Хеталия: И никого не стало

      С большим трудом Кику выволок на берег сырое тело Китая и уложил его на прибрежную гальку. Германия, ожидавший его на берегу, был бледнее мела.       — Он... утопился? — запинаясь, спросил он. — Что произошло?       Япония осторожно убрал тёмную прядь, прилипшую к щеке Яо. Его лицо было синевато-бледным, из-за долгого пребывания в воде оно несколько опухло. Синие губы были приоткрыты, на лбу виднелась ссадина. Распахнутые глаза мутным взором глядели на закатное солнце.       Нет, это не могло быть самоубийством. У Вана не было причин умирать. Он собирался вернуться домой, к остальным азиатским странам, своей семье. Япония верил в это. Он не стал бы убивать себя после таких слов.       Оставив вопрос Германии без ответа, он взялся за правое запястье и приподнял сырой, липнущий к коже рукав. На предплечье виднелись знакомые ему тëмные гематомы. Сейчас он мог разглядеть их лучше, также как и обломанные в кровь ногти и содранную на пальцах кожу.       — Считаете, это было самоубийство? — спросил Япония, не сводя взгляда с ранений на руках.       — Вполне могло быть. Учитывая, сколько всего мы пережили здесь, у всех уже сдают нервы. Некоторые могли просто сдаться...       Нахмурившись, Кику приподнял холодную кисть, демонстрируя сломанные ногти.       — Посмотрите сюда, Германия-сан. Это руки того, кто просто сдался? Как по мне, больше похоже на следы отчаянной борьбы. И эта ссадина на лбу. Если он сам свёл счёты с жизнью, то откуда тогда все ранения? Я уверен, что на него напали, и в момент убийства он до последнего сопротивлялся, пытаясь противостоять преступнику. Более того, кажется, это было не первое нападение на него. Вот, взгляните. Я заметил эти гематомы на его руке ещё вчера, но меня только сейчас осенило, почему они такой формы: несколько продолговатых полос. Это следы пальцев. Чьи-то крупные пальцы сомкнулись вокруг его руки и сжали с такой силой, что оставили яркие синяки. Ещё немного и руку можно было сломать. В тот раз ему удалось спастись, однако, он промолчал, ничего не сказав мне об этом. Хотя, зная его, могу предположить, что он молчал бы до последнего. И вот теперь убийца расправился с ним окончательно.       Германия недоверчиво скрестил руки на груди.       — Он же утонул, верно? Даже если этих ран много, ни одна из них не могла быть смертельный. Я не вижу иных причин смерти, кроме как утопления. Скажи мне, как можно насильно утопить кого-то в море?       Хонда слегка отодвинулся от трупа.       — Если вы физически сильнее и крупнее, это совсем не проблема.       — О чëм это ты?       Кику поднял на Германию мрачный взгляд.       — На его теле следы чужих рук. Среди выживших, только ваши пальцы подходят по размеру.       Он выпрямился в полной рост, пристально глядя Людвигу прямо в глаза.       — Хочешь сказать, это я убил его? — в голосе Германии звенела холодная сталь, но лицо оставалось невозмутимым. — С чего ты так решил?       — Нас осталось не так много, чтобы выбирать. А вы, Германия-сан, давно ведёте себя вызывающе и агрессивно. Вам невтерпёж свернуть кому-нибудь шею. Вы, словно загнанный зверь, видите врага в любом из нас и чуть что, готовы прикончить его, лишь бы выжить самому. Какая уродливая борьба.       — Не строй из себя невинного! — презрительно сморщился Людвиг. — Посмотри-ка сюда. — Он вытащил из нагрудного кармана платок и швырнул его на землю. Свёрток раскрылся, и из него показался железный крест. — Это пропавший крест Пруссии. И нашёл я его в твоей комнате! Как ты объяснишь мне это? И тот факт, что ты легко вскрываешь замки: ты запросто мог проникнуть в спальню Италии и убить его!       — Полагаю, говорить, что мне подкинули крест, не имеет смысла? — Япония лишь мельком взглянул на лежащую на земле вещь. — И что любой может научиться вскрывать цилиндрические замки, было бы желание. Вы же всё равно подозреваете меня? Также как подозревали Россию и проголосовали за него? Как подозревали Китай и убили его? Вам проще идти по чужим головам, чем пытаться победить честно!       — И ты говоришь мне о честности?! — вскипел Людвиг. — Ты, кто заставил нас играть в эту чёртову игру «правда или ложь» и сам же нагло врал тогда! Ты сказал, что никогда раньше не был на этом острове. Как владелец прилегающих территорий, ты обязан был посетить приграничные острова. Об этом также говорит и то, что единственные судá, проходящие здесь — твои корабли! Более того, когда мы с Пруссией были на вышке, я обратил внимание, что все её детали японского производства, и подключена она к твоей мобильной сети. А вдобавок: бомба, которая оставила нас без связи, взята из японского военного арсенала!       