Апельсиновые самокрутки и зелёная лампа

⠀Сентябрь проливал жаркое солнце на душные улицы. Феликс потел в прилипающей к телу белой блузке и обмахивался тетрадкой. – Невыносимо, – вздыхал Минхо, скучающий рядом, – такая нудятина. ⠀Преподаватель по литературе вёл заунывно скучную лекцию, от которой хотелось не то что поверить в любовь Ромео и Джульетты, но и лечь в гробы вместе с ними, располовинив себя железной линейкой. С дальних парт учителя почти не слышно. Минхо с Ликсом играли в крестики-нолики, время от времени, ощущая на себе острые взгляды с соседней парты. – Что он на тебя так пялится? – тоскливо спросил Ликс. – Джисон? Чёрт знает, у идиотов свои причуды... – Влюбился может? – Вот уж спасибо. Запрещённая любовь Ромео и Джульетты мне больше по душе. – Потому что они оба умерли? – Да наверное с Джисоном тоже было бы проще застрелиться, – на миг Минхо улыбнулся, и вновь поник. – Ну он тебя реально сжирает, просто пережёвывает. ⠀Феликс захихикал и получил лёгкий удар коленом под партой. Минхо усмехнулся и поставил свой крестик. Урок растянулся ещё на десять минут. Противные десять минут. Длинные и без единой победы в детскую игру, ни Ликса, ни Хо. Тошнотворно громкий звонок стал спасением. – Кхм, ну что ж, всем спасибо, урок окончен, – проговорил мужчина в пиджаке, убирая учебник литературы на свой стол. – Он, наверное, не человек, а какой-то запрограммированный на тоску робот: он не потеет, Ликс, и даже не моргает! – Хах, и ещё не ходит в столовую, не пьёт и не дышит. – Именно! Надо оторвать ему эти... красно-синие проводочки и дело с концом! ⠀Минхо начинал заметно злиться. Феликс похлопал его по плечу, что немного приглушило зверскую ярость в острых глазах. – Ли Феликс, – объявил учитель, – подойдите сюда, пожалуйста. – Ты что такого натворил? Своровал его батарейки? – Не знаю... – Удачи, Ликс, держу кулаки и паяльник, если что мы его вместе сделаем! – Иди уже, – Феликс усмехнулся и толкнул друга в бок. ⠀Когда все ученики вышли из класса, Ликс слегка неуверенно подошёл к преподавателю, переберающему кучу бумаг: – Извините? – Ах да, Феликс. Присаживайтесь. ⠀Парень сел за парту напротив стола и сжал пальцы с приливающими к ним тягучими болотцами крови. Он провёл языком по сухим губам. Голова легко вскружилась от духоты и пота, стекающего по спине, доводящего до мурашек, больше похожих на кусачих блошек. Вернуться бы им в карманы Феликса к фантикам от карамелек и детским усмешкам. – Ваш одноклассник, Хван Хёнджин, – начал мужчина и Ликс уже понял, что ничего хорошего дальше не произойдёт, одно это имя пробрало потоком электрического тока вдоль позвоночника, блошки умерли и провалились на пол крохотными скелетиками, – его нет в школе уже неделю, вы не знаете, где он пропадает? Ни звонка, ни смс, ни справки. ⠀Феликс зажался. Над головой залетали дракончики со звёздами на крыльях. Слишком много живности. Мурашки, блошки, дракончики. Все такие маленькие, такие тревожные. – Я с ним не то чтобы близко общаюсь, вам лучше спросить Джисона или Чанбина. – Дело в том, что вы близко друг к другу живёте, если верить моим данным, это ведь ваш адрес? – педагог повернул к Феликс экран компьютера с его именем, телефонным номером и местом проживания. – Да... – Хёнджин планирует сдавать экзамен по литературе. Я подготовил ему материалы и задания, которые помогут с подготовкой. Вы не могли бы занести их ему и отдать лично? Вот адрес. – Э... Ну, хорошо... ⠀Феликс собрал стопку бумаг, вышел из кабинета с глухим "до свидания" и топнул ногой. Подошва затасканных серых кед стукнула по деревянному полу. За дверью стоял обеспокоенный Минхо: – Что такое, Ликс? Этот старый трухлявый робот завалил тебя домашкой? – Этот, кхм, учитель всунул