Я слаб и тоже устал.
Я в силах признать, что мне не устоять перед пламенем любви.
Я чувствую, как она сжигает меня, я чувствую, как она сжигает тебя.
Надеюсь, что я не погублю себя, надеюсь, что я не обременю тебя.
Дым под потолком, пепельница с бычками на столе, два человека на кровати в полумраке. Тихие медленные поцелуи были на вкус как яд с горьким послевкусием. Но ведь это то, чего так хотел Джеюн. Почему сейчас он чувствует себя не в своей тарелке, но всё равно не может отпрянуть от слегка липких из-за блеска губ Минджон. Который день она приходила к Шиму, прося побыть с ней, ведь без Хисына ей очень одиноко, пусто, печально, и вообще ей нужна поддержка. Джеюн был готов поддерживать её, но не пускать её к себе почти каждый день. Шим ничего не понимал и не помнил уже почти две недели. В голове был только момент, когда спустя день с отъезда Хисына девушка постучалась в дверь дома, где раньше было два человека, а сейчас царила пустота. Джеюн впустил её, ведь ей было грустно. От неё пахло перегаром, глаза странно блестели и были красными, как и нос, словно она плакала до этого. — Пожалуйста, могу я побыть с тобой? Она могла. Как Джеюн мог отказать девушке, для которой его сердечко предательски громко стучало? Он налил ей чай, принёс даже какие-то сладости. Девушка посмотрела на них безразлично, села в притык и обняла. То ли от гремучей смеси её ароматов, то ли от волнения у Шима всё перед глазами поплыло. Его громкий стук сердца можно было услышать в дальнем углу комнаты. — Джеюни, могу я тебя поцеловать? Парень повернулся к ней, не в состоянии что-то ответить. Минджон же, не дожидаясь ответа, холодными руками обхватила лицо Джеюна и оставила невесомый поцелуй на чужих губах. Она отстранилась, чтобы взглянуть на реакцию — брови Шима были приподняты, на щеках розовел румянец, а глаза бегали туда-сюда. — Какой же ты милый. Доверишь мне свой первый поцелуй? Хочешь, я научу тебя целоваться по-настоящему? — Мы не должны, Хисын... — Не волнуйся о нём. Мы с ним просто друзья. Никогда не были и не будем чем-то большим. И нам же не обязательно рассказывать ему, пусть это будет нашим секретом. — Минджон мило улыбнулась, как всегда. Её настрой сменился, когда, сняв пиджак, она ловко присела на бёдра Шима, кладя его руки себе на талию. "Закрой глаза и просто следуй за мной", — прошептала девушка. Минджон аккуратно, не спеша, давая понять смысл поцелуев, ласкала губы Джеюна, параллельно гладя его шею, вплетая пальцы в волосы. Её губы с тех пор почти не поменялись во вкусе. Такие же сладкие, с привкусом арбузной жвачки, липкие из-за светло-розового блеска. Добавился к этому миксу привкус тропиков и ментола. Зато по ощущениям, прежде нежные и мягкие, губы Минджон стали острыми, царапающими, сухими. Никакие блески и помады не могли скрыть это. Запах сигарет и ванили уже въелся в комнату Джеюна, в его волосы, тело, одежду, и эта гремучая смесь никак не хотела вымываться. Как и Минджон из комнаты и жизни Шима. Она оказалось далеко не той идеальной куклой, какую парень представлял. Проводя с ней изо дня в день, Джеюн понял, что она ничем не отличается от кучки его одногруппниц, от его знакомых из прошлой его жизни. Обычная красивая пустышка без души и целей. Джеюн один раз, другой, пять раз просил её уйти, когда она вновь стучала. Она говорила "Хорошо", а потом Шим слышал её всхлипывания за входной дверью. Каждый её визит заканчивался одинаково — она начинала заходить слишком далеко, а Джеюн этого не хотел: её руки лезли туда, куда нельзя, губы спускались слишком низко. Так прошла одна неделя, шла вторая. Черви совести жрали Шима изнутри. "А как же Хисын? Тебе на него плевать?" — такие мысли копошились в голове, не давая спать. Минджон поглотила парня полностью, отвлекая от окружающего мира, не давая ему ни общаться с кем-нибудь, ни быть одному. В школе происходило что-то непонятное, а Джеюн не мог рассказать об этом Хисыну, ведь