом, а вены на руках — чесаться от давно исчезнувших следов уколов. Ему было совершенно фиолетово на душевные терзания Веснински, ну, точнее, так звучала официальная версия для окружающих, но, к его огромному сожалению, один высоченный нападающий готов в лепёшку разбиться ради благополучия своего, на минуточку, не кровного брата, а за него Миньярд теперь мог переживать не втихую, внутренне сокрушаясь из-за количества драматизма в чужом поведении, а на официальных основаниях, на правах… на правах кого? Друга с привилегиями? Ну, на первое время сойдёт, звучит вполне уместно. С этим они разберутся позже. — Кев… — Аарон с непонятной тоской наблюдал, как нападающий низко опустил голову и даже не суетился из-за неумолимо приближающегося времени выхода на тренировку. Он просто сидел на краю этого несчастного стула, облокотившись локтями на колени, и с остервенением изучал запачканный пылью и неудачно пролитым Аароном энергетиком ковёр, словно на этом клочке синтетики раскинулось Ледовое Побоище в натуральную величину. Миньярду определённо не нравился такой Кевин, без привычной бравады и запала в зелёных глазах. Значит, будем вправлять мозги, но не розовыми соплями и утешениями, а по старинке, кувалдой. — Да, почти все скелеты Веснински силком выволокли из шкафа, и это стало народным достоянием, и что теперь, сядем и умрём? — если буквально минуту назад они общались тихо, почти шептали, то сейчас Миньярд чуть ли не стены своим пылким тоном сокрушал, потому что по-другому было не достучаться. — Хорошо, даже тупому очевидно, что псине сейчас паршиво, и она будет кусаться, если её потревожить, но это не значит, что ты должен хандрить и превращаться в лужу. Иди на свою тренировку, попсихуй на мячи и сломай пару клюшек, но возвращайся сюда… ко мне, — пересилив неловкость, дополнил защитник. — С остывшим умом и нормальным настроением. Тогда я поделюсь своими идеями, как тут ещё можно что-то поправить и не позволять и дальше скатываться в пизду. Меня слышно? Аарон ожидал какого-нибудь сиплого «угу» или, в худшем случае, милостивого пожелания направиться со своими благими намерениями в путешествие по живописным местам, но реальность накрыла его обжигающей волной только когда чьи-то сильные руки оторвали парня от матраса и прижали к себе, параллельно с разбитым выдохом обнимавшего. — У тебя и правда есть идеи, как дальше быть? — с лёгким неверием и… трепетом уточнил Дэй, самодовольно замечая, как напряжение из-за внезапного «нападения» покидает Аарона, возвращая ровность осанки и осмысленность движений. — Вот прилип, блин, — с напускным недовольством фыркнул блондин, хотя Кевин был тёплым (скорее горячим), а объятия ощущались правильными, пускай и немного гейскими. — Конечно, у меня есть идеи, — Миньярд слегка отстранился, но только для того, чтобы приподнять анатомический пылесборник и явить на свет мобильник со включённым экраном, транслирующим какую-то красочную статью — все эти несколько часов мысли защитника были заняты далеко не своим медицинским будущем. Сказать, что Кевин пребывал в лёгком шоке — это ничего не сказать. Сам Аарон — если твою псину собьёт машина, за рулём буду я — Миньярд потратил полдня, если не больше, на поиск информации и сбор полезных фактов только, чтобы помочь Нату? Серьёзно? Может, Дэй уснул за конспектом и бредит? Но парень, который хоть и не предпринимал никаких попыток обнять его в ответ, но при этом снова расслабленно уткнулся носом ему в грудь, ощущался очень даже реальным, да и с галлюциногенными веществами бывший Ворон никогда не баловался, хотя ситуация всё равно походила на абсурд. На приятный такой, самый желанный и сладкий абсурд. — Какой у тебя план? — Кевин несколько удивился лёгкому мандражу собственного голоса. — Значит, когда я зову тебя поиграть в плойку, мы фанатики — наша жизнь на корте началась, на корте и закончится, а когда… — пробубнил Аарон в чужую домашнюю футболку, но Дэй рывком оторвал его от своей груди, умоляюще заглядывая в ореховые глаза напротив. Сейчас он был готов даже на колени встать (и не только, чтобы воздать молитву богу; светловолосому такому, невысокому, с карими глазами), лишь бы этот упрямец наконец пролил свет на всеобъемлющий полумрак нынешнего положения дел. И пускай Аарон умело хранил интригу, не желая отдавать ценные сведения