— Эй... Что здесь произошло? Китай? Япония? Германия? Я слышал выстрелы... Что случилось? Ребята? Вы ведь не могли так погибнуть. Правда же..? Ответьте! ... Не говорите мне, что я остался совсем один...
С замирающим серцем Канада несмело переходил от одного неподвижного тела к другому, не решаясь прикоснуться. Он поочерёдно окликал их, но кроме шума шуршащих набегающих на берег волн и шипящей морской пены, над побережьем не раздавалось ни звука.
«Ну, конечно, — застыв, Мэттью поблекшим взором наблюдал, как кромка холодной воды подбирается к его ботинкам. — Я же знал, что всё закончится так. На что ещё я надеюсь? Я остался здесь один. Один с девятью трупами.»
В носу горько защипало, а на глаза резко набежала влажная пелена. Он медленно опустился на гальку, подкашивающиеся ноги едва держали его, и устремил взгляд за горизонт. Пустое небо исчертили багровые, огненные полосы. До самого его края простиралась толща холодной воды. Где-то на другом конце этого бескрайнего океана находился его дом. Родной дом с его высокими снежными горами, густыми лесами и добрыми людьми. Он соскучился по нему, соскучился по Кумадзиро. Совсем рядом располагался дом Америки; такой же большой, но такой шумный и до странного разнообразный. А через ещё один океан в Европе и Азии жили остальные страны. Вот только теперь никто из них не вернётся к себе на родину, и не будет никого, кто передаст весточку их родным.
Мэттью поëжился, растирая замёрзшие пальцы и украдкой промакивая рукавом влажные глаза. Но солëнные слëзы набегали быстрее, и вскоре над пустынным берегом послышался одинокий приглушённый плач.
— Пожалуйста, пусть всё это будет неправдой, — сбивчиво бормотал он между всхлипами, с силой зажимая голову в дрожащих ладонях. — Хочу проснуться дома в своей кровати и понять, что всё это было лишь дурным сном... Просто сном. Я на всё согласен ради этого. Я уже достаточно настрадался за свои грехи и правда раскаиваюсь в содеянном. Слышишь меня?! — Он вскинул голову, и пронзительный крик эхом отразился от скал. — Я сожалею! Не о
таком возмездии я мечтал! Я хочу вернуть всё назад. Как было прежде. Прошу... Пожалуйста...
Он спрятал лицо в тёплые рукава, заглушающие плач, и долго сидел у воды в полном одиночестве. Ссутуленные плечи крупно подрагивали от каждого всхлипа. Спустя время он наконец успокоился и затих; слëзы высохли, и прерывистое дыхание постепенно выровнялось. Мэттью вдруг почувствовал, как незаметно на него накатилась мертвецкая усталость; будто вместе с плачем его покинули те последние крупицы силы, что оставались при нëм после всех пережитых кошмаров. Теперь всё вокруг снова оказалось практически безразличным. Только ноющая тоска засела где-то под рёбрами и не собиралась покидать его.
«Интересно, не будь я таким незаметным, смог бы прожить так долго?» — размышлял он, медленно поднимаясь в сторону особняка. Закатное солнце почти утонуло в тёмной воде, обозначая окончание восьмого дня на этом острове. Жутко хотелось спать. Бессильно упасть на кровать, а после проснуться наконец от этого кошмара.
Плотно закрыв за собой входную дверь, он глубоко вдохнул, втягивая носом воздух. Казалось, будто сама атмосфера этого дома была пропитана удушающим ароматом смерти. Затхлый воздух тяжело оседал в лёгких вместе с горьким одиночеством и пробирающим до костей страхом смерти.
Первым делом он направился в столовую, где долго стоял у изголовья центрального кресла за пустым обеденным столом. После того, как в первый же день отсюда замертво свалился Америка, никто больше не занимал этого места. Канада присел за стол; кому-нибудь, кто мог бы видеть его со стороны, могло показаться, что Альфред Ф. Джонс вновь сидит во главе стола как ни в чем ни бывало.
Время начинать Всемирное собрание.
Канада достал из кармана свою записную книжку и, раскрыв её на последних пустых страницах, начал писать:
Запись XIV. 14 июля ХХХХ год.
Я, Канада, так же известный как Мэттью Уильямс, последний, кто остался в живых. За восемь дней на этом острове в нейтральных водах Тихого океана погибло девять наций. Совсем скоро их число увеличится до десяти.
Никто не вышел с нами на связь за всё это время и не пришёл на помощь, но я очень надеюсь, что когда-нибудь эти записи, что я добросовестно вёл за всё время пребывания здесь, всё же будут обнаружены, и мир узнает страшную правду о событиях, происходивших на этом острове. Хотя я не могу рассказать вам и половины этой правды, так как абсолютно не представляю, что же здесь произошло на самом деле.
Только в одном я уверен на все сто и могу искренне заверить и вас: я, Мэттью Уильямс — именно тот, кто 7-го июля ХХХХ года отравил Альфреда Ф. Джонса.
Зачем я поступил так? Сейчас я сам едва ли могу ответить на этот вопрос, кажется, что это произошло целую вечность назад. В голове очень смутно вспоминаются события того дня, но судя по всему, меня утомило жить в тени моего брата. В моëм сознании крепко засела мысль о том, что именно он был источником всех моих неудач, и, убрав его с дороги, я наконец-то смогу жить без робости и сомнений. Как глупо. Я беспричинно затаил на него зло. Его влияние на мировой арене и уверенность в своих силах угнетали меня, но никак не могли быть оправданной причиной для убийства. И я действительно считал, что смогу занять его место..? Самонадеянный дурак. Впервые поверил в себя, и вот к чему это привело.