Япония со скрипом стиснул зубы.       — Да, вы правы. Я солгал вам. Я правда бывал на этом острове. Но это было много лет назад, и никак не может служить поводом для подозрений в мою сторону. В то время, остров был ещё абсолютно пуст; я заключил контракт на постройку дома с европейскими подрядчиками, а своим людям поручил провести связь и наладить трансфер. Но что из всего этого делает меня убийцей?!       — А что делает убийцей меня?! — воскликнул Германия, прижимая руки к широкой груди. — Ты говоришь, что я убил Яо, но можешь ли ты доказать это чем-то помимо размытых синяков?!       — Могу! — выкрикнул Япония, и его слова эхом пронеслись над скалами. Внезапно повисшая тишина казалась в разы громче их жаркого спора, и Кику с трудом сглотнул охрипшим горлом. — Я могу доказать, что именно вы убили Яо. После русской рулетки я видел, как Китай-сан забрал из-под шкафа револьвер. Но я ничего не предпринял, ведь пока оружие хранилось у него, а патроны у вас, вы оба не представляли опасности. И я точно знал, что он не доверял вам настолько, чтобы по своей воле отдать кольт. Однако сейчас у вас в кармане лежит заряженный пятью патронами револьвер, что доказывает, что вы отняли у Яо оружие и убили его. Я ведь прав?       Проходит, минута тяжёлого молчания, может быть, больше, и в тишине вдруг раздаëтся сухой щелчок револьвера.       — Раз уж ты догадался обо всём, то, может, будешь осторожнее с тем, кто может с лёгкостью застрелить тебя? — угрожающий голос Людвига звенел глухо, а чëрное дуло кольта смотрело прямо на Японию. — Да, это я утопил Яо, но ты даже не представляешь, насколько он заслуживал этого! Он не рассказывал тебе, Кику, как убил наших друзей? Или ты с самого начала был с ним заодно?       Япония вздрогнул, опуская взгляд на холодное тело у ног. Китай правда был убийцей? Что-то не сходилось здесь. Он не мог поверить в это...       — Был Яо-сан убийцей или нет, это не даёт вам право расправиться с ним! — отмахнувшись от липких сомнений, воскликнул он. — Если вы раскрыли его преступление, то должны были сообщить остальным и вынести это на общий суд. Но вы самолично избавились от него под покровом и попытались скрыть следы своего преступления, чтобы сохранить свою честь перед остальными. Однако вы не ожидали, что вечерний прилив принесёт тело обратно к берегу, и теперь правда о том, что вы беспощадный монстр, всплыла на поверхность вместе с трупом! Если вы убиваете убийцу, то чем отличаетесь от него? Вы привыкли избавляться от тех, кого считаете недостойными, но чем сами оказываетесь лучше?! Вы подлый фашист!       У Людвига перехватило дыхание. Он оцепенел, вцепившись в кольт, и его лицо налилось багровой краской.       — Посмотри мне в глаза и повтори это ещё раз, ублюдок! — едва слышно прошипел он.       — Вы. Фашист. — процедил Япония, сплевывая каждое слово. Его рука крепко сжимала рукоять катаны, висевшей на поясе.       С глухим рыком, Германия спустил курок револьвера. Оглушительный звук выстрела прорезал воздух, и левое плечо Японии прошило вспышкой острой боли. Прошедшая насквозь пуля, обожгла его порохом и жарким адреналином. Он слегка качнулся, но быстро восстановив равновесие, выхватит меч из ножен. Хонда склонился, принимая стойку, и вторая пуля с резким свистом пролетела над его головой. Сердце резко ускорило темп, кровь метнулась по сосудам, и он сорвался с места, бросаясь на Германию.       Людвиг замер на месте, словно медведь, подобравшийся перед нападением, но его руки крупно тряслись от неконтролируемого гнева. Стиснув до скрежета зубы, он сделал широкий шаг в сторону, в последний момент уклоняясь от стремительного удара катаны, и вновь вскинул оружие. Японии потребовалась доля секунды, чтобы развернуться для повторной атаки, и вот он уже снова ринулся в сторону врага.       Занеся меч над головой, он рубанул широким замахом, но тщетно: Германия вновь умудрился уйти от его удара. Для своего телосложения он оказался на удивление проворным, однако быстрые перебежки не шли ему на пользу: он быстро выдохся, лишь отступая и защищаясь, так и не сумев занять позицию для прицела.       