из своей умной головушки Дэю так просто, но когда он вообще умел противостоять этим огромным щенячьим глазам? — Ладно, — Миньярд нехотя признал своё грандиозное поражение. — Только выруби этот взгляд кота из Шрека, он напрягает. С охотниками и угрозами Мориям шавке как всегда подсобит легендарный британский дядя, а значит, исправлять вам нужно только волны хейта, которыми люди сейчас щедро поливают Веснински чисто из-за своей тупоголовости и незнания. Найдите с Наполеоном кого-то, кто действительно разбирается в оборотнях, но при этом не мечтает запустить им серебряную пулю промеж глаз, и пускай этот кто-то несёт просвещение в массы, доказывая, что псина так искусно управляется с клюшкой не из-за пугающего колдовства, а потому что любит выёбываться, а чтобы выёбываться, нужно усердно практиковаться, чем он, не забудьте упомянуть, и занимался большую часть своей никчёмной жизни. Вуаля, проблема решена. Это звучало очень даже хорошо, но главное — реалистично. Кевин судорожно пробежался по широкому списку своих знакомых в попытке вспомнить кого-нибудь более или менее подходящего на роль народного «просветителя», но, как на зло, ни знатоков оборотней, ни кого-то, помешанного на мистике, а не на экси, в его ментальном складе монотонных имён и тусклых лиц не находилось. Но это всё равно было куда лучше, чем ничего, и благодарить за намётки будущего плана следовало не Небеса, а маленького парня, захваченного в кольцо его натренированных рук. — Спасибо! — восторженно выдохнул Дэй и, нисколько не заботясь о последствиях, целомудренно поцеловал Аарона в щёку. — Спасибо! — теперь в уголок рта. — Спаси… — договорить нападающему не позволили требовательные губы, резко захватившие его собственные — Миньярду очень не нравилось, когда его возбуждали и не давали. Кевин не видел смысла противиться спонтанному порыву, которому сам и послужил причиной и, хитро усмехнувшись в поцелуй, пригвоздил защитника к кровати, но не давил, разрешая тому брать всё, что его душа пожелает. Он же обещал, верно? Если в момент того легендарного недопоцелуя в Райских сумерках алкоголь знатно ударял по мозгам им обоим, и туманная дымка неизменно возникала перед мысленным взором, когда кто-то из них пытался вспомнить детали, ощущения или даже банально обстоятельства, то сейчас всё происходило в трезвом уме и в светлой памяти, отчего становилось ещё более ценным и желанным. Под влиянием обжигающих губ и длинных пальцев, которые Дэй, не стыдясь, запустил под чужую растянутую футболку, очерчивая рельеф пресса и изгибы слегка выступающих рёбер, Аарон становился мягким и податливым, как пластилин. Миньярд просто не мог не просить большего, настойчиво раздвигая губы бывшего Ворона языком и проходясь по линии ровных зубов, чувствуя лёгкую толику самодовольства от того, что ему беспрекословно это позволяли. Кевин Дэй, та самая королева драмы с вечно напускным самодовольством и гордостью, сейчас растекался над ним в ничто, разве что не урча, как ласковый кот. К сожалению, всё закончилось слишком быстро. Руки из-под его одежды пропали, оставляя после себя неприятный, тоскливый холод потери, а сам Кевин ещё раз напоследок прикусил его нижнюю губу и отпрянул, освобождая защитника из ловушки, в которую почему-то очень сильно хотелось возвращаться снова и снова. Аарон так и остался задыхающимся, возбуждённым месивом на расправленных простынях, тогда как Кевин невозмутимо откинул спутавшуюся чёлку с лица, облизнул губы, на которых блестели капельки чужой вязкой слюны, и бросил тихое, но решительное: — Я всё равно попробую. Миньярд далеко не сразу смог понять, что нападающий так отчаянно вознамерился попробовать, но когда мысль всё-таки его догнала, парень снисходительно покачал головой, не желая обламывать, но и не в состоянии промолчать. — Он тебя пошлёт. Кевин на это лишь легонько пожал плечами. — Не в первый раз и… — его рот тронула невесёлая, но удивительно искренняя и теплая улыбка, — к сожалению, не в последний. Я схожу на хуй столько раз, сколько потребуется, если в итоге получу нужный мне результат. «Ну сходи, сходи» — внутренне хмыкнул защитник, нисколько не смущаясь логическому продолжению собственной реплики, — «тебя там всегда ждут». Кевин подхватил спортивную сумку, перекинул её через плечо и выскользнул из комнаты, оставляя Миньярда наедине со своими противоречивыми размышлениями и… как бы неловко это не прозвучало, с небольшим, но ощутимым стояком. За что боролся, на то и напоролся, но, боже, почему внутри всё скручивалось и трепыхало просто от короткой цепочки горячих поцелуев, на минуточку, с парнем? У Аарона всё ещё оставался к себе приличный список неудобных вопросов, на которые ему только предстояло найти хотя бы немного обнадёживающие ответы. Но одно блондину было ясно, как день — во всём этом сомнительном восторге был виноват чёртов Дэй и грёбаное гейское проклятие, свалившееся на его захудалую семью.***