За обеденным столом в день нашего приезда я ждал подходящего случая, и он предоставился, когда в три часа дня запустилась загадочная запись. Всеобщая суматоха и моя неприметность сыграли мне на руку, и пока все обыскивали комнату, я нанёс яд на вилку, которой пользовался Америка. Этим ядом был сакситоксин, очень ядовитое и никак не отслеживаемое вещество. Так как он легко растворялся в воде, было довольно просто замаскировать его раствор в маленьком флаконе средства для гигиены полости рта и одним нажатием нанести на столовый прибор. В поисках яда чаще всего проверяют еду и напитки, забывая о посуде. До той самой вилки он добрался не сразу, так как после суматохи он пользовался другим прибором, доедая суп. Но как только дело дошло до мяса, мой брат свалился замертво.
Не знаю, кому больше была нужна его смерть, мне или миру. Сейчас я уже не уверен, что поступил правильно.
Прости меня, братец; я совершил ужасную ошибку.
Именно это убийство послужило началом череде страшных смертей, но я не могу с уверенностью сказать, что если бы в тот день я не подал Алу яд, то убийства остальных стран удалось бы избежать. Вероятнее всего, этот кошмар всë равно произошел бы, хотя к судьбам остальных я не имею никакого отношения, в чëм вам торжественно клянусь. Впрочем, к чему вам клятвы убийцы…
Я искренне надеюсь, что мои записи помогут пролить свет на события этих дней и докопаться до истины. Премного прошу вас почтить честь и память тех, кто погиб в этом проклятом месте. Мне же пора откланяться. Меня давно ждёт одно незавершённое дело.
Закончив, Уильямс поднял уставший взгляд на позолоченный поднос. Как он и ожидал: на нём, словно сольный артист на широкой театральной сцене в свете софитов, стоял один-единственный негритёнок, вышедший на свой последний поклон. Его маленькое кукольное личико изображало глубокую тоску, Мэттью даже показалось, что он заметил крохотную слезу в уголке чёрного глаза.
«Пойдём со мной, — он поднял негритëнка, сжимая маленькую фигурку в ладони. — Больше тебе здесь делать нечего».
Оставив раскрытую записную книжку на столе, он направился в котельную, едва передвигая ноги. Пять неподвижных тел находились ровно там, где их разместили в этой тихой усыпальнице. Ещё один находился в оранжерее, и трое остались лежать на камнях побережья.
Мысленно попрощавшись с каждым из них, Мэттью задержался взглядом на осунувшемся лице брата.
— Прощай, Америка, — прошептал он едва ли тише чем говорил всегда.
***
Поднявшись на второй этаж, он на минуту замер, разглядывая изображённый на двери кленовый лист, а после, помедлив, взялся за дверную ручку и, толкнув плечом соседнюю дверь, вошёл в комнату с полосато-звёздным флагом. Ноющее тело было таким уставшим, что дверь показалась неподъëмно тяжёлой.
Плотно закрыв за собой дверь, он некоторое время стоял, прикрыв глаза, прижавшись лбом к еë холодной дубовой поверхности и собираясь с силами, чтобы потом развернуться и кинуть взгляд на петлю, спускавшуюся с потолка.
«Так странно, — уныло усмехнулся он про себя, разглядывая тугие узлы. — Я был уверен, что оказался первым, кто задумал убийство в этом доме, но вечером первого же дня, заглянув в свою комнату, я обнаружил любезно подготовленную петлю и табурет прямо у моей кровати.
Он пошёл повесился, и никого не стало. Тот, кто организовал эту западню, действительно был провидцем, раз знал, к чему всё приведёт. Что именно я окажусь последним... Я не стал снимать верёвку, а ночью сразу переселился в комнату погибшего Америки, сменив таблички на двери. Никто, разумеется, ничего не заподозрил, ведь моя личность настолько неприметная. Но теперь уже нет никакого смысла скрываться.»
Обогнув инвентарь, подготовленный для сцены последней казни, он подошёл к окну, распахнув как можно шире тяжёлые шторы и отворив створки. Поток свежего воздуха наполнил комнату, принося с собой прохладный ветер и сладкий аромат цветов из сада. Последние кроваво-алые лучи, озарили комнату своим светом. Мэттью стянул с себя тëплую куртку, аккуратно сложив её на широкой кровати.
Медля, он взобрался на табурет. Тот жалобно скрипнул, и Канада неловко пошатнулся, на секунду теряя равновесие и выпрямляясь снова. С такого положения ему была видна клумба роз в саду и узорная литая калитка. Не сводя взгляда с ярких цветов, пальцами правой руки он нащупал над самой головой верёвку, аккуратно подтянул к себе и просунул в петлю голову. Зацепившиеся очки соскользнули с носа и полетели на пол. Не успевший поймать их Мэттью хотел было спуститься за ними, но после оставил эту бессмысленную затею. Удобнее расположив шершавую верёвку, которая царапала щеки и натирала шею, он в последний раз взглянул на сад. На розовый куст опустилась легкокрылая стрекоза. Канада даже подумал, что ему почудилось: прежде он не замечал ни одного насекомого на острове. Еë тонкие крылья мелко трепетали, поблескивая на закатном солнце. Сердце Мэттью билось в два раза чаще. Выскользнувшая статуэтка, блестела на полу множеством маленьких осколков. Как только лапки стрекозы оторвались от цветка, он зажмурился и шагнул с края табурета.
Последний негритенок поглядел устало,
Он пошел повесился, и никого не стало.