мне домашку Хёнджина, чтобы я занёс её ему! – О, да ты попал. Но почему ты? – Мы якобы близко живём, где-то тут бумажка... а вот, – Феликс сорвал листочек для заметок с написанной от руки улицей и номером дома, – это всего лишь в пяти минутах от меня, если не ближе. Я всё это время жил на соседней улице со своей смертью. – Да ладно, он ведь не станет там драться с тобой... – Он меня всеми фибрами своей проклятой души ненавидит за ориентацию. Дерёмся в школе, подерёмся и у него дома, если он захочет получить парочку ударов. – Хороший настрой! Боевой! – гордо воскликнул Минхо. – Будь не ладна эта литература, что у нас там ещё, физра? Я тогда свалю. – На дополнительные по боксу? – Чем раньше я это всё отнесу, тем быстрее про это забуду, – руки Феликса бы опустились от тяжести бумаг, но напряжение внутрь заковало его тело в окоченении. ⠀К дракончикам присоединились змейки, обвязавшие шею тугими узлами. – Может он вообще тебе чайку предложит и тортиком угостит? ⠀И умерли. И стали летучими мышками, кружащими около пустого живота, они шептали "чаёк... тортик...", скорее бы сдохли. – Только если отравленным тортиком. Всё, я пошёл. Если что, у меня освобождение. – Давай, пока. ⠀Феликс выбежал из школы, сжимая кучу бумаг и пошёл в направлении своего дома, но чуть не дошёл и свернул раньше. К дому Хёнджина. Хёнджина, который любил бросать в след Ликсу язвительную фразу про непригодность геев к жизни. Хёнджина, который обожал драться с Феликсом, даже если и на его теле оставались крупные ярко-фиолетовые следы. Хёнджина, который ходил по школе с гордо поднятой головой и кучей мелких хулиганств за спиной, и вечно в дорогой элегантной одежде, хотя отец его бросил, а мать бухала с какой-то подругой, сколько он себя помнил. ⠀Дойдя до сероватого забора, Феликс начал отсчитывать шаги до калитки. Пот ещё обильнее обволакивал его тело. Сердце провалилось не то, что в пятки, а размазывалось по асфальту и затекало через капилляры обратно, застревая в венах и артериях. Ликс приложил бледные пальцы к металлической дверце цвета испорченного винограда и та с тихим скрипом открылась. Парень забежал во двор. Никаких цветов или кустарников не росло, лишь нескошенная трава возвышалась почти до колен и таила в себе игривых кузнечиков. Феликс поднялся на крыльцо. Окна задёрнуты занавесками, ничего не видно, не слышно. Пусто? Парень постучал. Тихо. Никто не подошёл. "Ох, ещё раз и я валю..." – про себя вздохнул Ликс. И только его крохотная ручка, больше похожая на лапку, потянулась к двери с ободранной и выцветшей бордовой краской, как она распахнулась и показала за собой самого Хёнджина. Хёнджина, у которого вместо красного сердца чёрная дыра во всех смыслах этого слова. Хёнджина, что сверху-вниз оглядел Феликса, заострив внимание на глазах и где-то на животе, пробираясь сквозь него. Хёнджина, раздетого до винных брюк клёш. Ликс замялся и нерешительно начал: – Я... ⠀И его оборвали, крепко сжав за руку, затаскивая в дом. Дыхание перехватило, а в горле встал комок ступора, удивления и вопросов, которые так и не озвучились, и просто забылись, когда Хёнджин закрыл дверь и прижал Феликса к стене. Тот опустил листки с тестами. Они поцарапали его через чёрные брюки и неприятно скрипнули, на что оба не обратили внимания. Хван ничего не делал, лишь опирался руками на стену и смотрел прямо в самые глаза Ликса. В прихожей было темно, свет выключен, шторы закрывали свет с окон. В этой полумгле глаза Хёнджина горели особенно ярко каким-то странным пламенем. – Хё... ⠀Феликсу снова не дали и слова сказать, заткнув тяжёлым поцелуем. Хван страстно впился в чужие губы, жадно всасывая их в свои, затягивая, как сигарету, и, облизывая, как леденцы. Он не спешил отстраняться, и