Нежелезные дровосеки

Серёжа героически проводит ещё одну пару – правда, начать её приходится на пятнадцать минут позже, которые Серёжа тратит на просмотр видеонарезки программы «Жди меня». От этого падает, но не сразу. Серёжа запрещает себе думать о Вадиме Адольфовиче. И даже называть его по имени про себя, как Волан-де-Морта. От одной только мысли о продолжении какая-то внутренняя часть Серёжиного сознания, дислоцированная внизу живота, начинает дёргать за ниточки и член говорит своё веское «да». Серёжа всю пару не думает о белой обезьяне и потому сидит за столом, разыскивая Ю. Пчёлкину. Название газеты он, как назло, упустил. Можно, конечно, вернуться к Вадиму... – Серёжа вздыхает, сводя колени под столом – ...Адольфовичу и спросить. Большая часть ссылок ведёт на профили в соцсетях, и Серёжа пытается уцепиться хоть за что-то. Редакция же, видимо, до сайта ещё не дошла. Серёжа на автомате отвечает на вопросы студентов, с трудом доводит пару до конца и, едва не опрокинув стул, решительно идёт в логово Дракона снова. Лерочка так и строчит что-то и на вопрос: «У себя?» снова кивает. Серёжа вместо того, чтобы зайти, вдруг спрашивает: – Лера, а что вы там пишете всё время? Лерочка поднимает на Серёжу глаза от монитора, смотрит так, как будто у Серёжи член на лбу вырос и вдруг – редкость – улыбается. Говорит: – Рабочие программы. – А. Лера, а вы не знаете, случайно, какие газеты В... Вадиму Адольфовичу приходят? Лерочка теряет к Серёже всякий интерес, снова опуская глаза в экран. Говорит рассеяно: – Понятия не имею, утром приносят, он забирает, когда мимо идёт. Серёжа вздыхает. Идти не хочется. Но общественное важнее личного. Снова стучит в дверь, в этот раз изнутри раздаётся елейное: «Да-да?» И Серёжа решительно заваливается внутрь. Вадим Адольфович сидит за столом, рубашка по-прежнему выглядит идеально, газеты нигде не видно. На Серёжу он удивлённо приподнимает бровь, медленно облизывается, оскаливаясь. – Сергей Викторович, что-то забыли? Серёжа смотрит ему в глаза, игнорируя ту самую предательскую часть внизу живота. Ну не изнасилует же Вадим Адольфович его. А то, что встал – ну встал. С кем не бывает. Кто-то и на фуррей дрочит (но Серёжа так не делает, конечно). – Да. Название газеты не подскажете? Вадим Адольфович смеётся, открывает один из ящиков стола, что-то ищет там. Потом показывает уголок серой шуршащей бумаги. Спрашивает: – Этой? Серёжа на пробу кивает. – Сергей Викторович, а вам зачем? Серёжа дёргает плечом. – Нужно. Вадим Адольфович вздыхает, убирает газету обратно, закрывает ящик стола. Говорит: – Сергей Викторович, подойдите ко мне. Серёжа на пробу делает шаг вперёд. Вадим Адольфович смеётся: – Ближе, бандерлоги. Чего вы боитесь? Я вас не трону. Без вашего желания. Серёжа думает, что дверь не заперта, за дверью Лерочка и вообще. Ну не будет же он. Вадим Адольфович смотрит на Серёжу снизу вверх, откинувшись на спинку стула и развернувшись в его сторону. Серёжа смотрит ему в глаза и изо всех сил не позволяет себе соскальзывать взглядом вниз. Языки пламени на шее, уходящие под белоснежный ворот рубашки, кажется, утягивают Серёжу прямиком в ад. – Сергей Викторович, чего вы хотите? Серёжа сглатывает, взгляд сам собой ползёт вниз. Серёжа усилием воли снова смотрит только в глаза. – Узнать. Название. Газеты. – Ну допустим. А ещё? – Больше ничего. Вадим Адольфович снова смеётся. Говорит: – Тогда нет. Мама не учила вас, что врать старшим нехорошо? У Серёжи перед глазами белые пятна от ярости плясать начинают. – Могли бы попросить: я бы вам отсосал, например. Вы же знаете, что вот так ходить очень вредно – приводит