Натаниэлю не было скучно, вовсе нет, он даже не пытался найти себе краткосрочное развлечение, слишком погружённый в глубокую меланхолию, в которую сам же и загонял себя весь мимолётно пролетевший день. Часы сменяли минуты, из открытой двери на кухню уже просачивались струйки рубинового света от яркого закатного солнца. Сколько он уже изображает из себя неподвижное полено? День, месяц, год…? Вся суть заключалась не в том, что у Веснински была плохая память, просто сейчас время буквально утекало сквозь его пальцы, а стрелки на маленьких настенных часах расплывались перед глазами, представляя из себя мутные, неопределённые силуэты. Не то, что бы ему вообще было дело до времени. Чтобы парень хоть немного приподнял голову из тотальной дереализации, его пришлось окликнуть четыре с половиной раза. Иронично, что раньше Нат мог распознать шелест чужих шагов за милю, а сейчас перед его носом можно было палкой по кастрюле стучать, он бы и бровью не повёл. Ему просто было глубоко насрать. На всё. Совсем. — Ну чего тебе, Кевин? — Натаниэль скучающе поднял взгляд на замершего над его пригретым диваном брата, искренне недоумевая, что в заявлении «сделайте вид, что меня не существует» было непонятного. — Тренировка, — оповестил его Дэй, не растрачивая моральной энергии на очевидные подробности. «Ты идёшь?» — так и осталось не высказанным, но Веснински и не требовалось разжёвывать всё на кусочки. Тихий голос в голове подсказывал, что Кевин уже заранее знает ответ, но всё равно упрямо донимает его, не боясь получить от ворот поворот. Ох, милый, милый Кевин, своим умом не дошёл, что трогать загнанное животное небезопасно? Как для тебя, так и для животного. Значит, придётся демонстрировать наглядно и во всех красках. Вот что-что, а пугать своими животными припадками агрессии Веснински умел превосходно. Примеров для подражания в жизни было даже слишком много, чтобы не почерпнуть у них знания и умения, а потом не преобразовать во что-то своё индивидуальное. — Поздравляю, — категорично выплюнул Натаниэль, но спустя паузу нехотя добавил, — удачно потренироваться. — Нат… — маска показного позитива треснула и спала с чужого лица, обнажая щемящую тоску и… жалость. Ошибка номер два. — Идём со мной и Жаном. Тебе нужно отвлечься. Невероятно, но в душе Веснински впервые за последние несколько часов поселилось что-то кроме всепоглощающей пустоты и яростно подавляемого страха. Вот только это была не благодарность за заботу и не привычная при общении с кем-то из старших братьев теплота. Злость. Что может быть хуже того, когда тебя все ненавидят? Верно, когда тебя все жалеют. Это рыжий терпеть был точно не намерен. — Я сам решу, нужно мне отвлекаться или нет, — в голосе Натаниэля промелькнули рычащие нотки. — Не думаю, что без моей бесценной компании ты не попадёшь мячиком по воротам, а если это так, то у меня к тебе есть пара вопросов. Под потоком пассивной агрессии младшего Кевин сдулся, как порванный воздушный шар. Именно об этом предупреждал его Аарон? Да, похоже на то, но не в правилах Дэя было сдаваться после первой захлопнувшейся двери. В конце концов, он так же не был обделен упрямством. Они ведь с Жаном и Натом братья. Решив сначала сделать, а потом уже заботиться о возможных болезненных последствиях в физическом и моральном плане, парень схватился за ноги Веснински, скидывая их с дивана, чтобы затем мягко опуститься на освободившееся место. Взглядом, которым Натаниэль его одарил, можно было заморозить ад. Но теперь их глаза находились примерно на одном уровне, и это было правильнее, привычнее, словно пропасти, прорытой рыжим бесом между собой и обеспокоенными братьями за прошедшие сутки, никогда и не существовало. — Нат, — Кевин