Любовь... по СМС (I Prefer to Text)

С каждым новым днем Джон все больше и больше запутывался в своих чувствах, и виноват в этом был Шерлок. Привыкать к «новому» соседу пришлось несколько недель. Всё же первое впечатление не обмануло: Шерлок и правда был безумен, самодоволен и груб. А еще мил и очарователен. Но если до столкновения с Мориарти все эти черты мирно друг с другом сосуществовали (так мирно, как только возможно, когда речь идет о Шерлоке Холмсе), то после происшествия Джону стало казаться, что живет он с двумя мужчинами, а не одним. Все было в точности как в его детских комиксах: днем Шерлок был всё таким же грубым, самоуверенным, язвительным, резким, капризным, вредным (в общем — гениальным), всё так же таскал Джона на дела, играл на скрипке и оставлял мерзости в холодильнике; но вечером, когда Джон начинал готовиться ко сну, возникал Шерлок мягкий и трогательный. Задумываясь об этом, Джон не мог удержаться от смеха: ночью его друг превращался в кого-то другого, точно оборотень. Случалось это ровно по часам: Джон поднимался наверх, чистил зубы, переодевался в пижаму, ложился в кровать — и тут пищал его мобильник. В своих сообщениях Шерлок был добрым, заботливым, располагающим к себе, обеспокоенным, приятным и даже остроумным. Джон так любил эти ночные разговоры, что ожидал их с нетерпением и шел в кровать даже когда сна ни в одном глазу, — лишь бы поскорее получить сообщение. Но приходилось быть осторожным. Искушение забраться в кровать в семь вечера было особенно велико, но могло вызвать подозрения, спугнуть Шерлока и положить их общению конец… За время их совместного проживания, Джон часто гадал, что (помимо дедуктивных штучек) творится в голове у его гениального соседа. С тех пор, как они начали переписываться, Джону казалось, что он получил доступ к тайным мыслям друга, и насытиться ими было невозможно. В сообщениях Шерлок не избегал разговоров о чувствах, даже если эти чувства не имели никакого отношения к чьим-нибудь преступным замыслам. А вживую говорить об этом не хотел: он отверг все предложения обсудить свои тревоги лицом к лицу — и Джон старался не давить, хоть и изнемогал от желания услышать как родной голос произносит все те добрые слова, что видел в сообщениях. Будь Джон с собой честен, то признался бы, что чуточку (самую малость) влюблен в единственного в мире детектива-консультанта. Будь Джон с собой по-настоящему честен, то признался бы, что чувствует кое-что посильнее. Он пытался не обращать на это внимания, притворялся, что от мягких прикосновений сердце не бьется быстрей, а при виде двух расстегнутых пуговок сливовой рубашки и длинной изящной шеи в животе ничего не трепещет. И на работе, в обеденное время, он убеждал себя, что перечитывает ночную переписку не потому, что на душе становится тепло и организм выбрасывает эндорфины, а только лишь из скуки… Однако, когда Джон умудрялся уверить себя, что между ним и его другом ничего кроме дружбы нет и быть не может, Шерлок подкрадывался сзади и помогал достать что-нибудь с полки (прижимаясь при этом к нему всем телом) или выкидывал еще что-то подобное… Будь Джон в самом деле по-настоящему с собой честен, то признался бы, что не замечать его тягу к Шерлоку становится все сложнее и сложнее. Поэтому он не рассердился, получив сообщение от врача Гарриет, который написал, что ее положили в больницу с диагнозом «острый панкреатит». В том, что случилось с Гарриет, не было ничего удивительного: она, как любой алкоголик, долгие годы пренебрегала своим организмом. Джон сразу же начал готовиться к отъезду: купил билеты и, достав из кладовки старую армейскую сумку, принялся собирать вещи. Шерлок в это время стоял в дверях его комнаты, опираясь на косяк, и молча за ним наблюдал. — Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Джон. — Что она ужасная сестра, и я делаю только хуже, что уделяю ей столь желанное внимание. — Это об этом я думаю? — спросил Шерлок, приподняв бровь. — Меня не будет только несколько дней, поэтому постарайся ничего тут не учудить, — попросил Джон, но Шерлок не ответил. Он просто развернулся и пошел прочь: спустился в гостиную, упал на диван и, повернувшись лицом к черной кожаной спинке, расстроенный, свернулся калачиком. Когда же Джон попрощался, Шерлок едва обратил на него внимание и продолжил глядеть в диванную спинку.