к простатиту. Серёжа пытается взять себя в руки – абсолютно безрезультатно. Значит, заметил. Ещё бы не заметил. Вадима Адольфовича хочется придушить. Одновременно вся эта поза расслабленная, как он скалится, как облизывается, намекает Серёже, что тот мог бы. Правда, для Серёжи это автоматически означало бы проигранную битву. Если не войну. Серёжа говорит сквозь зубы: – В другой раз. Вадим Адольфович разводит руками: – Ничем не могу помочь. Дверь там, если что. Могу проводить вас до уборных и постоять на стрёме, пока вы будете... снимать напряжение. Серёжа зло ноздри раздувает: – Спасибо, я знаю дорогу. Вадим Адольфович улыбается. Серёжа вываливается из кабинета, не опасаясь, что Лерочка что-то заметит: Лерочка и метеорит не заметила бы, если бы он, например, долбанул в кабинет Вадима Адольфовича. В коридорах пусто, и Серёжа, и правда, идёт снова в туалет. Дрочить на рабочем месте – сомнительная практика. Серёжа старательно тащит образ Олега в голову, но улыбающегося Олега совершенно наглым образом замещает скалящийся Вадим Адольфович. Серёжа шепчет: «да блядь». Да как угодно уже. Просто побыстрее закончить и убраться домой. С Вадимом Адольфовичем и его предложениями Серёжа кончает за минуту, ненавидит себя почти. Когда выходит из кабинки, отдышавшись, Вадим Адольфович моет руки, поднимает глаза и смотрит на Серёжу через зеркало, улыбаясь. Серёжа краснеет, но решительно подходит, встаёт рядом и моет руки молча. – А вы отбитый, Сергей Викторович, – Вадим Адольфович стряхивает капли воды, вытирает руки бумажным полотенцем. – Люблю отбитых. Серёже кажется, что он сделает сейчас что-нибудь, но тот просто выходит. Серёжа прикрывает глаза руками. Через десять минут, пока он собирается в преподавательской, ему звонит Лерочка: – Сергей Викторович, зайдите в приёмную. Вам там Вадим Адольфович какой-то конверт попросил передать. Серёжа подчиняется. В конверте – аккуратно вырезанная заметка о Серёжиных подвигах. Без всяких названий, разумеется. Серёжа успевает сильно разозлиться, когда замечает тонкую полоску газетной бумаги с надписью «Сфинкс с головой голубя». Серёжа выдыхает. Без труда находит и телефон редакции, и саму Ю. Пчёлкину ещё в электричке по дороге домой. Ю. Пчёлкина – «можно Юля» – сначала думает, что Серёжа будет бороться за защиту чести и достоинства, и крайне решительно начинает цитировать закон о СМИ, но Серёжа быстро убеждает её, что, наоборот, хочет сотрудничества. Юля смеётся и легко соглашается осветить предстоящую акцию в субботу. Юля Серёже начинает нравиться уже авансом. Серёжа скусывает заусенец и смотрит в окно, раздумывая, какой плакат сделать в этот раз. Решает, что Раневская – это уже бренд, так что ни её, ни цитату менять не стоит. Телефон в кармане оживает: Серёжа с тревогой смотрит на незнакомый номер – и это не номер мента, тот он уже выучил – и принимает звонок. Голос женский, очень серьёзный: – Сергей? Здравствуйте, Вы меня не помните, скорее всего. Меня зовут Юмжит Дагбаева, я преподаю на Восточном факультете. Серёжа никакую Юмжит не помнит, но это ничего не значит. Тревога усиливается – увольняться прямо сейчас было бы неприятно. – Здравствуйте, Юмжит. Чем обязан? – Сергей, я видела статью в газете, – Серёжа внутренне подбирается, – и хотела бы предложить вам сотрудничество. Я открытая лесбиянка. Серёжа давится воздухом. – Сергей, мы можем встретиться? – Д-да, можем. – Вы сегодня вечером свободны? Где-нибудь в центре. Серёжа назначает встречу рядом с вокзалом и медленно выдыхает. Опять домой попадёт черт знает когда. Марго расстроится. Ещё Серёжа думает, что если бы Юмжит позвонила на