Табу
Сэйдж проснулся от звуков возни под дверью. На часах шесть утра, ещё рано и быть разбуженным в такое время совсем не понравилось инкубу. Злой, с недосыпом, он ринулся узнать, кто это, а возможно, дать смачный подзатыльник хулигану. — Кто там шароёбится?! — Грозно спросил крылатый. Тишина. За дверью никого не оказалось. Только у ног валялся странный пакет, весь перепачканный кровью. — Это что ещё? — Сэйдж поднял находку и хотел уже выбросить её куда подальше, но что- то заставило его остановиться. Пакет был заполнен перьями. Серыми перьями. Приглядевшись, парень с ужасом понял — это были не просто перья. Там лежал целый кусок скальпа, срезанный с макушки. В голове загорелась отчётливая мысль: с Теей беда. Сорвавшись с места, забыв о еде, Сэйдж взял машину и поехал туда, где всё началось — во дворец павлиньего семейства.***
Она очнулась. Было темно и сыро. Холодно. Без одежды. Голова ужасно болит. Не шевельнуться. Карминовые цепи обвивают грудь, живот, ноги и руки, неприятно врезаются в кожу. Как долго она пробыла здесь? Ответа нет. Ясно одно: ничего хорошего с ней не случится. «Неужели отец, мой родной отец способен на такое?» — Думала Тея. Глаза щипало от слёз — больше некому. В Гоэтии были известны случаи наказания неугодных отпрысков, однако и мысли не было, что всё может быть так жестоко. Когда старшие говорили об этом, она представляла изгнание, лишение наследства, избиение, но быть привязанной святыми цепями к столу, в подвале, обнажённой — слишком, даже для рода павлинов. Где- то вдали слышался звук шагов. Тея прислушалась. Ближе, ещё ближе, совсем рядом, и вот уже звук ключа, шуршащего в замочной скважине, громкий скрип тяжёлой, железной двери. Голос. — О, ты уже очнулась? — Глава семьи зажигает щелчком пальцев свечи. Теперь Тея всё прекрасно видит. Грозная фигура отца возвышается перед нею. В голове отчаянно бьётся мысль, что всё, наказание кончилось, он пришёл её освободить, однако, ничего не происходит. — Что ж ты теперь не дерзишь мне? Где же твой «бойкий нрав»? — Зло усмехнулся старший — Ты думала, всё так просто? — Говорит он, шурша полами мантии — Ты сможешь сбежать, опозорить семью, опозорить меня? Так вот нет! — Отец…пожалуйста… — Просит она хриплым голосом — Всё же было… в порядке… — Хм- м- м, и это говорит та, что замыслила убийство? — Чт…что ты такое говоришь? Я…я никогда… — Молчать! — Удар по лицу — Как ты объяснишь мне вот это? — Он показал ей пистолет, тот самый, из ангельской стали — подарок Сэйджа. — Дрянная девчонка! Ты обесчестила нас, так ещё и учишь Стеллу делать всё по твоему подобию. А затем я вдруг узнаю, что родная дочь хотела меня убить. — Отец…— Внутри всё похолодело от ужаса. Этот жуткий, кровожадный взгляд, знакомый ей с детства, искривлённое гневом лицо. Тея знала — Милости ждать нет смысла. Старший демон, всё повторял одно — позор семьи, бесчестие, будто старый граммофон, с одной только затёртой пластинкой. У девушки кружилась голова, пересохшее от страха горло умоляло хоть о капле воды, сознание меркло. — От тебя слишком много проблем, но ничего, я знаю, как это исправить — Последняя фраза, перед тем, как отец достал нож. «Неужели, это правда происходит?» — Всё ещё сложно поверить, даже видя своими глазами. Да, отец был жестоким, да, деспотичным, но она же его дочь…родная, как же так? Честь семьи дороже ребёнка? Когда Гоэтия скатилась до такого? Где же так глубоко ценящиеся родственные узы? Холодное лезвие припало к её груди, а вслед за ним и страх, липкой волною. Сердце колотилось с такой силой, что казалось вот- вот проломит рёбра. Тея кричит, хрипло, задушенно, о, как же хочется проснуться и понять, что это — всего лишь блядский сон, каких было много в её жизни, что Сэйдж забежит к ней в комнату, неумело пошутит и останется рядом до тех пор, пока не станет лучше. Но это не сон, это реальность. Кончик ножа впивается прямо в плоть, легко протыкая кожу. Тея кричит, за что её снова бьют. — Не раздражай ещё больше. Лезвие ввинчивается глубже. Аккуратно, оно движется внутри, чертит линию за линией, медленно, желая причинить как можно больше боли. С глаз пленницы текут крупные слёзы. Пребывая в жуткой агонии, она мечет головой туда-сюда, кусая собственный клюв. — Прекрати, иначе я собьюсь — Рука отца ложится ей на шею. Пальцы, продавливают горло, впиваясь когтями. Серое оперение окрапилось вишнёвым цветом, под задушенные хрипы. Темнеет в глазах. Ещё способная мыслить, девушка была бы рада скорому концу, но видимо у старшего совсем другие планы. Он отпускает шею дочери, наблюдая за тем, как мучительно она ловит воздух. Цепи не дают ей вздохнуть в полную силу. Нож всё режет и режет, оставляя витиеватые узоры. — Теперь ты никогда не забудешь, к какой семье принадлежишь — Демон отстранился, чтобы полюбоваться работой. На груди Теи красовался фамильный сигил, истекающий кровью. Такой же, как у всех дворцовых слуг. Она почти потеряла