Нежелезные дровосеки

Серёжа просыпается в сумерках от голосов на кухне. Слов не разобрать, но один из голосов женский. Серёжа только успевает подумать, что он даже выйти теперь из комнаты не сможет, когда замечает на светлой поверхности кресла тёмный прямоугольник. Встаёт – голова почти не болит и не кружится. На кресле, и правда, чистая, пахнущая утюгом одежда. Серёже даже неловко – свои футболки он не гладит примерно никогда. Серёжа быстро одевается, заправляет постель, приглаживает волосы – зеркала в спальне нет – и осторожно выходит. Говорят негромко. В голосе женщины слышно возмущение. Серёжа успевает разобрать: – ...я всё понимаю, но почему у тебя каждый раз всё вот так получается? А в ментовку ты зачем поехал? Волчонок, это же не высшая математика, ты почему... – Да ты заебала. Нормально всё. Серёжа в темноте коридора запинается обо что-то, и Олег тут же распахивает дверь на кухню, выпуская свет. Серёжа только вздыхает. Видит он по-прежнему плохо, но Олег от этого безобразнее не становится. – Серый. Проснулся? Голова как? Серёже хочется что-то сказать про риторические вопросы, но он просто говорит: – Да, я... Нормально. – Иди умывайся и приходи на кухню. Серёжа добирается до ванной, быстро приводит себя в порядок. Зеркало говорит, что на голове у него всё очень плохо – волосы, не мытые с пятницы, выглядят, мягко говоря, не очень. Серёжа радуется, что полной картины видеть он не может. Серёжа выходит из ванной и решительно идёт на свет. На кухне тишина. Когда заходит, Олег стоит рядом с женщиной – лицо Серёжа разглядеть не в состоянии, но она выглядит, как будто, старше Олега, одета в простое чёрное платье-футляр длиной до колена – и женщина явно чём-то недовольна. Руку Олег держит на её плече, но сама поза, дистанция кажутся Серёже искусственными. – Хороший котёночек, – женщина произносит это, окидывая Серёжу взглядом снизу вверх, – надеюсь, когда мы поженимся, ты перестанешь таскать домой всяких животных. Олег на это закатывает глаза и, глядя на Серёжу, лицом показывает, как его это всё утомило. Серёжа давит в себе улыбку. – Короче, Волчонок, делай что хочешь, но с декоратором сам будешь договариваться, раз тебе всё не нравится. И убери уже свиные головы из холодильника. Так и не представившись, женщина – Ева, вряд ли у Олега больше одной невесты – выходит в коридор, окатив Серёжу шлейфом сладких духов. – То есть ты не останешься? – Олег чуть повышает голос и подмигивает Серёже, улыбаясь. – У меня аллергия на кошек. Напишешь мне потом. Олег даже не выходит проводить её. Разводит руками. Серёже хочется спросить, точно ли Олег уверен, что надо жениться, если уже сейчас всё вот так. Олег смотрит на него цепко сверху вниз, и Серёжа чувствует смущение. Олег спрашивает негромко: – Как ты себя чувствуешь? Серёжа дёргает плечом. – Нормально. Олег подходит вплотную, берет Серёжу за подбородок и заглядывает в глаза, приподнимая голову и разворачивая к свету. У Серёжи начинает сердце в горле колотиться – ему кажется, что Олег его сейчас поцелует. Нет, конечно. Не с этой грязной головой. Олег, так и не отпуская, говорит: – Реакция на свет обычная, вроде. Серёжа невольно сглатывает. Олег большим пальцем Серёже по скуле проводит, говорит: – Тут синяк. Но пройдёт, наверное. Олег вздыхает и отпускает, наконец, Серёжу. Серёжина очередь на подрочить пополняется новыми планами. Причём сделать это хочется немедленно. Олег оглядывается на плиту, говорит: – Так, короче, ужинаем. Серёжа, который рассчитывал ехать домой уже сейчас, снова теряется. Внутри угрём крутится какая-то неприятная тревога. – Олег. Мне нужно ехать домой: у меня там птица, я просил соседку присмотреть за ней, но это уже просто неприлично. – Да у меня всё готово уже. Полчаса погоды-то не сделают. Да и вообще: ачның ачуы яман. Серёжа думает о том, что пора, кажется, учить татарский. – Что? Олег улыбается: – Страшен гнев голодного. Смотри, короче: кускус с травами, фалафель и салат. Покатит? А, и шарлотка ещё. Веганская, конечно. Олег снова всё делает сам: вытаскивает посуду, раскладывает по тарелкам – в этот раз и себе тоже – разливает чай. Серёжа только обречённо сидит за столом, подавляя в себе желание подпереть голову рукой и помечтать о том, что так теперь в его жизни будет всегда. Не будет, конечно. После ужина – Серёжа поверить не может, что невеста Олега считает, что это – «плохо готовит», Олег записывает Серёжин номер, оставляет свой и вызывает Серёже такси. Олег спускается во двор вместе с