Хеталия: И никого не стало

      Если бы меня спросили, способен ли я на убийство — да, несомненно. Любой из нас может сделать это, просто для каждого нужна своя веская причина.       Для меня этой причиной была месть. Да, может, это низко и жалко ворошить старые зазлобы. Как говорят: «кто старое помянет, тому глаз вон», но для меня это была не просто ребяческая обида. Это была тяжелая память адских мук миллионов моих людей, которая навеки оставила на моем теле кровавое клеймо.* Эти глубокие раны до сих пор ноют каждую весну с цветением яблонь, всё никак не затягиваясь. Но вот если я смог бы омыть их кровью своих обидчиков, возможно, боль бы немного отступила.       Этот маршрут я присмотрел ещё в первую ночь — чëрный ход из комнаты прислуги, ведущий прямиком на задний двор. Далее пересечь забор и, обогнув остров по скалистому берегу, оказаться прямиком у телефонной вышки. Этот путь включал в себя наименее используемые территории острова: начиная с пустующего заднего двора и заканчивая острыми, труднопроходимыми скалами на западе; шанс, что я столкнусь с кем-то здесь, был минимальным. Однако для осуществления этого плана мне был нужен сообщник, кто помог бы мне в нужное время улизнуть незамеченным. К счастью, у меня был кое-кто на примете.       Нас с ним связывали, так сказать, узы старой крепкой дружбы, а также множество запутанных схем взаимных зависимостей. Я помог ему в свое время, научил кое-чему, а после, встав на ноги, он, кажется, решил, что теперь он со мной наравне, такой же сильный и влиятельный.** Загордился, стал зазнайничать. Но я напомнил ему, что услуга оказывается за услугу. Другими словами, у него не было иного выбора, кроме как согласиться помочь мне в моëм деле.       В первую ночь мы собрались в моей комнате, обсудить некоторые детали, но наши передвижения, к несчастью, оказались замеченными. Артуру после смерти Альфреда не терпелось вызнать всё про всех. Последующие встречи мы проводили уже с бóльшей осторожностью.       Утром восьмого июля мой сообщник, как и планировалось, взял на себя роль дежурного по кухне. Мне досталась работа по осмотру особняка. Внезапное обнаружение мëртвого Италии чуть было не поставило под угрозу весь план, но, к счастью, наш доблестный рыцарь Гилберт вернул своему расклеившемуся брату боевую хватку, и они оба отправились на вышку сотовой связи.       С моим напарником по осмотру дома мы разделили обязанности следующим образом: он взял на себя южные комнаты второго этажа и ванную комнату, я же осматривал комнаты с северной стороны, а также лоджию. Не найдя в комнатах ничего, что могло послужить намёком на существование загадочного организатора, я вышел на лоджию. Оттуда я заметил возвращающегося со стороны бухты Японию. Досадная помеха, однако, я учëл такую вероятность. В его поле зрения оказался выход с террасы, но мне он и не был нужен.       Первый этаж мы поделили следующим образом: себе я взял южную часть, включающую библиотеку и комнату отдыха с террасой, а своему напарнику оставил гостиную, столовую и кухню. Теперь незаметно воспользоваться главным входом, пока он находился там, не представлялось никакой возможности.       Как только он скрылся в гостиной, я направился к дверям кухни и принялся ждать условного сигнала. Долго ожидать не пришлось — Яо попросил Франциска спуститься в погреб за мукой. Как только француз исчез с кухни, туда зашёл я, и огибая крутящегося у плиты Вана, скрылся в комнате прислуги. Китай выполнил свою часть плана превосходно, дальше дело было полностью за мной.       Выйдя через чëрный ход, я без труда преодолел невысокий забор и направился в сторону скал. Мельком бросил взгляд на сарай с инструментом — там Людвиг тщетно пытался найти гаечный ключ, тот самый, который покоился в кармане моего плаща ещë с самого утра. По дороге через скалы и лес я не повстречал никого. Судя по тому, с какой стороны Япония подходил к дому, его напарник сейчас находился на другой стороне острова.       На вышке был только Гилберт. Если бы на его месте оказался его брат, я вероятно, столкнулся бы с бóльшим количеством проблем, но всë равно не медлил бы ни секунды. Мне было не столь важно, кто из двух братьев погибнет первым. За вторым я неизбежно явился бы позже.       Как же он был наивен, мой дорогой Пруссия! Бедняга. Он до последнего верил в проделки стороннего убийцы-организатора, не видя ни капли угрозы в ком-то из нас. Даже во мне, по-видимому, считая меня своим надёжным, хоть и слегка раздражающим другом. Он сам пустил меня на вышку, позволив забраться к нему на площадку. Даже хвастливо продемонстрировал радиомодуль, с которым в данный момент возился. Какого же, наверное, было его разочарование, когда железный ключ с оглушающим хрустом опустился ему на голову. Немой шок посмертно запечатлился на его бледном лице.       Я не смог устоять перед его упрямо-простодушной, чистой и истинной верой — если кто и имеет право повторить святое распятие, то только он. Этот беспощадный тиран, готовый положить тысячи человеческих голов на алтарь своего Бога. Алчный узурпатор, вторгающийся в чужие земли под видом просветительской миссии.***       «Христос больше не воскреснет» — гласила надпись над его терновым венком из оборванных кабелей. Кровь на белоснежных волосах напоминала вишню в снегу. А я уже спешил обратно: нельзя, чтобы моë отсутствие заметили, хоть я был бы рад подольше поиграть с моим дорогим другом.       Тем же маршрутом я добрался до сада. В оранжерее виднелся чей-то силуэт, похоже, что Япония был там, но матовое стекло не позволяло ему видеть меня. Пересекая клумбы, я взошёл на террасу и через комнату отдыха, оказался внутри дома.       Мой маленький крестовый поход был успешно завершён.              8 июля.       Жертва: Гилберт Байльшмидт       Убийца: Иван Брагинский