пару часов раньше, не пришлось бы... Телефон снова оживает. Олег. – Серый, привет. Чё, как сам? – Привет, Олег. Хорошо. Не считая того, что подрочил на твоего приятеля из зала. – Чё, может, встретимся? Я чё-то соскучился. Серёжа теряется. От такого заявления волна мурашек спускается по позвоночнику, сладко поднимает волосы на загривке. Серёжа закусывает губу. – Извини, я... сегодня не получится. – Не вопрос. Давай завтра. В парк сходим, в тире постреляем. Ты умеешь? Серёжа прокусывает губу до крови. – Н-нет. – Научу. Всех медведей, на хуй, выиграем, я тебе обещаю. Чё, на созвоне? Серёжа улыбается. Пытается понять, почему Олег не водит в парк невесту. – Олег. – А? – А что за свиные головы? – А, да это у нас конкурс, короче, на приём мастеров. Простая задача: купить голову на рынке, раскрасить под Мексику. Мне их просто домой присылают, Ева бесится всё время: типа, курьер приходит, пакет отдаёт – а там голова свиная, прикинь. Она верещит каждый раз. Ну а я чё сделаю? Ишэккэ хатын булма, булсац чыда. Серёже смешно. – Ладно, давай. Я позвоню завтра. Олег сбрасывает. Серёжа ничего понять не может, но это очень сладко. Слаще, чем Вадим Адольфович и его... всё. Выйдя из электрички, Серёжа стоит под заранее оговорённым столбом и ждёт. – Сергей? Серёжа оборачивается. Юмжит оказывается красивой азиаткой около тридцати, в джинсах и чёрном пиджаке поверх чёрного же топа. Руку протягивает, Серёжа охотно пожимает. – Юмжит, можно просто Юма. На «ты»? Серёжа кивает. – Пойдём, здесь кофейня хорошая есть недалеко. Серёжа идёт рядом с Юмой. Та стреляет в него глазами, улыбается: – Это было смело. Особенно, после разгона парада. – Но ты говоришь, что ты открытая. Вот это по-настоящему смело. Юма кивает: – Да, но женщинам проще: ты же понимаешь, что патриархат исключительно снисходителен к лесбиянкам, считая это всё несерьёзным. Так что я могу спокойно говорить об этом, студенты знают... Но это как будто всё игра. Классическое «у тебя просто нормального мужика не было». В некотором смысле это отвратительно, но я считаю, что нужно использовать все ресурсы. Оборачиваю оружие патриархата против него же. Серёжа кивает. Юма заводит его в кофейню, сама выбирает столик. Спрашивает: – Что будешь? Я угощаю. – А растительное молоко есть? Юма кивает: – Конечно. И десерты: и веганские, и не веганские. Выбирай. Серёжа выбирает пудинг с чиа и киви. Юмжит берет себе чёрный кофе. Серёжа спрашивает: – А откуда ты меня знаешь? – Ты не помнишь, наверное. Я вела один из воркшопов на конференции пять лет назад, по гендерным теориям. Ты в зале сидел. Я тебя запомнила. Серёжа смущается: он тогда ходил на все, куда успевал, слушал без разбора и завидовал Гермионе с её хроноворотом. – А преподаёшь что? – Китайский. Серёжа с завистью почти кивает: – Здорово. – Да брось. Я слышала о твоих выдающихся способностях в алгоритмизации и проектировании ПО. Так что давай не будем мериться крутостью, – Юма делает глоток своего кофе. – Лучше скажи, какие у тебя планы по активизму? Серёжа вдыхает, облизывает губы: – Я хочу в субботу снова выйти. С журналисткой той договорился уже, она придёт освещать. Юма кивает: – Хорошо. Не боишься? Серёжа колеблется. Всё-таки говорит: – Декан в курсе. Он тоже любитель местной прессы. Но... я разберусь. – Погоди, ты же на процессах управления? Это такой шкаф белобрысый, да? Серёжа вздыхает. Спасибо, что Юма не говорит про татуировку во всю грудь. – Забавно. – Что? – Да так, ничего. Ладно, ты не против, если мы присоединимся к тебе в субботу? Серёжа улыбается: – Нет, с удовольствием. Кажется, теория с начинанием с себя работает, наконец.