попытался начать сначала, игнорируя первую неудачу, как противный комариный писк в летнюю ночь, — я поговорил с Аароном насчёт всей этой ситуации и… — Ого! Поговорил с Аароном? Невероятно! — восторженно выкрикнул Веснински, всплеснув руками, пока на его губах растянулась широкая, слишком широкая улыбка. — Ну теперь-то всё точно будет хорошо! Сейчас Аарон взломает Пентагон и сотрёт все видеофайлы и статьи про мою «чёрную магию» в мире экси одним нажатием кнопки! Как же мне теперь его благодарить? Могу «поколдовать», обернувшись лисом, и облизать ему ноги. Этого достаточно, как думаешь? Или он захочет воротник из моей шкуры? — Откуда ты…? — Кевин несколько растерялся, будучи полностью уверенным, что в изоляции от телефона Натаниэль ещё не успел насладиться всеми прелестями хейта и «разоблачений» в свою сторону, но, видимо, он крепко недооценил своего младшего брата. Снова. — Подожди! — парень почувствовал первые волны паники, но отчаянно их подавил, не желая отступать, когда брат хоть и через задницу, с криками и острым сарказмом, но всё-таки пошёл на контакт. — Ну ты же сам понимаешь, что эти статьи — просто отмороженный бред. Ты — тот, кто пахал днями напролёт, чтобы добиться результата, который сейчас имеешь. Ты — лучший защитник прошлого года из всего первого дивизиона, по мнению СМИ. Ты… Ярый монолог Дэя прервался тихим, сдержанным смехом с другого конца дивана. Натаниэль сидел, обнимая себя руками, пока его тело мелко содрогалось в порывах редких смешков. И вот сейчас нападающий наконец понял, насколько он только что проебался. Напоминая о былых достижениях Ната, он собственноручно забил в крышку чужого гроба последний гвоздь, потому что в данный момент эти самые достижения втоптали в грязь без каких-либо шансов на восстановление. Это всё равно, что с лицемерной улыбкой заявить больному раком: «Да не парься ты так, всё заебись, раньше же был здоровым, чего сейчас киснуть?» Кевин низко опустил голову, поражаясь собственному слабоумию, Натаниэль же, напротив, воскликнул звонко и радостно, всё ещё с оттенком былого самоуничижительного веселья: — Да, Кевин, я молодец, спасибо! Ты очень мне помог, примерно в той же глубочайшей степени, что и Аарон, а теперь… — выражение обычно такого красивого и насмешливого лица разом потемнело, заострённые клыки пробились из-под верхней раздраженно дёрнувшейся губы, зрачки сузились и вытянулись по вертикали, походя на кошачьи. Боже, как же он злился… — катись на свою тренировку и передай массам — если ещё хоть кто-нибудь попытается со мной заговорить, я докажу, что «чудовище» — это просто невинный комплимент, который даже близко не передаёт моей сути. Ты думаешь, что наша некровная связь что-то для меня значит? Ох, что же он несёт? Неужели, Нат не может просто заниматься самобичеванием в одиночестве, не приплетая к своим заскокам семью? История повторяется. Сначала его необдуманные слова вскрывают старые травмы Эндрю, а сейчас он намеревается заставить Кевина презрительно морщиться каждый раз при виде своего младшего брата. Так искусно разрушать осколки своей бесцельной жизни нужно ещё уметь. Одной стороной мозга он всё это понимал, но… остановиться уже просто не мог. Слова лились из его рта, как из пробитой плотины. Что ж, если рушить… то до основания. — Мне не нужна твоя жалость, забота и попытки что-либо исправить, Дэй. Меня не нужно чинить, услышал? Теперь настала очередь Кевина смеяться, превозмогая режущую внутреннюю боль. Его задевал отнюдь не посыл слов рыжего беса, не сомнения в их крепкой братской связи, не потаённый страх, который нападающий полностью понимал и в своё время даже успел привыкнуть к нему, как к игре правой рукой, нет, нет, нет и ещё раз нет. Ему было больно от того, что Натаниэль сдался, решил пустить лавину разрушений на самотёк, но не позволять близким вытащить его на поверхность, как это в прошлом неизменно делал для них он сам. Его младший брат, вечно кричавший о том, что нельзя сдаваться и всё ещё впереди… сам вышел на эшафот, нацепил на свою шею петлю и делал шаг вперед. — Чинить? — тихо переспросил Кевин, заламывая пальцы на руках, чувствуя, как внутренности режет острой бритвой. В этой битве он заведомо был проигравшим. Эмоциональная шкура слишком уж тонкая, а язык Ната слишком уж ловкий и ядовитый. — Да что там