Серёжей, достаёт сигареты, пока машины нет, протягивает Серёже – тот мотает головой. На улице шумно – центр города, Серёжа смотрит, как Олег в своей распахнутой косухе курит, и думает, что это всё как-то слишком, мечтая, наконец, попасть уже домой. Подъезжает такси. Олег быстро наклоняется к открытому водительскому окну, что-то говорит. Потом разворачивается к Серёже: – Серый. Напиши мне, как домой приедешь. Серёжа только кивает. – А, и я заплатил уже. Серёжа чувствует, как краснеет. – Спасибо, Олег. Я... – Даже не думай говорить «отдам потом». Нормально всё. Напиши мне просто. Окей? А, и там мент твой на опознание просил прийти. Серёжа снова кивает и лезет в машину на задний диван. Дверь ему Олег придерживает. Оказавшись в такси, Серёжа прикрывает глаза и медленно выдыхает. Нормально сходил на митинг. Вытаскивает телефон, подносит к глазам – несколько пропущенных с неизвестного номера. Путём несложного расследования Серёжа понимает, что звонил ему мент. Серёжа думает: ну не сейчас, и просто смахивает все сообщения. Когда поднимается на свой этаж, дверь Гретхен Ивановны распахивается. – Серёженька, загребли, всё-таки, ироды! Избили! Серёженька, надо в ЕСПЧ писать, нельзя это так оставлять! – Гретхен Ивановна, всё хорошо. Я... у друга ночевал – с хулиганами подрался, это не связано с моей гражданской позицией. – Серёжа, а вот покрывать их не надо. Если они тебе угрожали – давай в газету напишем. Или хочешь – я Димочку попрошу, у него связи есть. Прижмём этих оборотней в погонах к ногтю! Серёжа вздыхает: – Но меня правда никто не трогал. Объяснительную написал и всё. А на обратном пути из отделения нарвался на хулиганов. – Ну смотри. Я там птичку твою покормила, воды свежей налила. – Спасибо вам большое. Я пойду, я... – Ах, Серёженька, а ужин? Опять свою лапшу есть будешь? Вареников налепить тебе? – Спасибо, я ужинал. Правда, всё хорошо. Серёжа, наконец, заходит к себе и прислоняется спиной к двери. Выдыхает. Да неужели. Первым делом идёт в ванную – смыть с себя это всё и, наконец, подумать спокойно и в одиночестве. Марго из комнаты, учуяв Серёжу, говорит, как будто вкрадчиво: – Серёжа, пиздоскал, ёбанный табуном. Серё-ё-ёжа-а-а. Из ванной Серёжа выходит в нормальном настроении – Олег в его фантазиях сначала целовал его, а потом, облизываясь, опускался на колени. Не снимая косухи и берцев. Дальше Серёжа подумать не успел – и так хватило. Телефон в руках оживает. Снова тот же незнакомый номер знакомого мента. Записать его уже, что ли? Серёжа проходит в комнату, принимает звонок, но Марго успевает раньше него: – Ах ты пидорас, пи-до-ра-си-на! Мент на это говорит спустя секунду озадаченного молчания: – А это, Сергея Викторовича можно? Серёжа невольно фыркает и уходит на кухню, прикрывает дверь. – Товарищ капитан, чем обязан? – Ты чё как? Живой? Серёжа удивляется – от мента он этого ожидал в последнюю очередь. – Да, всё хорошо. – А чё не отвечал? – Спал. Мент вздыхает, как большая псина: – На опознание подъедете завтра, Сергей Викторович? И это, надо будет медосвидетельствование ещё пройти, чтобы дело пошло. Серёжа представляет, себе как с вот этими ноющими рёбрами и больной головой будет ходить по унылым кабинетам, ловит атмосферу позднего детдома с медкомиссиями для военкомата и отвечает: – Простите, завтра не получится. Может, как-нибудь потом... – Серёжа, блядь, они задержаны на двое суток. Чё ты выебываешься? Не боишься, что они тебя найдут и закончат начатое, а? Телефон коротко пищит Серёже в ухо, сообщая о ещё одном входящем. – Извините, товарищ капитан, у меня тут... дела, я позже перезвоню. С колотящимся сердцем Серёжа принимает вызов от Олега. – Серый. А чё не написал? – Я не успел ещё, прости. Олег смеётся: – Ладно, прощаю. Чё, спать будешь? – Э-э-э, да. – Спокойной ночи тогда. Я утром позвоню. А это, ты менту своему не звонил по поводу опознания? Серёжа отвечает, не соврав: он менту не звонил. – Н-нет, я позвоню завтра. Или никогда. Ну не потащит же его Олег к менту за руку. Или потащит? – Всё, давай. Серёжа смотрит на телефон в руке. Щеки горят. Марго из комнаты демонстрирует радость от Серёжиного возвращения: – Отшмаренная вошь, подхвостие дьяволие, Сер-р-рёжа! Серёжа, наконец, возвращается в комнату, выпускает Марго, та делает круг по комнате и садится на плечо, ластится под руку. Серёжа берет очки со стола. Включает компьютер и быстро ищет информацию по сотрясению. Читает, что ему показан постельный режим, а также запрещено читать, слушать музыку