Данная глава была написана в честь первого апреля и является лишь розыгрышем!
«Завтрак…» — уныло прогудела пухлая медсестра, даже не удосужившись войти в белую комнату с «особыми случаями». Обитатели этого места отлично знали, что отказ вылезать из постели — непослушание, а непослушание тождественно увеличению дозы антидепрессантов или приказу о дополнительных встречах с психологом Дэвидом, который, как уже успели узнать многие, не особо заинтересован в своей работе, потому что ему катастрофически недостаточно платят. Натаниэль надсадно зевнул и выгнулся дугой на своей распаханной, помятой кушетке, слушая хруст затёкшего за несколько часов сна на резиновом матрасе позвоночника. Ну, хрустнуло, значит, встало на место. Для него стало приятным открытием, что на этот раз его не связали простынями и не уволокли в изолятор с самого утра мрачные медицинские работники. Вероятно, накануне вечером он не ползал на четвереньках и не рычал на других пациентов, вообразив себя лисом. Настоящим, диким, вольным лисом, которого по нелепой случайности заперли в этом зоопарке, не позволяя бегать по кустам, вдыхая запах соснового леса, пока ветер треплет его шелковистую рыжую шерсть, а грязная река утоляет нагулянную жажду. Сегодня он чувствовал себя поразительно бодрым, что сильно контрастировало с его соседом, издавшим гулкий то ли всхлип, то ли стон перед тем, как поплотнее завернуться в продырявленные в нескольких местах больничные простыни. Из импровизированного кокона торчали только прямые пряди золотистых волос, на которых затейливо играли блики восходящего солнца из скованных железными решётками пластиковых окон. — Вставай, моя блондинистая принцесса! — пропел Веснински, элегантно, по его мнению, скатываясь со своей кровати и перемещаясь на самый край чужой, чтобы бесцеремонно отодвинуть тело другого «заключённого» поближе к стене. — Вчера мы поспорили, что на этом завтраке ты сможешь отлепить манку от тарелки. Уже сомневаешься в своих силах? — Я тебя ненавижу, псина, — жалобно промычали простыни, а потом наконец отлетели на другой конец комнаты, и парень, который ранее был в них завёрнут, попытался подняться, но из-за дезориентированности впечатался лбом прямо в рыжую досадную помеху на его великом пути. — Ублюдок. — От ублюдка слышу, — сладко проворковал Натаниэль, но в следующую секунду стеклянные синие глаза зацепились за одну пугающую деталь, и он разом напрягся всем телом. Синтетические бинты, надёжно оплетённые вокруг крепких запястий блондина, пропитались кровью и казались ослабленными и потрёпанными. Логический вывод напрашивался сам собой. — Эндрю! — Нат схватил парня за плечи и сжал куда сильнее, чем планировал, но тот даже не вздрогнул. — Ты опять ночью ковырял руки? Блондин бесстрастно встретился с обеспокоенным взглядом Натаниэля и выдал признание, как правдивую, саму собой разумеющуюся истину: — Они чесались. Нат сокрушённо вздохнул, пытаясь не разочаровываться в таком же безнадёжном случае, как и он сам. Он очень смутно и скомканно помнил своё прошлое до «заключения», но самые азы и базовые правила поведения в случае режущих травм остались. «А» — не трогай, само заживёт. «Б» — если потрогал, то дай ранам подышать и старайся больше не трогать, а то не заживёт. В данном случае на их долю, очевидно, выпал вариант «Б», поэтому без лишних предисловий Нат осторожно взял руку Эндрю в свои ладони и притянул запястье, от которого веяло слабым металлическим запахом, ко рту, чтобы подцепить узелок на бинтах зубами, в который раз сокрушиться, что у него нет настоящих лисьих клыков, и грубо разгрызть плотную ткань. Эндрю не сопротивлялся, наблюдая за действиями рыжего психа с ленивым интересом. Он не смотрел на открывшуюся кожу, отлично зная, что Нат сейчас щепетильно изучает вереницу старых бледных шрамов, отчаянно перекрытых новыми, глубокими, неприятно