чинить? Ты уже стёр всё в пепел. И с этими словами парень поднялся с дивана, на автомате разгладил складки на командном оранжевом бомбере и направился к выходу из квартиры. У самого порога он всё же затормозил, с тоской оглядываясь на брата, который вновь вернул ноги на прежнюю позицию и опустошённо прикрыл потускневшие синие глаза. Раньше Нат бы скорее камень с дороги проглотил, чем позволил кому-то увидеть себя таким — раздавленным, маленьким, обречённым, но сейчас… ему было просто всё равно. «Кусайся, сколько влезет, мне плевать, я тебя не оставлю» — пронеслось в мыслях у Дэя, когда тот наконец переступил этот многострадальный порог и с тихим хлопком прикрыл за собой дверь: «Поматерюсь, залижу раны, но я вернусь за тобой. Больше я от тебя не сбегу и не брошу. Никогда». Нат терпеливо дождался, пока Кевин покинет его гостиничные владения и, когда чудо всё-таки произошло, мгновенно распахнул глаза, приподнялся на локтях и притянул колени к сжатой тисками груди. «Возненавидь меня, пожалуйста, возненавидь меня, так будет намного проще, возненавидь меня…» — повторял он про себя, как мантру, пока сторонний голос не разрушил его концентрацию одним махом: — Ты, как погляжу, собираешься сделать всё на свете, чтобы остаться одному. Без друзей, союзников, отношений… Ай, смотреть противно. — И тебе привет, — мрачно откликнулся Веснински, даже не поворачивая головы в сторону раздражающего шума, — Аарон.***
От леса, обрамляющего песчаную неприметную дорожку с обеих сторон, веяло холодом и ароматами разнотравья, но прохлада сейчас только успокаивала. Эндрю и сам не знал конечную точку своего маршрута, уезжая из Пальметто просто, чтобы уехать. Шершавая искусственная кожа руля между сжатыми пальцами, синтетическая духота маленького салона, цветные пейзажи, мельком проносящиеся за тонированным окном — всё это всегда помогало ему успокоиться, вернуть хотя бы тонкие ниточки призрачного контроля. Но ключевое слово — помогало. На этот раз не помогло. Тишина и глубокая концентрация на дороге должны были притупить его разрушительные размышления, прогнать образы потухшего лица и огромных синих глаз, теперь не желающих даже мельком смотреть в его сторону. Но за эти почти сутки наедине с самим собой идеальную память заело, как испорченную шарманку. Каким бы несправедливым это не казалось, но на ум приходили исключительно счастливые, сладкие моменты, словно насмехаясь: «да, так было, но, благодаря твоему личностному дерьму, счастье оказалось разовой акцией». Стоило прикрыть глаза, как перед внутренним взором возникала колкая, насмешливая ухмылка, за которой, по своему обыкновению, всегда следовала идиотская шутка или звенящий, искренний смех. Вообще, когда Натаниэль улыбался, он словно начинал светиться изнутри, и одного взгляда на этот солнечный лучик хватало, чтобы все трудности и угрозы от мафии, задиристых вражеских нападающих и тёмных людей из прошлого разом меркли, становясь малозначимыми. А теперь… без его игривого лиса под боком абсолютно всё на этой планете сделалось малозначимым. Он вспоминал смех Натаниэля из прошлого, при том, что Натаниэль из настоящего потух, сгорел, как вспышка феникса в лучах заходящего солнца, и в чужой подавленности был виноват только один человек. Эндрю был этим самым человеком. Ну а сон в машине с трёх часов ночи до восьми утра стал настоящим проклятьем. Миньярд не просто видел воспоминания, разрывавшие его на части. Он не мог проснуться. И фантазия снова и снова показывала ему, как Натаниэль, будучи лисом, безмолвным, достаточно маленьким животным, всё равно защищал его даже от малозначимых угроз, поддерживал, просто был рядом, а потом… коридор у гримёрок, Кэти Фердинанд, ухмылка Рико… и так по кругу. Снова и снова Эндрю пытался вмешаться, сказать хоть что-то, банально пошевелиться, но ничего не выходило. На него смотрели эти опустевшие обреченные глаза без любых намёков на живые эмоции, а потом… Нат проходил мимо. Просто уходил, оставляя Эндрю одного в темноте. Щелчок зажигалки, новой зажигалки, которую ему «незаметно» подложил Веснински, устав наблюдать, сколько времени голкиперу требуется, чтобы достучаться до старой, прорезал тишину ночного леса, и вскоре уже от лица тёмной фигуры, прислонившейся к капоту автомобиля, потянулась первая струйка едкого дыма. Он даже не был