ему не позволяли это сделать. — Минджон, тебе надо уйти. Я надеюсь, ты больше сюда не вернёшься. — Шим выпутался из рук девушки, разорвав поцелуй. — Ты стал так холоден ко мне... — Ага, одевайся потеплее. Минджон быстро очаровала Джеюна, но разочаровался в ней он ещё быстрее. Как и во всей этой романтической бурде, о которой он мечтал долгие годы. Может, она не тот человек? Не та, кому можно доверить секреты, с кем можно быть настоящим. Для Шима только один человек подходил по этим критериям, но, к сожалению, этот человек тоже, в какой-то степени, не тот. Не тот, кто сможет помочь достроить разрушенное счастье, потому что ему надо самому помогать. Ли Хисын был не тем. Но Джеюн бы хотел, чтобы именно Хисын стал тем самым, с кем будет проще, потому что глядя на себя в зеркало, Шим видел только соседа, ведь они были слишком похожи в одном — одиночестве. Они оба были тем самым островком спасения друг для друга. Минджон бросила мутный взгляд на стоящего у зеркала Джеюна. Накинув плащ, она молча ушла. Когда стук каблуков затих, Шим изо всех сил ударил в зеркало перед собой. Он снова начинал видеть там животное.***
Слухи про Хисына продолжали распространяться. Джеюн продолжал сбивать кулаки в кровь, чтобы доказать что-то тупым студентам с такими же тупыми одинаковыми лицами. — Я же знаю, что это ты говорила. — засунув руки в карманы брюк, Шим глядел на стоявшую перед ним второкурсницу. — Не я это была! Мне может на колени встать и поклясться? — у неё были такие же красные глаза, как у половины студентов, но Джеюна выворачивало элементарно от представления возможной причины. — Вставай. — Что? — Вставай на колени! — замахнувшись на девушку, прикрикнул Джеюн. Она с испуганным криком упала на землю. — Теперь клянись. — Нет... — Я сказал клянись! — парень наклонился и схватил студентку за волосы, — Вы меня все уже задрали. Не стыдно говорить про человека то, чем сама занимаешься? А директриса или родители твои знают об этом? Может мне стоит нашептать госпоже Ли? — Только попробуй! — А то что? У тебя тоже защитники есть? Пусть приходят ко мне на чай в любое время. Я потом их же языки в этом чае заварю. — толкнув девушку, Джеюн пнул и её сумку, после чего ушёл к себе. В элитной школе-пансионе Aglorias распространяют наркотики. Такой заголовок могли получить все газеты, если бы у Джеюна были доказательства. Он уже несколько дней выбивает признания из учеников, но всё было бесполезно. За всем этим стоял кто-то важный. Шим не общался с Хисыном неделю. Потому что либо Джеюн не мог, либо не хотел. Не мог, потому что постоянно ходил на разборки, а не хотел, потому что после них всё его лицо было раскрашено. Не хотелось показаться слабым в глазах Ли, поэтому младший невольно отдалился. Сегодня же ему было физически необходимо услышать знакомый голос, увидеть грустные глаза. В холодном доме только голос Ли Хисына грел Джеюна даже на расстоянии.***
Каждый день был похож на предыдущий. Ком тошноты собирался в горле от однообразности жизни Джеюна в стенах этой школы. Кто-то где-то нюхал дорожки или ловил отходняки, а парень сидел и глядел в стену, взяв в руки гитару. Хотелось что-нибудь сыграть, чтобы почувствовать себя живым, но что? Все песни надоели до нервного тика. Какая у Хисына любимая песня? Кажется, Джеюн даже записал себе где-то, ведь пообещал, что обязательно сыграет её для старшего. Достав свой блокнот, Шим сразу же нашёл кусочек листка в клетку. The Neighbourhood — The Beach. Выучить для Ли Хисына. — Посмотреть, что ли, что это за песня, о чём она вообще... Пальцы быстро напечатали в поиске текст песни. Как только глаза забегали от куплета к припеву и обратно, Джеюн пожалел, что английский был его вторым языком. Если бы я сказал тебе, что люблю тебя, Скажи мне, что бы ты сказал? Если бы я сказал тебе, что ненавижу тебя, Ты бы ушел?Теперь мне нужна ваша помощь во всем, что я делаю,
Я не хочу лгать, я полагался на тебя.
