Хеталия: И никого не стало

      Я знал, что он собирался убить меня. За столько лет, что я знаком с ним, это легко угадывалось в его поведении: в его нервных движениях и косых взглядах. От его извечной чопорной собранности не осталось и следа. Видимо, сыграла его старая привычка обвинять меня во всём подряд, либо же я действительно вызвал у него серьёзные подозрения по поводу этих убийств. Возможно, из-за того, что он видел меня ночью... В общем, он решил избавиться от меня и как можно скорее, но я не собирался так просто позволить ему сделать это.       Когда жребий распределил меня в дозорную группу, я впервые в жизни был благодарен тому, что отправляюсь мокнуть под дождём. Лишь бы оказаться подальше от него. Я буквально мог кожей ощущать его напряжённое нетерпение и жажду мести. Но моя радость длилась недолго.       Видит Бог, я не хотел этого. До последнего не собирался уподобляться бессердечным убийцам.       Я никогда бы не решился поднять руку на моего старого товарища, извечного соперника. Да, мы вечно конфликтовали, но наши стычки носили больше показушный характер, были некой устоявшейся традицией и не несли в себе настоящей агрессии. Конечно, мы пережили несколько серьёзных войн, в которых оказывались по разные стороны баррикад, но они уже давно были забыты в прошлом, как дурной сон. Сейчас же всë оказалось по-другому. У него был топор. И безудержное желание зарубить меня насмерть. Как же невовремя я остался один...       Он появился передо мной среди вековых сосен, там, где его быть не должно было; весь сырой, как и я, переполненный озлобленной решимостью. Его мрачное лицо и тяжёлый убийственный взгляд моментально напомнили мне, что когда-то он заслуженно имел репутацию одной из самых грозных фигур на мировой арене. Говорите, ему угрожали? Заставляли молчать? Смешно. Хотел бы я, чтобы вы взглянули в эти наполненные ненавистью глаза и сказали мне, где вы здесь видите загнанный страх?       Стремительно приблизившись, он одним движением руки извлёк из-под полы дождевика заготовленный топор. К его несчастью, я был параноиком, и тоже подготовился заранее. Проникнув в комнату Японии, пока тот находился в ванной, я одолжил его катану. Под широким дождевиком удивительно удобно прятать оружие, верно, мой друг? Лезвие катаны тыльной стороной заблокировало удар его топора. Он на мгновение отступил, а после вновь ринулся на меня, и мы сошлись в схватке, как в старые добрые времена.       За плотной пеленой дождя и гулом ветра никто не заметил бы нашего боя, если бы только не подошëл вплотную. Все мои чувства в тот момент притупились, а разум затянуло мутной пеленой. Остался только острый инстинкт самосохранения, который не позволял мне опустить меч и заставлял продолжать наносить удары.       Наше сражение оказалось недолгим и закончилось также внезапно, как и началось. Тонкое лезвие катаны оказалось проворнее увесистого топора. Я убил его одним ударом. Острие меча вошло точно в сердце, я сам поразился своей необычайной меткости и твёрдости руки. Он мгновенно замер, дрожащие зрачки остановились на моëм лице, топор выскользнул из ослабших пальцев, и всë его тело обмякло в моих руках, тяжело оседая вниз. Я подхватил его и осторожно, словно хрупкую куклу, опустил на сырую землю. Крови почти не было, лишь аккуратная небольшая рана на груди.       Чëрт, чëрт, чëрт. Меня пробил холодный пот. Что я наделал?! Тогда я ещё не до конца осознавал, что убил товарища, это понимание пришло ко мне значительно позже. Но я сразу сообразил, что со мной станется, если подробности этой смерти будут обнаружены. Меня осудят как убийцу, а вдобавок навесят на меня остальных жертв, к которым я не был никак причастен. Мне необходимо было срочно скрыть следы своего преступления, отвести от себя подозрения.       Недолго думая, я схватил лежащий рядом топор, занëс над головой и с силой опустил на бездыханное тело. Послышался громкий хруст, который не заглушил даже вой ветра и сильный ливень. Я поднял топор снова. Кровь мерзко хлюпала, а кости с треском дробились на части. Но меня даже не мутило от подобного, я старательно вырисовывал на чужой груди такой до боли знакомый британский крест.       