уверен, где сейчас находится. Он просто ехал, останавливаясь на заправках, чтобы долить бензин, купить сигареты и изредка выпить кофе. Блондин сворачивал, не глядя на указатели, а потом ехал, ехал, ехал… сбегая. Эндрю нужно было отвлечься, потому что без единственной приятной ему компании в лице всего одного человека (человека, который больше не хочет его видеть) он начинал слишком много думать, а думать ему сейчас было никак нельзя. Он далеко не сразу заметил, как его рука предательски потянулась к заднему карману джинс и выловила на свет маленькую раскладушку раньше, чем он успел это предотвратить. Результат проверки журнала входящих был предсказуем, но отсутствие от абонента «Моя псина» каких-либо проявлений жизни всё равно кольнуло сердце тупой болью и вызвало обоснованное желание запустить бесполезный кусок металлолома в ближайшее дерево. Эндрю сдержался. Просмотрев несколько уведомлений о пропущенных звонках от абонентов «Запчасти», «Водочный магнат» и «Рене», он зацепился взглядом за пару входящих сообщений, присланных с незнакомого номера. Обычно Миньярд блокировал такие проявления внимания, даже не читая, но сейчас выдался совершенно необычный случай. Ему нужно было отвлечься. Хоть на что-то. Срочно. Иначе он уедет на Западное побережье к чёртовой матери. Парень зашёл в нужный раздел, пробежался по мелкому тексту глазами и… его сердце остановилось. «Скучал, Энди?» Эндрю с трудом подавил надсадный испуганный вопль, понимая, что паника нисколько не поможет ему принять правильное решение, а только усугубит и так плачевное положение дел. Но прочитав следующие сообщения, он крепко пожалел о том, что ранее не закричал, потому что теперь голос просто пропал. Потух в его горле, так и не дойдя до голосовых связок. «Я глубоко разочарован в нашей братской любви» «ЭйДжей, ты же знал, что я шесть лет назад ушёл из армии, чтобы охотиться на оборотней? Так почему же и не рассказал своему горячо любимому старшему брату, что у тебя под боком поселился такой алмаз» [изображение] На мутной фотографии было непросто разглядеть основные детали и подробности, но рыжие волосы, тёмная траурная одежда и сигаретный дым, вылетавший в чуть приоткрытую форточку, мгновенно бросались в глаза и пресекали на корню любые сомнения о тайне личности изображённого. Рядом с Натаниэлем на подоконнике замер ещё один человек, точнее, в объектив попали только серые рукава спортивной куртки и подтянутая к груди нога, но своего близнеца Эндрю мог узнать даже по оторванным кускам. Вслепую. Только на этом ужасы не заканчивались. «Как думаешь, сразу их пристрелить или предложить развлечься?» «Этот мальчик очень хорошо выглядит, да и твой брат кажется очень милым» «А может, и ты согласишься составить нам компанию?» «Чего ты хочешь?» — на автомате напечатал Эндрю, пытаясь совладать со сбившимся дыханием и унять нервный тремор на кончиках пальцев. Он должен быть сильным. Его брат и Нат живы. Пока живы. И Миньярд обязан сделать всё, что в его силах, и ещё немного больше, чтобы эти двое оставались в безопасности. Ответ прилетел мгновенно, словно собеседник, как дурак, сидел в обнимку с телефоном и только и ждал, когда умело заброшенная наживка клюнет. Ну, к его счастью, ждать пришлось не особенно долго. «Ты и сам это отлично знаешь» Да, Эндрю знал. Он, блять, невероятно, как знал, и просто неописуемо хотел высказать весь поток матов и угроз, юлой вертящихся у него на языке, но… он не мог. От выбора его слов сейчас зависят сразу две жизни. Две самые дорогие для него жизни. В конце концов… это была целиком и полностью его вина, а тот факт, что первым до дорогой шкуры Натаниэля добрался не случайный охотник, который пристрелил бы лакомую добычу из снайперки, даже не дрогнув, а его старый «знакомый», можно было считать подарком Небес. Если это хоть немного искупит его всеобъемлющую вину перед Натаниэлем, если от одного взгляда в голубые омуты напротив ему не станет мерзко от самого себя, если это и есть последствия, на которые он сам же и обрёк их поёбанные жизни, то выбор его дальнейших действий уже давно предопределён. К тому же… ему просто нужно немного времени, а также, чтобы брат и лис не находились в прямом смысле на грёбаном прицеле. В этот раз лучше он сначала прыгнет, а потом уже проверит, успел ли надеть парашют. «Знаю» — отправил он на одном дыхании, лихорадочно думая, выкидывая недокуренную сигарету и садясь за руль. «Я согласен»***