Снова падаю, мне нужно, чтобы кто-нибудь меня поддержал. Я называл тебя другом, возможно, мне придется отказаться от этого. Назвал ли Хисын эту песню специально, или же она правда его любимая? Шим хотел и не хотел знать одновременно. Перебирая струны на слух, парень бубнил себе под нос текст песни и чувствовал, как внутри что-то начинает ковырять, так неприятно, противно, даже больно. Джеюн играл и играл, но остановился, как только почувствовал боль на кончиках пальцев, а тишину комнаты в тот же миг разбавил стук чего-то по гитаре. Парень взглянул на свои пальцы — красные, будут болючие мозоли. Окинув инструмент, Шим заметил, как по корпусу гитары стекала крошечная капелька. — Что-то я совсем расклеился... Парень быстро провёл рукой по щеке. На ладони остался блестящий мокрый след. В дверь постучали. Джеюн, уже зная, что там может стоять только один человек, сердито вздохнул и поставил гитару обратно в угол. Она издала прощальный писк и замолчала. — Минджон, я же сказал, — Шим распахнул дверь и замер, — Госпожа Ли, здравствуйте? — Здравствуй, что с твоими глазами? — А, да я просто на гитаре играл и немного расчувствовался. Вы что-то хотели? Вы можете пройти. — Джеюн отошёл в сторону, чтобы женщина вошла. — Хорошо. — директриса прошла внутрь, а Шим помчался на кухню, чтобы поставить чайник. Мама Хисына периодически заходила в гости, чтобы что-то проверить, по крайней мере сам Шим так думал. — Как там Хисын? Давно Вы у него были? — спросил парень, когда госпожа Ли пришла на кухню. — Ему как будто только хуже становится. На этой неделе особенно. Вы с ним часто общаетесь? — Всю эту неделю я был очень занят... — не будет же Джеюн говорить, что всю эту, как и неделю до, он выбивал признание из деток богачей о том, что они наркоманы. — Вот как... — женщина сделала глоток горячего чая, подумала минуту. — А ты сам как? Как тебе здесь одному? — Немного пусто, но мне не привыкать, я с 16 лет один живу. Когда поедете к Хисыну, передавайте ему привет и всего хорошего от меня. Я сегодня обязательно ему позвоню. — Я верю тебе. Спасибо за чай, мне пора. — госпожа Ли встала и направилась в коридор, а парень следовал за ней. Пока женщина обувалась, Джеюн над чем-то думал. — А когда Вы к Хисыну поедете? — Сейчас. — Что?! — тут же сорвавшись с места, Шим залетел в комнату и, прикрыв дверь, начал натягивать на себя джинсы и толстовку. Директриса смотрела на это с улыбкой. — Я с еду с Вами в обязательном порядке.***
Доехав до клиники в тишине, госпожа Ли и Джеюн вышли из машины. На улице уже стоял поздний вечер. Всю дорогу Шим думал: он не видел Хисына вживую почти две недели, что он чувствовал эти почти две недели? Он ни в коем случае не скучал, нет. И не грустил. И не переживал. Может быть совсем немного. И вот сейчас он бросил все свои дела, натянул на себя первые попавшиеся вещи и помчался в город, чтобы увидеть Ли Хисына? Сумасшествие. — Я думаю, тебе стоит зайти первым. Он знает, что я приду, и на мои визиты никак не реагирует. А тебе он будет очень рад. — госпожа Ли и Джеюн стояли у палаты