К счастью или же несчастью, для некоторых из нас этот символ имел намного большее значение, что могло навести на мысль, что убийство было совершено из ненависти кем-то, кто в прошлом пострадал от рук Британской империи, а может, даже состоял в числе еë обширных колоний. Например, Китай или Канада. Господи, почему я из трусости пытаюсь так подло подставить других?! Как я докатился до подобной низости?       Закончив наконец свои истязания над трупом, я оставил топор торчащим из его груди и поспешил подальше от места преступления. Под увечьями, оставленными топором, след от катаны был практически неузнаваем. Потоки воды смывали кровь с брезента дождевика, а также внезапные слëзы с моего лица. Почему всё обернулось так? Обнаружив тело вместе с остальными, мне хватило таланта изобразить искренний шок и сожаление. А может, я и не кривил душой, и чувства мои были искренними? Передо мной и правда лежало тело моего старого друга, которого я убил своими собственными руками? Я не мог поверить в это, всё происходящее казалось лишь плохо отыгранным фильмом, который я наблюдаю со стороны, без возможности покинуть зал кинотеатра, и тем не менее мне было нестерпимо страшно. Ноги подкашивались от одной навязчивой мысли, испуганной птицей, бившейся где-то внутри черепа: Я убийца. Невозможно. Но я упрямо отгонял от себя осознание этого факта, боясь столкнуться с правдой лицом к лицу. На тот момент передо мной остро стояла другая проблема: нужно было избавиться от окровавленного меча, тяжёлой ношей висевшем на моём поясе.       Как только предоставился момент, я поднялся на второй этаж, чтобы переодеться, и по пути заскочил в комнату новоиспеченного покойника. Стянув простынь с его кровати, я принялся спешно оттирать ей кровь с лезвия. У меня было слишком мало времени, чтобы замести следы, внизу начиналась настоящая суматоха, и Людвиг вновь собирал всех для расследования. Кое-как оттерев кровь, я бросил испачканную простынь обратно на кровать, а меч припрятал в душевой, и поспешил было к себе, но внезапно понял, что оставил на полу сырые следы. С минуту на минуту сюда заглянут и обнаружат их, поэтому я не придумал ничего лучше, чем закричать и разыграть спектакль, чтобы не пришлось скрывать того факта, что я заходил в комнату. Я рухнул на пол и не стесняясь иступлено закричал, что есть мочи. Я бился в истерике, сам не понимая, где находится грань актёрской игры, а где начинался мой настоящий ужас. Голова шла кругом, а безумные слова сами срывались с языка. Обратно на землю меня вернула тяжелая пощёчина; вокруг резко стало удивительно тихо, а мыслях ясно и чисто. Реальность произошедшего наконец догнала меня, и я действительно был благодарен Кику за это несмотря на то, что щека после пощёчины пылала ещё долго.       Вечером, оказавшись наконец наедине в свой спальне, я тяжело выдохнул, сползая вниз по стене и крепко сжимая голову, словно в тисках. Маска спокойствия, которую я носил на себе весь вечер, скрывая под ней, как рушится на части мой мир, наконец спала. Я убил его. Зарубил своими же руками. И сейчас мне не хватает духа признать это ни перед собой, ни перед кем-либо ещё. Как же я жалок. Был бы этот напыщенный дурак ещё жив, он бы непременно посмеялся надо мной, как делал сотни раз. Но я убил его, больше его нет.       Я закусил дрожащую губу так, что выступили капли крови. Невысказанные слова признания тяжёлым комом застряли у меня поперёк горла. Я должен был рассказать об этом. Должен понести наказание за содеянное. Случайное или намеренное — убийство есть убийство. Но мои и без того трясущиеся колени подкашивались от одной мысли о том, чтобы заявить это перед всеми. Нужно было начать с кого-то одного. Исповедоваться перед тем, кому я доверяю больше всех. Но из тех, кто остался в живых... Верно, только он один. Италия. Мы условились встретиться в его тайной комнате. Как там: библиотека, третий стеллаж, словарь на второй полке? Я чувствовал, что обязан поговорить именно с ним. Я всё расскажу ему, не тая. И тогда мне станет легче. Он поймёт меня и не осудит. В конце концов, он уже засудил всех нас. 9 июля. Жертва: Артур Кëркленд Убийца: Франциск Бонфуа