и смотреть что-либо. Серёже в статьях не нравятся угрозы эпилепсией, но по ощущениям, с ним всё почти нормально. Серёжа решает дать себе три дня на восстановление. В конце концов, это прекрасная возможность подумать над одной задачкой – можно же не записывать идеи, а надиктовывать их. Правда, в расшифровке будут бесконечные комментарии от Марго. Серёжа ложится спать, и ему снится улыбающийся Олег. Удивительным образом следующие три дня его почти никто не беспокоит. Точнее, его беспокоят все. Олег звонит трижды в день, угрожает приехать и накормить, и только почти не ложь, что его кормит соседка, которую нельзя обижать, Олега останавливает: решения взрослых женщин он безоговорочно уважает, видимо. Мент звонит утром в понедельник, нарывается на очередное «пиздолиз шпокнутый» от Марго – чует она его, что ли, потому что при Олеге молчит – уговаривает Серёжу всё-таки приехать, но Серёжа так и не уговаривается, окончательно мента расстраивая. Вадим Адольфович ему не звонит, но Серёжа чувствует осуждение и так, удалённо. Серёжа отменяет в сумме шесть пар – договаривается с методисткой на кафедре. Но не сомневается, что Вадим Адольфович уведомлён. В среду под вечер ему звонит Лерочка, как всегда равнодушная и как будто очень занятая – Серёжа заверяет, что завтра будет непременно. Голова не болит, рёбра почти не болят, и у Серёжи нет ни единой причины дальше сидеть дома и думать. Об Олеге Серёжа думал после каждого звонка, перестав извиняться перед мысленным Олегом уже после второго раза. В четверг Серёжа приезжает на пары, заходит на кафедру показаться, проводит две лабораторных у третьекурсников, а потом, вздыхая, идёт в деканат – он же обещал, надо побыстрее с этим разобраться. В приёмной Лерочка что-то печатает, не отрываясь от монитора. Серёжа спрашивает: – У себя? Лерочка как-то с задержкой кивает, видимо, что-то очень важное пишет. Приказ какой-нибудь. Серёжа стучит и, так и не дожидаясь ответа, заходит. В кабинете никого. Серёжа только вздыхает. Вадим Адольфович, мягко говоря, странный. Может, у них договорённость такая. Не переспрашивать же теперь. Серёжа подходит к окну, там ничего интересного. В кармане жужжит телефон. Олег интересуется: «Чё ты, на работе? Как сам?» Серёжа закусывает губу. Пытается понять, как будет жить, когда Олегу надоест постоянно интересоваться Серёжиным самочувствием. В том, что это рано или поздно произойдёт, Серёжа не сомневается. «Всё хорошо, работаю. К Адольфовичу, вот, пришёл виниться». «Чё, давай я с ним по-пацански перетру, чтобы отстал от тебя?» Серёжа только начинает писать: «Не надо», когда Вадим Адольфович заходит в свой кабинет. Как всегда: безупречно белая рубашка с закатанными рукавами, но застёгнутая до горла, идеально выглаженные серые брюки. На крепкой шее – языки пламени, в левом ухе – массивная золотая серьга, на светлой брови – шрам. Вадим Адольфович улыбается. Совсем не так, как Олег. Серёжа отвечает на автомате на все вопросы и надеется по-быстрому уйти – специально пришёл ближе к началу пары – но тут перед ним ложится газета. Серёжа глазам не верит – вот он, общественный резонанс. Единственное, что никак не укладывается в голове – когда. Серёжу вот так никто не фотографировал. Он бы заметил. Вадим Адольфович несёт какую-то чушь про государственные учреждения, но Серёже уже всё равно: в следующую же субботу надо выходить снова. Только разыскать предварительно эту Ю. Пчёлкину. Увольнения он не боится – продаться айтишникам он всегда успеет, его возьмут с любой репутацией. Серёжа поднимается на ноги. И тут происходит неожиданное. Вадим Адольфович делает шаг вперёд, гипнотизируя светлыми, как у Гретхен Ивановны, глазами, потом облизывается, скалясь, как будто сейчас гадость какую-нибудь скажет. Только вместо этого с одной стороны шеи оказывается горячая рука, а с другой – не менее горячие губы. Это прошивает Серёжу таким сложносочинённым удовольствием, что Серёжа сам от себя того не ожидая, всхлипывает. А потом губы заменяет язык. Встаёт у Серёжи мгновенно. Вадиму Адольфовичу от этого, как будто, смешно. – Что вы себе... – Ничего, Сергей Викторович. Совершенно ничего. Идите работайте. Серёжа, бесконечно одёргивая толстовку, вылетает из кабинета мимо Лерочки и по пустым коридорам – пара всё-таки началась – летит в туалет. Запирается в кабинке и с тоской смотрит на крепко стоящий член. От одной только мысли, как это только что происходило, член приветливо дёргается. Серёжа обречённо вздыхает. Ну пиздец. Приехали.