Натаниэль принципиально не смотрел в сторону приближающегося объекта, но когда чужое присутствие стало ощущаться подозрительно близко, всё-таки развернул свой лик к свету и осуждающе уставился на Миньярда, нависшего над ним, словно туча над поляной. На первый взгляд, лицо защитника казалось непроницаемым, но до ледяного фасада брата ему было, как пешком до Аляски. Уголок рта презрительно подрагивал, ореховые глаза сощурились и метали молнии. Кажется, кто-то расстроен, что его парня со всей нежностью и любовью послали на хуй, какая жалость. — Мой тебе совет, Веснински, — блондин сложил руки на груди, но даже не попытался отвоевать себе место на диване, полностью разнясь с недавним поведением Дэя. В отличие от первого, он не хотел быть с Натом на равных, он предпочитал взирать на свернувшееся тело бывшего Ворона свысока. — В рот можешь класть, что угодно, но следи за тем, что из него вылетает. — Остроумно, — похвалил Натаниэль, желая поскорее отправить придурка вслед за его предшественником и снова смиренно погружаться в пучину самобичевания. Почему его просто не могут оставить в покое? — Умную мысль высказал? Горжусь. А теперь свали в абстракцию. Но Аарона так легко было не пронять. Привыкнув делать всё исключительно назло, подпитывая своё самолюбие приступами чужого негодования, он только косо ухмыльнулся, а после сообщил Нату то, к чему он, честно говоря, был слегка не готов. — Мне не жалко тебя. Вот прям совсем. Это был твой проёб, твоя личная ошибка. Во всем этом дерьме виноват исключительно ты сам. Даже не Рико и не Фердинанд, а только ты, твоя вспыльчивость и необдуманность. Но ведь всегда проще найти хотя бы ещё одного виноватого, не так ли? Начать игнорировать Эндрю, который тебя буквально на руках носил, скалиться на людей, единственное желание которых — это хотя бы на дюйм приподнять твою псиную морду из клоаки… Обвинить весь мир и жалеть себя, а ещё… — Замолчи! — горькая правда не просто резала глаза. Она отправляла эмоциональный фон рыжего беса прямиком в нокаут. Другие не хотели говорить ему эту правду, возможно, боялись или считали, что Веснинки ещё не был готов к ней в полной мере, или попросту не видели этой правды, но не Аарон… Его мотивы оставались для Ната великой загадкой, и это… неимоверно бесило! — Какова твоя цель? Посмеяться? Ну давай, тут клоунов сейчас хватит на целый цирк. Аарон неопределённо пожал плечами, отвечая этим коротким жестом сразу на всё. Цель? Да сам пока не определился. Посмеяться? Возможно. Мы ведём себя, как клоуны? Ну, говори за себя, это ты у нас рыжий и кудрявый, только поролонового носа не хватает. Блондин попытался сделать вид, что все его последующие слова были чистой импровизацией, но на деле он уже с десяток раз прокрутил каждый предсказуемый исход развития событий у себя в голове и прикинул, как пробить эту шаткую кирпичную стену, ну а псина не разочаровала, не представляя своими ответами совершенно ничего оригинального. — Знаешь, твоя обида на каждый встречный куст никак не влияет на наши с тобой отношения. — Отношения? — Нат неестественно широко округлил синие глаза. — Так мы с тобой в отношениях? Почему же раньше молчал? И что, когда свадьба, ресторан, букет бросать будем? М-да, клоунов действительно хватало на целый цирк, но чтобы понять дебила, нужно думать и действовать, как дебил, что Аарон делать был определённо не намерен, но обстоятельства, к сожалению, обязывали. В конце концов, вся эта ситуация его уже знатно затрахала. Брата не было дома уже почти сутки, а Кевин слонялся, как побитый щенок, что не сулило ничего хорошего. Если остальные собирались потакать этой псине… Увольте! Он играть в это не собирался. — Говоря про отношения, я имел в виду их отсутствие, — сдержанно выдохнул защитник сквозь зубы, но затем продолжил куда более уверенно. — Сам не задумывался, почему ты всё ещё со мной разговариваешь? — Потому что мне слишком лень вставать с дивана и вышвыривать тебя за шкирку в форточку? — невинно предположил Веснински. — Нет. Потому что тебе не хватает полномочий причинить мне боль. Ни во что не ставя усилия своих захудалых сообщников, ты делаешь больно им, а через них и себе. Мне плевать на тебя со Статуи Свободы. Можешь