Хисына. За дверью не было ни шороха. Шим аккуратно и максимально тихо надавил на дверную ручку. Она тут же поддалась, пуская парня внутрь. Хисын лежал лицом к стене в наушниках. Решив, что если он просто подойдёт, то у старшего ко всему добавиться сердечный приступ, Джеюн взял телефон и написал сообщение: "Я пришёл". На телефоне Ли тут же высветилось уведомление, он сначала прочитал его, а потом нахмурился и повернулся к двери. Младший помахал ладошкой и улыбнулся. — Джейки! Хисын так быстро вскочил с кровати, что его одеяло свалилось на пол, а наушники плюхнулись на подушку. Он подбежал к младшему и крепко обнял его. Объятия Ли были такими сильными, что, кажется, у младшего треснули рёбра. Джеюн почувствовал от Ли запах спирта, мяты и лекарств, таких горьких на вкус. — Почему ты здесь... Как? — старший отодвинул Шима от себя и начал рассматривать его. — Я с твоей мамой приехал. — младший же улыбался. Хисын был абсолютно другим человеком, когда не притворялся. А ещё у него заметно отросли чёрные корни. — Как твои дела? Прости, что не отвечал. — Ничего, проходи. А мама..? — А, она пошла к твоему врачу, сказала, что придёт через минут десять. — Отлично... — Ли взял Джеюна за запястье и потянул за собой к кровати. Когда оба сели, глаза Хисына стали бегать по лицу младшего, так и цепляясь за следы от недавно зашивших ссадин. — Как дела в школе? Тебя кто-нибудь обижает? — Меня? — Джеюн усмехнулся, — Это я там всех обижаю. Тебя нет, никто мне отказы дать не может. — оба засмеялись, только вот Шим вовсе не шутил. Парни разговоривали об обычных вещах, например, что они ели на завтрак, что снилось, делились новостями. Джеюн активно пересказывал случай на паре, после которого вся группа залилась смехом, абсолютно не замечая, что всё это время Хисын медленно подвигался к нему ближе и ближе. Шим сидел, облокотившись на стену, смотря куда-то перед собой, пока второй уже был впритык. Ли сел также, только коленку подобрал к себе. — И потом он... — улыбнувшись, Джеюн повернулся к Хисыну и тут же замер. Старший явно нарушал чужие личные границы. Джеюн замер, буквально боясь пошевелиться. Хисын молчал, расслабленно разглядывая лицо младшего, его глаза задерживались то на дрожащих ресницах, то кончиках волос, упавших на глаза. А потом Джеюн облизнул нижнюю губу от волнения, и взгляд Хисына тут же сполз вниз, а потом поднялся обратно к карим глазам. Ветер окатил щёки младшего, когда Ли за секунду приблизился к нему, нежно коснувшись щеки. Хисын остановился, оставляя между губами друг друга сантиметра три, замер и выдохнул на них. — Я не сделаю ничего, пока ты сам не захочешь и не попросишь. По коридору в сторону палаты Ли застучали каблуки. Старший отпрянул и отсел чуть подальше. — Джеюн, нам пора. Джеюн посмотрел на женщину, потом на миллисекунду на Хисына, и тут же следом пулей вылетел из палаты. Джеюн не мог позволить Ли Хисыну заметить, что у него сердце стучало во рту, уши покраснели, как и щёки, а по спине и рукам побежали мурашки. Джеюну однозначно не понравилась такая реакция на Хисына.