углублял прелюдию, добавляя язык и руки. Бумаги из рук Ликса повалились на пол. Его сердце отключилось, вместе с разумом. Он, чуть вздрагивая, неуверенно обвил руки вокруг талии Хёнджина. Ощутив это, парень усмехнулся в поцелуй, скользнул языком по нижней губе младшего и поднял его за бёдра, удерживая в области своего паха. Он пронёс его в кухню и усадил за стол. Феликс невольно раздвинул ноги сильнее, когда по ним скользнули крепкие ладони Хёнджина. Он тихо замычал, продолжая пропускать в себя чужой смелый язык. Они не отрывались от поцелуя, оглаживали губы, наливающиеся кровью, трогали друг друга. Хёнджин резко оторвался и, привалившись локтями на бёдра Ликса, опустил голову и начал глубоко хватать воздух, выдыхая его меж ног парня перед собой. Феликс почувствовал, как брюки давят на твердеющий член и натягиваются в бугор. А что творилось с его сердцем, которое также твердело, на которое давили лёгкие, сжимающиеся, накалывающиеся на острые тернии, что обвились вокруг души, – невыносимо. Разум забыл о своём существовании, а жалкие струнки нервов заледенели и треснули в непонимании происходящего. Продышавшись, Хёнджин вновь нагло посмотрел в глаза из-под лобья, не поднимаясь, всё ещё упираясь локтями в ноги, усмехаясь и облизываясь. Он резко взял Ликса на руки и, схватив за волосы, притянул его лицо к своей шее. Тот начал усыпать её поцелуями, пока его несли то ли на растерзание, то ли в ад, то ли на эшафот. ⠀Хёнджин поднимался по лестнице, еле переставлял ноги от приятного дыхания на ключицах, вздыхал и прижимал нежное тело ближе к себе. Он ногой открыл дверь в свою спальню и бросил Феликса на кровать. Тот приподнялся на локтях и опять хотел подать голос. Не вышло. Его снова поцеловали. Вцеловали в постель. Разжевали губы, выплюнули на них немного слюны, сжали и оторвались, протягивая тоненькую прозрачную нитку. С игривой ухмылкой и прикрытыми веками Хёнджин скользнул рукой по талии, под футболку, пролез к соскам, и всё это время не переставал смотреть на Феликса, вынуждая отвечать тем же. Он расселся на паху Ликса и принялся растёгивать полупрозрачную блузку, мокрую от пота. Хёнджин сорвал её с парня и бросил куда-то на пол. Феликс снова прильнул к сладкой шее. От Хёнджина приятно пахло горьковатым одеколоном. Утонуть бы в этом аромате, умереть и восстать, чтобы снова вдохнуть. ⠀Хван оттолкнул от себя Ликса, укладывая на кровать с белыми подушками, одеялами. Он распял его на постели, он навис над ним. Феликс упал в эту постель, он разлёгся под Хёнджином. Тот начал зацеловывать и зализывать вспотевшую кожу, спускаясь ниже. Он укусил за сосок и под ребро до крови, и сразу вылизал её, как коты лакают молоко. Ликс прогнулся в спине и всё ещё не мог сообразить, что делать. Хёнджин подобрался к брюкам и облизал ткань вдоль ширинки, он растегнул пуговку, молнию и стянул к чёрту с тонких белых ног. Бросил туда же, к блузе. Глядя на возбуждённого Феликса, он скользнул пальцами по резинке чёрных боксеров и избавился от них. Его мокрые губы скользнули снизу вверх по вставшему члену, одарив желанной лаской и прохладой похотливого языка. Хёнджин помогал себе рукой, заглатывал плоть почти во всю длину, быстро и до ужаса приятно. Он отрывался, чтобы посмотреть на Феликса. Тот закусывал губу и глядел на Хёнджина, не совсем переваривая происходящее, но получая неописуемое удовольствие от каждого прикосновения к себе. А в животе также пусто. Хёнджин с несходящей усмешкой и чернющими, как сама дьявольская ночь, глазами, разрезал Ликса без ножа. Он похлопывал его членом по своему рту и снова вбирал в себя. Когда его штаны неприятно обтянули заметный стояк, парень растегнул их и сбросил в другой угол комнаты. Феликс с громким