I try to breathe...

      Рано или поздно, каждый пленник начинает меняться изнутри. Когда кругом беспросветная тьма, а человек теряет ощущение времени, единственным связующим звеном с реальностью становится дыхание. Даже внутренний голос устает твердить о былом. И в тот момент, когда он исчез совсем, а тишина прерывалась только едва слышными вздохами, Мариан сдалась.       Хотя при каждом появлении ненавистного тюремщика в ней непременно появлялись силы еще раз поднять глаза, выказывая собственное презрение и насмешку над действиями раба, девушка понимала, что продолжать она не сможет. Жизнь угасала в ее глазах с каждым днем, проведенным в заточении, а кандалы изранили не только запястья, но и душу. Хоук давно потеряла счет дням и не могла сказать наверняка, день прошел или мгновение. Иногда к ней приходили призраки прошлого, размытые образы, постоянно взывающие о помощи, умоляющие бороться, взять себя в руки. Были и те, что с ненавистью вопили о ее ничтожности, вселяя страх и сомнения в наемницу. Однако, довольно скоро все они стали сливаться в сплошную, бесконечную череду едва различимых голосов. Девушка вопила, сжимая голову руками, царапала свою шею, будто задыхалась. И каждый раз ее окружала лишь темнота, давящая на нее своей тишиной.       Только телохранитель магистра прерывал ее персональный круг ада, даже не подозревая об этом. Скрип тюремной двери и последующий этому свет от масляной лампы, которую эльф всегда брал в подвал, вытаскивали Мариан из череды кошмаров. Даже если тот не говорил ни слова, как бы ни относился к пленнице, одного присутствия живой души было достаточно.       Но за все это время никто не приблизился к Хоук. Словно все остальные совершенно забыли о девушке, вломившейся в имение. Это ввергало ее в настоящее отчаяние — в каждом шорохе чудились шаги. Какие только мысли не посещали ее воспаленный разум. Многие высокопоставленные магистры безнаказанно вершили правосудие над узниками, а стража совершенно игнорировала подобные исчезновения. Она ждала того дня, когда кто-то наконец казнит ее, потому как не могла больше оставаться наедине со своим безумием. Это стало бы облегчением, самым легким способом вырваться из этой череды кошмаров.       Что ж, этот день настал.       Клетка слегка приоткрылась, впустив в темное помещение узкую полосу света. Он стал жечь глаза Мариан, и та зажмурилась. Вжавшись в стену, она часто задышала; несмотря на то, что пленница желала освобождения, страх перед лицом смерти был неизбежен.       В щель робко выглянула девушка со спутанными волосами медного цвета. Большие зеленые глаза стали бегло осматривать все вокруг. Как только ее взгляд упал на наемницу, в них промелькнуло неподдельное удивление. Нахмурившись, она проскользнула внутрь. Ее шаги гулко раздались по грязному каменному полу.       Заключение определенно не пошло Хоук на пользу.       Оскалившаяся, но в полном отчаянии, девушка походила на загнанного зверя. Запястья были изранены, а кровь грязно-коричневой корочкой запеклась на коже; на шее красовалась продолговатая отметина; алые волосы спутались и падали на глаза слипшимися прядями; под глазами пролегли темные круги и бледные губы были испещрены темными трещинами.       Посетительница, очевидно, была служанкой — поверх платья был криво повязан белый фартук с несколькими жирными пятнами по краям, а в руках она сжимала кувшин с водой так, что костяшки пальцев побелели. Вскрикнув, служка едва не выронила его. Поспешив к Мариан, она опустилась перед Хоук на колени. Та, в свою очередь, попыталась что-то произнести, но у нее вырвался лишь жалкий хрип. Усмехнувшись, она надрывно закашлялась и перепугала без того суетливую девушку, теребившую подол одежды.       — Как я могу помочь?       Приоткрыв один глаз, наемница посмотрела в сторону принесенной воды. Нервно закивав, служанка поднесла горлышко кувшина к губам Мариан, но часть воды пролилась на пол — ее руки дрожали. Чистая вода на удивление сильно обжигала горло, на глазах пленницы выступили слезы. Отстранившись, она прижалась к стене, чуть подаваясь всем телом в такт вздымающейся груди; сердцебиение отдавало в виски.       — За… зачем ты… здесь?       Служанка было приоткрыла рот, намереваясь что-то сказать, но лишь запустила ладонь в глубины своего передника. Вскоре в жалком свете, попадавшего в темную камеру снаружи, блеснул массивный ржавый ключ.       — Мне было велено сопроводить вас…— она запнулась, словно размышляя, что именно стоит рассказать заключенной, — на встречу.       Удивленно уставившись на посетительницу, Хоук громко сглотнула. Очевидно, что служанка побаивалась ее, но Мариан тоже не знала, чего от той ожидать, так как истинных намерений вызнать в таком положении было невозможно. Кто знает, не поджидает ли палач прямо за дверью этой клетки?       Но терять-то нечего. Следующую ночь не хотелось пережить.       Согласно кивнув, наемница поджала под себя ноги. Несколько нехитрых манипуляций, и оковы спали - тело девушки будто стало легче в несколько раз. Пока Хоук беспорядочно потирала то шею, то запястья, сопровождающая решила представиться.       — Я Пенни. Ну… все меня так зовут.       Пропустив эту реплику мимо ушей, Мариан попыталась встать, но буквально тут же рухнула обратно на холодный пол. После второй попытки ноги снова подогнулись, предавая ожидания разозлившейся на них девушки. Служанка подхватила ее под руки и потянула за собой, даже не побеспокоившись о том, чтобы забрать кувшин или запереть дверь камеры.       Перед глазами мелькали настенные украшения, люди, бесконечное количество дверей, и все это смазывалось в один цветастый поток. Идущие навстречу с каким-то жутким интересом рассматривали пленницу. Она не могла выдерживать на себе эти испытующие взгляды и пыталась отвернуться, но от встречной череды обитателей поместья - в основном, рабочих и служанок - скрыться не удалось бы.       Спустя добрые минут десять спутница остановилась у одной из ниш, затем распахнула массивную резную створку и затолкнула Хоук в комнату, озаряемую светом доброго десятка свечей. Она не выделялась чистотой и размерами — типичное жилище прислуги. Даже небольшое количество вещей создавало ощущение захламленности, а крохотное окошко затянули промасленной бумагой, надорванной в углу.       Но самым выдающимся предметом обстановки было зеркало: большое, овальное, пусть и покрытое слоем грязи — такое мог себе позволить только зажиточный горожанин.       В целом, интерьер оставлял ощущение противоречивости: то тут, то там выделялись такие мелкие, но явно не по карману служанке вещицы, что цельная картина никак не хотела складываться.       Усадив Мариан в поцарапанное кресло, Пенни стала рыться в довольно потертом платяном шкафу. Пока та перебирала вещи, бормоча что-то под нос, девушка стала выдергивать обшивку сидения; продрогшая и грязная, она ежилась и изучала израненные руки, тщетно пытаясь вспомнить, как и когда это с ней произошло.       — Какой ваш любимый цвет? — раздался звонкий девичий голос из глубин шкафа.       Рассеяно обернувшись, Хоук какое-то время не могла сосредоточиться на вопросе. Тряхнув головой, она прошептала:       — Плевать…       — Что?!       — Синий! — Мариан сдалась и крикнула первое, что пришло в голову.       Выудив из вороха одежды какое-то темно-синее одеяние, служанка вышла в центр комнатушки. Немного помедлив, она одернула порванное полотно, как оказалось, прикрывавшее большую медную ванну и выбежала за дверь, чтобы буквально через мгновение вернуться с бадьей горячей воды. Спустя пару таких манипуляций, ванна была наполнена доверху. Служанка бросила туда горсть каких-то трав и расставила баночки с неведомыми составами.       — Нужно привести вас в порядок. — Пенни жестом указала на завязки холщовой рубашки наемницы.       