Кику упрямо шёл в наступление. Острая боль застилала его взор, но яростный гнев и животный страх ни на секунду не позволяли упустить мишень из виду. Он приблизился, занося клинок.       Рубящий удар пришёлся на левое плечо, и, рассекая торс от ключицы до пояса, остриё катаны замерло в крепких руках. Людвиг едва почувствовал боль от остро наточенной стали, разрезавшей плоть, но жар от кровавого пятна, стремительно расползающегося по зелёной форме, говорил ему о том, что рана оказалась глубокой.       Япония оцепенел, глядя на алый разрез, протянувшийся ровной длинной чертой. От брызг чужой крови, попавшей на его лицо, все чувства резко нахлынули на него, словно его окатило ледяной волной.       — Г-германия-сан.. — заторможенно пробормотал он, но дрожащий голос потонул в звуке выстрела. Дуло револьвера, слегка дымившись, упиралось прямо под его ребро. С силой дëрнувшись всём телом, он замер на мгновение, рвано выдохнул и медленно осел на землю. Меч выпал из его рук, и Германия, словно загипнотизированный, наблюдал, как покачнувшись, его тело неловко завалилось на бок и упало на прибрежную гальку.       Людвиг с усилием сморгнул. Чуть отдышался. Выдохнул.       Не опуская напряжённо дрожащего револьвера, он аккуратно коснулся сапогом неподвижного Кику.       — Япония? Эй. Япония.. Мëртв..? Ха. Я и правда застрелил его... Вот чëрт. — С мучительным выдохом он сполз спиной вниз по камню. Тёмная кровь стекала по ногам, образуя алые лужи на земле. — Почему всё так обернулось, Япония? Мы же были товарищами, а теперь без колебаний расправились друг с другом... Чем мы заслужили это? Что такого сделали? Ведь пытаться выжить — это абсолютно естественное для каждого желание! Значит, я ни в чëм не виноват...? Никто из нас не виноват в случившемся.       Тяжёлые веки смыкались против воли. В голове крутилось множество мыслей, и ни одна из них не давалась ему в руки. Мутный взгляд бегал от одного бездыханного тела к другому, пока подрагивающие пальцы рук становились всё более холодными.       «Надо скорее остановить кровотечение. — Он опустил голову, осматривая рану. — Не могу подняться... В особняке остался Канада, он должен был слышать выстрелы... Он должен прийти сюда. — Он с усилием огляделся вокруг, но тяжёлая голова еле поворачивалась по сторонам. Взгляд зацепился за лежащее рядом холодное тело Яо. — Если бы только ты не всплыл, мне не пришлось бы убивать Японию. Всё бы было хорошо. Что я наделал... Чëрт, как же холодно. Где же Мэттью?»       Внезапно его мутный взор выцепил знакомый силуэт среди размытых ярких пятен. В паре метров от него в лучах закатного солнца стоял его старый друг. Италия был таким же как и в последний день жизни — не было ни впалых щёк, ни тёмных трупных пятен. Только глаза были до невозможности грустными и эти глаза неотрывно следили за Людвигом. Германия не мог поверить в то, что видел. Он хотел было собрать последние силы и броситься к Феличиано, прикоснуться к нему, спросить, почему тот так жестоко обманул его, отчитать со всей строгостью, но быстро одëрнул сам себя. Это не его Италия. Он не может быть таким печальным. Его Италия мëртв. Он сам проверил его полуразложившееся тело. Это не более чем очередная галлюцинация. Хоть и вовсе не такая, что приходила к нему во снах каждую ночь. Но несмотря на это, Германии нестерпимо хотелось поговорить хотя бы с ней напоследок.       — Прости меня, Италия. Я ужаснейший человек. — Едва шевеля бесцветными губами прошептал он. В пересохшем горле застрял солёный ком. — Я убил Яо. Застрелил Кику, нашего друга. Хотя ни один из них не заслуживал этого. Но убивая их, я ни на секунду не сомневался в своей правоте. А сейчас, я думаю, что поступил, как чудовище... Видимо, Япония был прав... я лишь эгоистично пытался спастись сам. Как лидер, и как твой капитан, я позорно провалился. Прости...       Устало прислонив голову к холодному камню, Германия прикрыл глаза. Слабое дыхание едва теплилось в его груди, и сил не оставалось даже на то, чтобы поддерживать себя в сознании. Однако прежде чем погрузиться в забытие, его слух уловил тихий голос Италии:       — Ты сделал то, что считал нужным, Германия. Я не держу на тебя зла и не осуждаю. Не имею права осуждать. Прощай, мой друг.       Холодные губы Людвига тронула слабая улыбка. Почему-то эти слова были для него лучшим утешением.       

Трое негритят в зверинце оказались,

Одного схватил медведь, и вдвоем остались.

Двое негритят легли на солнцепеке,

Один сгорел — и вот один, несчастный, одинокий.