выдохом обвёл красивое тело заинтересованным и шокированным взглядом. А на него смотрели жадно, желанно, ехидно. Хёнджин дотянулся рукой до тумбы у кровати, на которой стояла баночка смазки. Он вылил её себе на руку, растёр пальцами, смазал себя сзади и выдавил немного на пульсирующий член Феликса. Всё ещё ухмыляюсь, он сел на парня сверху и закатил глаза. – О да... да... – Хёнджин начал двигаться, прыгать, – ах... ах! ⠀В нём было тепло и приятно узко. Феликса чуть сдавлило, заставляя постанывать в ответ. Он всё ещё пытался не думать о том, что сейчас происходит. Хёнджин ускорился и начал принимать в себя глубже, до конца, с громким хлюпанием и протяжными вздохами. – Может быть, ты начнёшь двигаться? – злостно спросил он, остановившись на передышку, – Не будь бревном и я сделаю тебе ещё приятнее. ⠀Феликс кое-как вернулся в реальность, на её грань, затем снова выпал из неё и начал толкаться в тугое тело, отдающее вздрагиваниями. Хёнджин упёрся ладонью в грудь Ликса, а второй рукой охватил свой член, подстраиваясь под нужный темп. В него входили до предела, но с осторожностью и плавностью, от которой он таял и запрокидывал голову назад, сжимал кожу Феликса пальцами, царапал её: – О-о-оу, да, вот так, а-а-ах... ⠀Ликс не отрывался от скачущего сверху тела, манящего парфюмом и сексуальными движениями. Хёнджин облизывался, жмурилися, дурманил, хватался за одеяло, за плечо Феликса, припадал к яремной впадине, оставляя на ней влажные поцелуи, следы слюны и вздохи. Он был на блаженном пределе. ⠀Всё свело, затрясло в предоргазменных судорогах. Хёнджин схватился за руку Феликса и оттянул её на подушку. Впиваясь в запястье ногтями, он начал ещё громче стонать, приближаясь к разрядке. Ликс толкнулся последний раз и застыл. Сперма Хёнджина полилась на его живот, а Феликса – заполнила тело изнутри горячим потоком. Приятно. До дрожи. И странно. Безумно. Хван слез с парня и лёг рядом, перекинув руку через плечо Феликса. ⠀Хёнджин закурил сигарету прямо в спальне и повернулся на Ликса с игривой улыбкой, предлагая перекурить и ему. Тот затянул и вернул самокрутку обладателю. Хёнджин обнимал Феликса. Феликс косился на Хёнджина. Вопрос "что это такое вообще было блять?!" показался ему слишком резким после постельных нежностей, поэтому он промолчал. Горький цитрусовый дым блеснул на оранжеватом свету, проникающем в комнату сквозь желтоватые прокуренные шторы. – Я... принёс тебе... задания по литературе. Просили передать, – неуверенно проговорил Феликс. – Мне будто бы не насрать на это. Слушай, Фел... – Ч-чего? ⠀Рука Хёнджина огладила плечо. Взор остановился на испачканном животе и наполнился вдумчивостью, от которой и дышать не получалось, страшно не услышать его слова за своим дыханием: – Ты ведь знаешь... что если расскажешь хоть кому-нибудь, даже грёбанному мертвецу, я застрелю тебя... – Хёнджин посмотрел в испуганные глаза, – если ты хоть как-то косвенно об этом намекнёшь, я зарежу тебя... – он говорил устрашающе спокойно, – если посмеешь пошутить про этот секс кому-то, кроме меня, – Хёнджин сел на бёдра Феликса, нависая сверху, – я задушу тебя... – он затянулся и, отвернувшись в бок, выдохнул дым, а затем снова впил взгляд в Ликса, – если хоть одно твоё слово увяжется с этим утром, я размажу тебя по асфальту собственными руками... а если... – Я-я.., я понял. Скажи... мы сможем это повторить? – неожиданно для самого себя выпалил Феликс. – ... а если ты будешь вести себя, как мне надо, то мы будем повторять это каждый день. ⠀Хёнджин приподнялся и снова вдохнул в себя сигарету. – И как тебе надо? – Так, чтобы никто при всём желании не сумел догадаться об этом. Мы также будем драться, ненавидеть друг друга, да хоть вгрызаться в глотки. А