сознание от боли, но всё ещё держалась, хоть и желала впасть в беспамятство, лишь бы не чувствовать, не видеть, не слышать. Лишь бы всё это закончилось. — Знаешь, мне никогда не нравилось, что ты сделала с головой. Что скажешь, может исправим? На слова не осталось сил. — Молчишь? Добро, молчание — знак согласия. Заодно, отправим маленькое послание твоему дорогому плебею. Она слышала, как шуршит отцовская мантия, а потом… Нож воткнулся прямо ей в голову. Ответом ему стал громкий, пронзительный вопль, от которого задрожали стены. — Так и думал, что сперва нужно было вырезать язык. По вискам течёт липкая влажность. Тея дёргается в сторону из последних сил. Соскользнув, лезвие насквозь протыкает щёку. — Говорил же, не дёргайся, собьюсь. И вновь, миллиметр за миллиметром, до тех пор, пока глаза не закатились от боли. То, что осталось, вместо кожи, дико горит истекая потоками крови. — Думаю, сойдёт за письмо. Но подожди, кое- кто ещё хочет тебя увидеть — С этими словами захлопнулась дверь. Она снова осталась одна. Если бы у неё сейчас была способность хоть как- то воспринимать мир, то возможно, была бы радость минутного затишья, но осталась лишь пустота. Вязкая, болезненная, влажная, пахнущая кровью. И цепи, не дающие дышать. Внезапно, дверь снова открылась. — Зачем мы здесь? Где Тея? — Ты всё сейчас увидишь. Тот голос до боли знаком. Звук шагов становится громче, а затем маленькая белая фигурка отчаянно бросается вперёд. — Нет, нет, сестричка! — Смотри внимательно, Стелла. Вот какая участь ждёт тех, кто опозорил наш род. Щелчок пальцев — Тело на столе тонет в демоническом пламени. Она снова хрипло кричит. В каждой вене, в каждой частичке кожи невыносимо жжётся. Стелла плачет, кричит вместе с кузиной, пытается остановить старшего, укусить, поцарапать, ударить, но безуспешно. Куда ей — маленькой девочке бороться с полновластным демоном. — Смотри. Не смей отводить взгляд! Теперь подумаешь, прежде чем бесчестить Гоэтию!***
Час спустя, Сэйдж яростно барабанил в дворцовые ворота. Сердце его переполняла злость. — Эй, сранные птицы! Живо открывайте! Я знаю, вы что- то сделали с моей Теей и клянусь Сатаной, вы за это жестоко поплатитесь! Всё равно, что не хватит сил, что он — всего лишь ничтожный инкуб, в сравнении с высшим демоном. В мыслях только одно — спасти подругу, ради которой, он готов вырвать клыки всем гончим поместья Гоэтии. — Что кричишь? — Глава семьи вышел наружу. По обе стороны от него шли два огромных, мускулистых волка с явно бешенным взглядом. Не теряя времени даром, Сэйдж без труда перелезает через живую изгородь и хочет было накинуться на отца Теи, но не успевает. Его схватила пара когтистых лап. — Тебе уже некого спасать. ФАС! — Скомандовал демон охране, перед тем, как удалиться прочь.***
— ПОЧЕМУ ОН УБИЛ ЕЁ, ЗА ЧТО?! — Кричит малышка- Стелла — ЧЕМ ОНА ЗАСЛУЖИЛА ЭТО?! — Щёки колет и режет от слёз. — Она стала позором семьи — Ответил отец — А от позора принято избавляться. — Но почему?.. — Всхлипывает принцесса — Почему… Тея ведь никогда… — Молчать! Не упомянай её! Никогда! Имя Теи стало табу в семье. Все портреты и фото, хранящие её изображение были безжалостно сожжены, подобно телу. Стелла долго плакала, кричала, сокрушаясь над горелыми остатками кожи и перьев, до тех пор, пока её не оттащили. Со смертью любимой кузины в ней умерла часть души. Она стала очень агрессивной, кидалась на всех, кто слабее, на слуг, даже на питомцев, которых раньше просто обожала. В те моменты, на их месте, ей представлялся отец Теи, которому она мстит. Со временем это прекратилось. Взрослым не составило труда внушить дочери, что смерть для таких это естественно. — Сама виновата — Говорила мать — Предала род, вот и поплатилась. И постепенно, Стелла стала такой как все они — Холодной, жестокой и без конца повторяла их слова.***
— Розовые персики для моей сестры — Андреалфус зашёл в её комнату, держа тарелку с фруктами. — Ты издеваешься?! — Огрызнулась Стелла, нервно сминая в руках письмо, пожелтевшее от времени — единственное, что удалось сберечь. — Нет, что ты? И в мыслях не было — Брат тихонько садится рядом. — Прости…как Октавия? — Ужасно злится, даже крушит всё вокруг. Сразу видно, чей у неё характер! Стелла тяжело вздохнула — О, Люцифер милосердный, дай мне сил вбить в голову этой девчонки то, как правильно себя вести. Будь проклят этот уёбок- Столас, из- за него всё так! Вечно копирует своего никчёмного папашу! — Ну, зная её и тебя, легче грешнику в Рай улететь — Смеётся павлин — Между прочим, моя дорогая сестра, ты сама теряешь хватку. — Что?! — Вздыбилась Стелла — Я всё та же какой была! Андреалфус качает головой. — Ты хотела убить своего мужа. — Пф, хочу до сих пор! — Тогда почему вдруг приказала остановить казнь? На этот вопрос ответить было сложно, но спустя долгие минуты молчания, она решилась хоть на миг избавиться от ледяной маски Гоэтии и сказала: — Я представила её.