кровоточащими. Такие получаются, когда ты проводишь лезвием по запястью не с мазохистским медленным удовольствием, а рывком, разом, и кожа расходится, как сливочное масло под раскалённым ножом. — Ну ты и дурак, — прямо заявил Веснински, тыкая в кровавые корки указательным пальцем. — Нужно срочно обработать! С этими словами парень высунул шершавый язык и провёл им прямо по свежим ранам, окрашивая острый кончик в кроваво-красный и сильно сглатывая. Всё-таки человеческая слюна не сильно отличалась по своему составу от звериной и в качестве естественного антисептика вполне могла сгодиться, особенно за неимением других вариантов. Нат тщательно вылизал бледную кожу, уделяя внимание каждой мелкой царапине, а потом поднял глаза на замершего блондина и, сохраняя зрительный контакт, прижался к запястью мягким поцелуем. Вот тут уже показная невозмутимость Эндрю дала явную трещину, он рвано вздохнул и отдёрнул руку, прижимая её к своей груди. — Что ты делаешь? — ошарашенно спросил он спустя продолжительную паузу. Нат неопределённо пожал плечами, хотя нотки самодовольства от замешательства на красивом лице его соседа проскакивали в тусклых запавших глазах и в лёгком изгибе улыбки покусанных губ. — Да я и сам не знаю. Вроде бы это называется «привязанностью». — Отвратительно, — наконец заключил Эндрю и принялся заматывать руки обратно отточенными за годы «счастливой жизни» движениями. — Как-нибудь сделай так ещё раз. Натаниэль удовлетворённо прищурился. Завтрак они благополучно пропустили, поэтому теперь придётся глотать таблетки, представляя, что это рисовая каша. Ну а что, они такие же маленькие, круглые, все сходства на лицо. И почему эти таблетки называют «Ципра… Ципра что? Ципралекс!», а не «рисинки» или «белый горох»? Великая загадка, которую Нат пытался разгадать в моменты, когда шприц в шею лишал его способности двигаться, но не вводил в сладостную прострацию, оставляя голову противно-ясной и кишащей противоречивыми мыслями. — Точно! — парень дёрнулся, как громом поражённый, вспоминая о великой новости, которую он ещё не успел рассказать Эндрю нынешним утром. — Мне сегодня приснился такой потрясающе-яркий сон! — Предсказуемо, — кисло усмехнулся блондин, догадываясь, что заставило привычную темноту Ната без сновидений искриться неожиданными красками. — Тебе вчера ввели Психотомиметик, чего ещё ты ожидал? Нат словно не слушал, а если и слушал, то не слышал, слишком увлечённый перспективой поделиться последствиями экспериментов медиков над его неизбежно потерянной психикой. Уложив голову Эндрю на колени, Веснински дождался, пока защитная реакция парня на «вторжение» поутихнет и ноги под ним постепенно расслабятся, а потом начал вещать о своих невероятных ночных свершениях. — Короче, мне снилось, что я был лисом, настоящим оборотнем-лисом! Представляешь? А потом меня избили, и ты нашёл меня под кустом кизильника около общежития, где я когда-то давно учился, но это не ещё всё, потому что…***
Испугались? Пхахаха, с первым апреля вас, ребят. Эта часть магическим образом исчезнет, когда большинство из вас схватятся за головы и подумают над перспективой выхода из окна… Просто, ну как мы могли этого не сделать??? Не убивайте нас, лично мне смешно, Ане не смешно, вам, вероятно, тоже, а я ору, как чайка, потому что тоже псих. Короче, всех с праздником, новая (настоящая) часть уже на подходе, а пока идите промойте свои глаза святой водой💦😎 От Фишман. В смысле, АНЕ НЕ СМЕШНО?! Типа… моя мама рожала лидера! Конечно, я смеюсь, ведь написать такое на первое апреля было МОЕЙ ИДЕЕЙ! Ну серьезно, это же, мать вашу, лучшая шутка на первое апреля! Если честно, то я не написала здесь ни слова. Просто сижу и наслаждаюсь. Что же касается настоящей главы… Она выйдет через пару дней. Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Верно? Верно, верно… Ну я пойду (закадровый злобный смех)