наедине – доставлять друг другу удовольствие. ⠀Он немного помолчал, наблюдая за бегающими зрачками Феликса. А тому было и страшно, и приятно, и печально, и непонятно. И всё это давило на кровь, заставляя тело оседать на матрас, закутываясь в одеяло, с которого падал всякий хлам: кисточки, красные яблоки, маленькие сборники стихов и детская беззаботность, растворяющаяся в сером, грязном, как взросление, и лёгком, как юность, воздухе. Глаза Хёнджина промёрзли, будто вспомнилось что-то ужасное, бесячее, омерзительное. Комната, пустая голова, пустой живот и туманная душа заполнились прокуренным голосом: – Но не думай, что это какая-то там любовь, даже не смей. – А... – на мгновение Феликс заикнулся. ⠀Хёнджин скользнул на простыни и потушил сигарету о лежащую рядом деревянную палитру. – Тебе не страшно меня целовать? – ... – даже молчание было слишком громким перед зловещей аурой Хвана, тишина трепещала, а мысли перекручивались в разуме слишком громко. – Поцелуй, если ты согласен на эти условия. А если боишься, я сам это сделаю, — выпалил он, заставляя кожу пылать, а ресницы хлопать, – Три... ⠀Феликс чуть напрягся и забегал взглядом от глаз Хёнджина до фруктовой сигареты, обвёл спальню. Успел трижды сбить своё сердце, настроить, расстроить и забыть о его существовании. – Два... ⠀А Хван уже не лыбился, как дьявол. Но также продирал душу Ликса глазами, как и всё время до этого. – Оди... ⠀Его прервал робкий поцелуй. Почти неощутимый, призрачный. И недолгий. Когда Феликс отстранился, Хёнджин кивнул, уведя взгляд куда-то вниз, вытащил оттуда мысль и вновь упёр взор в Ликса. – Больше никогда не целуй меня так, – раздельно пробасил Хван, – это слишком быстро. – Прости. – У тебя очень мягкие губы, их так и хочется прокусить, их хочется потрогать, не играться с ними, а сразу взять. Не увиливай так, – прильнув ближе, он словно зажёг в своих очах пламя и выжег им плоть изнутри, – это просто преступление. ⠀Домолчав своё громкое затишье, Феликс робко заговорил: – Хёнджин, можно спросить тебя? – Спрашивай. – Почему ты меня так ненавидишь?... Если и сам по парням? ⠀Хёнджин перевёл дух: – Меня заставили питать отвращение к себе. Тебя я не ненавижу. Скорее, наблюдаю некое отражение себя и меня оно бесит. Мне сложно развидеть в тебе... это. – Я не понимаю, – дрожащий голос сламливался, как сухие кленовые кроны под властью осени. – Я вряд ли когда-то расскажу, не лезь в это. – Подожди... – Феликс вцепился в бархатный белый локоть. ⠀Сердце дрогнуло, приломилось, как шёлковая ткань. Хёнджин пусто глянул на него: – Фел. – Джинни... ⠀Они замолчали, столкнувшись странными глазами, карими, тёмными, блестящими. В руке Хёнджина медленно смялась догоревшая сигарета: – ... Как ты меня назвал? ⠀Феликс не ответил. – Я спрашиваю, как т... ⠀Его заткнули блестящими мокрыми губами, нежно скользящими по чужим. Феликс дыхнул сквозь поцелуй, сжал рот Хёнджина и глубоко прикусил тёплую кожу. Он грубо схватился за локоть парня и оставил на нём след от ногтя. ⠀Целовал долго, наполнено, вжимался в кожу, проникал языком, укрывая слюной, касался пальцами обнажённой груди и глухо мычал. Целовал за ласковое имя, будто собачья кличка, что в душе Хёнджина отпечаталось перегаром матери. Она когда-то называла его также. Пока не перестала любить. – Хах, а это мне уже нравится, – шепнул Хёнджин, отстранившись от парня, – но не называй меня так больше. ⠀Феликс неловко переполз через кровать и собрал свои вещи. Хёнджин протянул ему салфетку, нарытую на полу среди чайных коробок и текстовыделителей, чтобы тот вытер живот. Парень оделся, застегнул пуговицы на блузке и застыл напротив двери. Он оглянулся на Хёнджина, стоящего перед окном. Оба улыбнулись. И оба этого не увидели. И