даже позвонить Морияме, — выражение чужого лица презрительно скривилось от упоминания этой злополучной фамилии, но Миньярд намерено это проигнорировал, — и предать огласке хоть всю мою тёмную биографию. Это не будет предательством, ведь мы с тобой ничего друг другу не обещали. Улавливаешь смысл? Ты злишься на хейт от фанатов, но люди никогда и не обещали тебя любить, они делали это просто потому, что хотели, или, к чему я более склонен, от скуки и безделья. И я также сейчас говорю с тобой не из-за братского долга или, как в случае моего слепого близнеца, не из-за необдуманной симпатии, а тоже от грёбаной скуки. Ты не гонишь меня, потому что не боишься разочаровать. И ты выслушаешь меня, потому что тебе абсолютно нечего терять. Натаниэль молчал около минуты, позволяя глубине речей этого придурка накрыть себя с головой. Каким-то невероятным образом каждое случайно брошенное слово попадало прямо в яблочко, и впервые за весь этот бесконечно долгий день парню хотелось не прогнать навязанного собеседника взашей, а продолжить разговор. Он огрызался на братьев лишь для того, чтобы выражения их разочарованных потухших лиц разрезали его нутро и ослабляли ненависть к себе из-за собственной неосмотрительности. Он морозился от Эндрю, потому что хотел отгородить его от жизни с ним, жизни с «чудовищем», и цеплялся за обещание, которое голкипер по сути и не нарушал. Ну а Аарон… он только что озвучил все эти невероятные открытия вслух, и теперь Веснински чувствовал себя просто законченным идиотом и мудаком. — Покурим? — внезапно предложил бывший Ворон смиренным, поникшим голосом, потупив взгляд, словно и правда был разнесшим всю квартиру псом. Только опущенных ушей и поджатого хвоста не хватало. Аарон удовлетворённо хмыкнул, признавая свою безоговорочную победу. — Хочешь прожигать свои лёгкие? Валяй. А я посижу рядом и понаблюдаю. Они разделили подоконник общей гостиной в умиротворяющей тишине. Аарон подтянул колено к груди и смотрел на сияющие россыпи первых маленьких звёзд, пока Нат быстро чиркнул зажигалкой и втянул в себя пары живительного никотина. Когда сигарета дотлела до фильтра, а на небе показался лик убывающей луны, Миньярд тихо вздохнул и заговорил о том, что далеко не все статьи в интернете призывают к тому, чтобы пробить Натаниэлю голову о застывший бетон, некоторые выражают к его способностям искренний интерес; о том, что нужно проявлять такую нетипичную для Ната осторожность, потому что большинство охотников на оборотней придерживаются принципа — цель оправдывает средства; о том, что Веснински псина безмозглая, как же без этого? Только теперь в голосе «противного» Миньярда звучали насмешливые и саркастичные нотки почти без яда. Наверное, все дело было в том, что он почти шептал. Да, именно в этом. Натаниэль в свою очередь просто смотрел на защитника во все глаза, снова занимаясь своего рода самоистязанием, только куда более приятным. Пускай у Аарона было менее крепкое телосложение, вместо канадки практически белые волосы кто-то подстриг под шторы, и одежда не содержала в себе совершенно ничего чёрного, парень все равно был очень похож на своего близнеца. Хах, наверное, потому что они близнецы, не так ли? И Нат был готов признаться хотя бы самому себе, что он до невозможности скучал по Эндрю. Его отсутствие причиняло фантомную боль, словно зудела давно оторванная конечность. Только с Эндрю Нат мог быть настоящим. Только с Натом Эндрю мог быть живым. — Пялишься, — беззлобно осадил его Аарон со своего конца подоконника. — Смотри, чтобы глаза не выпали. Натаниэль невольно дёрнулся, словив потрясающее дежавю, а потом неожиданно рассмеялся, смутив своим приступом эмоциональности их обоих. — Тебя что-то рассмешило в моменте, где я рассказывал, что оборотням обычно срезают шкуры, а кровь собирают в пробирки, потому что думают, что она имеет волшебные свойства? — Да, просто умора, — Нат так и не смог прогнать остатки недавней улыбки со слегка оживающего лица. — Продолжай… пожалуйста, — он не хотел снова оставаться один, в тишине. Парень наконец-то желал не просто слушать, но и слышать. И Аарон продолжил говорить, а Нат продолжил внимать на самом деле достаточно рациональным вещам. К сожалению, они оба не замечали массивную тень в кустах кизильника и легкое мерцание линзы охотничьего бинокля.