Рука Хоук покорно скользнула вверх, распутывая тугие узелки. Когда одежда спала на пол, служанка вскрикнула: все тело пленницы было покрыто синяками, а множество тонких ссадин пересекало спину. Затем ее шок сменился неудовольствием, и мысли, мелькавшие в ее глазах, оказались очевидными - “Да, такой кошмар будет трудно исправить”.       Сгорбившись, Мариан опустилась в благоухающую воду и, прикрыв глаза, откинулась на край ванны. Потемневшие волосы растянулись по поверхности ветвистой красноватой сетью и прикрыли ее нагое тело, отлично видневшееся сквозь прозрачную толщу.       Пенни аккуратно дотронулась до спины наемницы, словно спрашивая разрешения и, не встретив сопротивления, осмелела. Вымыв ее с сильным нажимом, она перешла к рукам, неосознанно задерживая дыхание на широких пунцовых ссадинах.       — Не бойся. Продолжай, — Хоук смотрела на ошарашенную девчонку пронзительным взглядом, ничуть не перекликавшимся с успокаивающим тоном.       Сглотнув, служанка продолжила оттирать тело пленницы от грязи и крови, пока вода не окрасилась в алый цвет.       — Все.       Пенни помогла наемнице выбраться и подала какое-то полотенце далеко не первозданной чистоты. Едва дождавшись, пока та вытрется, она стала натягивать выбранный наряд на все еще влажное тело и затягивать корсет, игнорируя болезненные гримасы наемницы.       Платье прикрывало практически все тело, но израненные предплечья и шея по-прежнему были видны. Хмыкнув, служанка сняла с какого-то головного убора несколько лент, по счастливой случайности совпадавших по цвету с одеянием, и обмотала ими запястья наемницы - на шею повязала третью. Удовлетворенная результатом, Пенни расчесала длинные алые волосы Хоук и связала сзади две пряди, собранные с висков.       — Вот видите, — служанка победоносно улыбнулась отражению Хоук и смахнула невидимые пылинки с ее декольте, — вы теперь настоящая красавица!       — Да ты что? — она криво ухмыльнулась и с легкостью извратила "утонченную привлекательность" Хоук по ту сторону зеркала.       — Лучше приберегите эту для кровных врагов, монна, а мужчинам предоставьте что-то милее и притягательнее.       Удивленная переменой в манере речи, Мариан метнулась взглядом к отображавшейся в углу зеркала половине лица девушки и застала лишь бесконечно невинную и сладенькую улыбку.       — Нас ждут, — она суетливо огладила волосы узницы напоследок.       Поспешно направившись к выходу, Пенни поманила Хоук за собой.       В этот раз коридор был совершенно пуст. По пути никто, ни одна живая душа не сопроводила наемницу взглядом: это было как неимоверным облегчением, так и вызывало некое беспокойство.       Вскоре они наткнулись на массивную резную дверь; Пенни навалилась на створку изо всех сил, и та поддалась. Приложив палец к губам, сопровождающая подтолкнула Мариан в спину, призывая войти.       Перед ними предстал роскошный парадный зал, посреди которого красовался обитый бархатом трон с ведущими к нему мраморными ступенями; у стен стояла немногочисленная стража. Большая часть помещения тонула во мраке. Тьма также скрывала лицо человека в мантии магистра, восседающего на возвышении.       Высокая фигура рядом с ним направилась к вошедшим. Когда тот подошел достаточно близко, поток света обличил незнакомца — то был тот самый беловолосый эльф, телохранитель магистра, оголенный до пояса по чьей-то изощренной прихоти.       Подойдя к Пенни, он лишь кивнул и взял ладонь Хоук в свою. Эльф критично осмотрел девушку, а та даже не взглянула на него, притворяясь, будто перед ней зияло пустое пространство. Оскалившись, он рывком направил Мариан в нужном направлении, ожидаемо поддаваясь на провокацию. Шаги гулко раздавались по полу, а босые ноги девушки холодил камень; трудно было не переносить вес на отдавленную этим же воином стопу.       Тьма рассеялась, и наемница наконец рассмотрела лицо магистра: точеные черты лица, обрамленные поседевшими прядями волос, худощавое телосложение — ничего особенного во внешности этого человека не было, однако он источал странную силу, а подбородок тут же взметнулся при виде новоприбывшей.       — Надо же! Моя несостоявшаяся грабительница, — всплеснул руками магистр. — Позволь мне представиться. Данариус, хозяин этого поместья, как ты могла уже догадаться.       — Поклонись, — ее ладонь с силой сдавила изрисованная белесым узором.       Хоук продолжила упрямо смотреть перед собой, внешне не демонстрируя и тени сомнения - но внутри все сжималось в предвкушении чего-то плохого. Данариус снисходительно улыбался, но хищный оскал выступал из-под слоя нарочитой доброжелательности.       — Поклонись, чтоб тебя! — прошипел эльф, не на шутку разозлившись.       — А не пойти бы тебе…       Воин с силой опустил девушку на пол, придерживая за плечи; колени со стуком соприкоснулись с подножием трона. Едва сдержавшись, чтобы не вскрикнуть, Мариан скривилась.       — А она мила, не правда ли?       Поднявшись с возвышения, Данариус подошел к Хоук и схватил ее подбородок, запрокинув голову назад. Девушка смерила его уничтожающим взглядом, предназначавшимся для самых законченных ублюдков.       — Ничего, я научу тебя хорошим манерам.       Первый удар пришелся по лицу. Возопив, Мариан зажала ссадину рукой - магистр же с силой пнул ее в живот коленом, заставляя согнуться пополам.       Фенрис смотрел на две расплывчатые фигуры, то и дело сталкивавшихся в расфокусированной маре, и лишь смутно осознавал происходящее. Плановые избиения настолько прижились в поместье, что подсохшие пятна крови давно стали частью его мрачного антуража. Внутри эльфа что-то сжималось при виде корчившейся наемницы, но ощущение оказывалось предельно слабым и призыв совести вмешаться был благополучно проигнорирован. А что такое? Равнодушие - средство для выживания. На горьком опыте каждый из присутствующих научился тому, что по-настоящему важным есть не умение протянуть руку помощи, а вовремя ее одернуть. Никто не стал бы возражать, пожелай Данариус содрать с неугодного кожу живьем - он держал слуг в цепких когтях страха.       В глазах магистра угрожающе мерцало извращенное наслаждение, проступавшее с каждым раздающимся стоном; свежие рубцы на спине Фенриса заныли, напоминая о его вечерних развлечениях, нещадно вспарывающих тела подчиненных. Эльф случайно встретился с робким взглядом служанки, чье лицо пересекал алый вздутый след от хлыста. Похоже, ему вчера еще не так сильно досталось - один из “хороших дней”, когда Данариус в безумном исступлении выбирал себе кого-то другого, оставляя своего телохранителя прикованным к креслу.       Потеряв интерес в прерывисто дышавшей девушке, буквально распластавшейся под точными ударами мужчины, он рассмеялся и вернулся к своему трону.       — Здесь тебя научат хорошим манерам. Выбор небольшой — повиновение или смерть.       Несколько рабов принесли шелковый платок, и он брезгливо вытер кулак от кровавых разводов. Короткий взмах руки - Данариус хотел, чтобы обессилившую жертву убрали с его глаз. Эльф взял Хоук на руки, неволько содрогаясь при виде окровавленной части лица, которую не прикрывали и без того красные пряди волос, и как можно скорее вышел за дверь.       Жизнь продолжалась своим чередом.       Хоук тихо поскуливала, словно из последних сил скрывала от него тот факт, что изнуряющая пульсирующая боль и чувство уязвленности причиняли больше страданий, чем можно было в себе сдержать. Не сработало - он слишком знаком с этой гремучей смесью, подтопляющей сознание, чтобы не понять.       Темные извилистые коридоры петляли так неуловимо и часто, что посторонние без труда запутывались в этом мрачном лабиринте, но Фенрис знал их более, чем хорошо. Во всяком случае, куда лучше, чем хотелось бы. На подходе к вверенной наемнице комнате Мариан приоткрыла заплывшие от слез глаза и что-то неодобрительно прохрипела.       — Замолчи. Посадишь голос, — у него вырвался вздох. — С Данариусом бесполезно тягаться.       — Значит, плохо пытался, — насмешливый сиплый голос прозвучал прямо около его уха.       Выровнявшееся дыхание девушки щекотало его шею весь оставшийся путь; Фенрис так и не нашелся с ответом.