хорошо. Феликс бы умер от такой чистой прекрасности. ⠀Ликс спустился по лестнице, перебирая пальцы. Кажется, на его лице сияла одна из самых искренних улыбок на всём белом свете. ⠀В коридоре Феликс увидел упавшие на пол бумаги. Он наклонился к ним и медленно поднял. Пробежав взглядом по нескольким печатным строчкам, он собрал листки в ровную стопку и вернулся к лестнице. В спальню парень ворвался с громким ударом по двери, отчего Хёнджин меланхолично обернулся. – Твои задания. – Пх, милашка Ликс, я ведь сказал, что мне насрать, – усмехнулся Хёнджин с новой зажённой сигаретой. – Всё равно, я пришёл для этого, занести их! – А получил что? – на свою ухмылку он услышал лишь глубокий затяжной вдох, трясущийся в лёгких Феликса, – Ну же, скажи это. Пока ты здесь. Что ты получил? ⠀Хёнджин начал подходить ближе, отчего во всём теле Ликса залепетали бабочки. Его длинная чёлка красиво прикрывала часть лица. Родинка под глазом манила и очаровывала. А оголённое тело, прикрытое лишь тонкой белой простынью светилось бледностью и тянуло к себе. – Удовольствие. Я получил удовольствие с тобой. – Хорошо, – он ласково усмехнулся, снова вернулся к окну, оставив Феликса в проходе. – Ты так нагло отвернулся. – Поверни обратно, – вновь лукавая улыбка, играющая на мягких губах. – Я ведь поверну! ⠀Ликс приблизился и развернул к себе Хёнджина, притягивая за затылок. Не увидев никакого сопротивления, он позволил себе поиздеваться и поиграть. Парень потянулся к заинтересованному лицу и застыл в миллиметре: – Ах, мне ведь пора уходить. Приятного дня, Хёнджин, – промурлыкал Ликс, понимая, что приятнее утра день Хвана точно не будет, – кстати, у тебя такое горячее тело, в следующий раз выжмем из него больше сока, – он подмигнул и закрыл дверь. ⠀Хёнджин, оставшись один, усмехнулся воздуху и приблизился к шторам. Пожелтевшим и где-то выженным. Он распахнул их и устремил взгляд во двор. В нём показался быстро уходящий Феликс. Хёнджин заулыбался, как хищник при виде жертвы. – Больше сока, конечно... ⠀Он так и простоял у окна весь день. ⠀А на следующий заявился в школе, не бросив ни одного дружелюбного взгляда на Феликса. Минхо без конца расспрашивал друга, как всё прошло и почему тело Ликса не сияет синяками. Но для всех, кроме Хёнджина и Феликса ничего не было. Один просто принёс материалы с подготовкой к экзамену по литературе для второго. Ничего больше. А на перемене меж истории и иностранного языка они подрались в туалете, оставив друг другу пару ударов на лице. У Феликса весь день болела голова, "грёбаная мигрень", а после стычки ещё и щёки "дурацкие синяки". ⠀После окончания уроков Ликс спокойно пошёл домой, прикладывая холодную банку газировки, что для него купил Минхо, к воспалённой, слегка опухшей щеке. Его окликнули в том же углу, за который он свернул вчера, к Хёнджину. – Фел! – Хёнджин? ⠀К нему подбежал высокий блондин в идеально выглаженной чёрной водолазке и кожаных брюках, с алым пятном около уголка рта. – Ты торопишься? – В общем-то нет, а что такое? – Не хочешь извиниться за это, – он указал пальцем синяк на лице. – А ты? – Может быть, ко мне? – подмигнул Хёнджин, кладя руку на талию младшего, – выжать больше сока? – Выжать сока после того, как выжали друг у друга крови? Не хочу больше с тобой драться... ⠀Хёнджин задрал подбородок. Он кивнул и они ушли в его дом. В его спальню. На его кровать. И почти ежедневно ходили. Повздыхать, потрогать, поцеловать. Дрались – вздыхали. Ударяли – трогали. Пинали – целовались. Быть может, когда-то их настигнет стабильность. А может они всегда будут так прыгать, раздирая себя между неприязнью и чудаковатыми чувствами, которые пока обоим непонятны. Быть может, когда-то поймутся. А может и никогда.