Любовь повелителя мух

Наутро Арсений открыл глаза в комнате, которую не узнал. Рядом, на кровати, лежало смятое второе, более тонкое, чем его, одеяло. Партнёрши по прошедшей ночи, чьё имя он не вспомнил, поблизости не наблюдалось — значит, был шанс уйти тихо, никого не потревожив. На диване лежали сложенные вещи, на тумбочке — пара телефонов. Чёрные джинсы оказались с драными коленями, что порадовало, хотя мужчина понятия не имел, как и когда их покупал. — Это ж надо было так напиться… — ворчал он себе под нос, засовывая в задний карман штанов наугад выбранное устройство, потому что, какой смартфон принадлежал ему, не помнил тоже. Его даже не смутило отсутствие головной боли и тошноты — вечных спутников похмелья. Мысли роились бесконтрольно, почти автоматически, запросто подчиняя его, сонного, себе. «Неплохо было бы такси, что ли, до дома вызвать…», но адреса дома тоже не нашлось в записной книжке памяти, да и по-хорошему нужно было сваливать, пока неизвестная не вернулась. Откуда-то Арсений знал, что девушки «на раз» всегда просили остаться подольше, хотя не нашёл в уме ни одного такого случая. Как раз в момент, когда голова уже была просунута в футболку из той же стопки, со стороны двери послышались шаги. Но, вместо ожидаемых женских причитаний, прозвучал низкий мужской голос: — Доброе утро. Слушай, я тут подумал… Из ворота вынырнула макушка, потом нос, следом вылезли губы — и весь он замер, уткнувшись растерянным взглядом в незнакомца. «Сколько же я выпил вчера, господи, если дошёл до этого?» — критически, пусть и испуганно, оглядывая вошедшего, кстати, голого по пояс, Арсений заметил в чужих руках две чашки, вероятно, кофе. Ситуация походила на сюр, в конце которого планировалась неловкая сцена обсуждения прошлой ночи. Второй человек оборвал себя на полуслове, после чего с сомнением пару секунд смотрел ему в самую душу, а затем медленно сделал шаг назад, освобождая дорогу к выходу. Благодарность тому, как легко его отпускали восвояси, застыла в горле: светлые глаза постороннего были слишком далеко, чтобы видеть эмоции, а всё же он буквально поймал момент, когда те разбились, будто окна заброшенного дома. Человек покорно не говорил ни слова, но взгляд этот кричал так, что хотелось заткнуть уши. Пусть уж лучше его бы попросили остаться на завтрак, чем одарили чистейшей болью. «Разве можно так ударить по кому-то, просто сваливая под утро домой? Что за чушь?» — хмыкнул мужчина мысленно, поглубже затыкая ощущение, что делал что-то неправильно, и вышел на улицу. Проблема в виде пароля на телефоне образовалась неожиданно. Видимо, выбор был всё же неправильный, но тогда почему ему не сделали замечание ещё в квартире? Унывать не стоило — разве сложно в наше время просто поймать такси у дороги? «Без денег-то? Сложно!» — скрежетнуло подсознание, на что Арсений только поморщился, мол, ничего, дома наличные найдутся. «Может, и ключи уже дома искать будешь?» — снова ответили со дна мозга. Испуганное похлопывание по карманам не помогло — ни ключей, ни денег, ни документов и правда не оказалось. — Вернуться, что ли? Раз забыл столько всего, — бормотал он себе под нос, разворачиваясь обратно к высотке и радуясь, что не успел уйти далеко. Заныл в кровь разбитый когда-то ранее локоть, уже покрытый впитавшимся за ночь слоем зелёнки. «Кажется, ты забыл что-то ещё. Что-то более важное, чем вещи…» почти физически прокусило горло — и мужчина согнулся пополам в приступе кашля. Если б и были деньги, то куда ехать? В сторону чего хотя бы? Ни улицы в воспоминаниях не нашлось, ни дома, даже города! — А где я вообще? Взгляд беспорядочно цеплялся за два высоких дома во дворе, детскую площадку, припаркованные машины, забор, но узнать что-то просто не получалось. И он побежал. Вдруг нужно было просто выйти к большой дороге и тогда… — Река? Действительно — в нескольких минутах паники оказалась безлюдная набережная с крытыми скамейками и даже пирсом. И куда дальше? Арсений понятия не имел, что делать в таких ситуациях, и бросился к первой же паре, встреченной по пути, с единственным важным вопросом: «Вы не знаете, что это за город?» Те, что называется, покрутили пальцем у виска и спешно ретировались. Следующие несколько человек, все — пенсионеры, были более сговорчивыми и снабдили информацией, что он находился в Воронеже. Даже спрашивали его имя, чтобы помочь найти дорогу домой. — Имя? Его я тоже не знаю… Тут-то истерика и погребла мужчину под собой. Практически падая задницей на край пирса и свешивая ноги, он мог только в ужасе повторять одними губами «не знаю», пока эти слова не потеряли смысл. Так часто бывает, если долго на чём-то зацикливаться. А вдруг он так долго зацикливался на себе, что тоже потерял смысл? Что себя самого потерял? Может, и не существовал теперь вовсе? Ходил, говорил, делал что-то, а при этом никем не являлся? Потому как, если являлся, должен ведь был найтись человек, который его знал? Не просто видел и слышал, а действительно… В памяти всплыл полуголый незнакомец с двумя чашками в руках. Тот самый, с разбившимися глазами и неприятной бородкой, которую уже впору было в косички заплетать. «Ты меня знаешь? — Арсений оглянулся на дома вдалеке, дорогу к которым успел забыть. — Почему тебе больно было? Из-за меня? Из-за того, что я не знаю тебя в ответ?» Он, может, и хотел бы вернуться, чтобы спросить об этом всём лично, только вот уже не знал, как. Так что просто грелся под лучами мягкого солнца, отражёнными в гладкой спокойной воде, да чесал ушибленный буквально на днях локоть. Чудо придёт, если терпеливо подождать. Обязательно придёт. Плечи дрогнули, когда с ним вдруг заговорили — но не от неожиданности или страха, а от мысли, что голос был ему знаком. Иметь что-то в жизни знакомое, когда не помнишь самого себя — поразительное по силе ощущение. — Ты чего так близко к дому сдался? — уже виденный ранее молодой человек разместился рядом, на углу деревянной платформы, и подал вытащенный из рюкзака фольгированный кулёк. Арсений вопросительно поднял бровь, приняв предмет. Неозвученную фразу поймали со смущённой улыбкой. — Бутерброды. Не думал, что убежишь раньше завтрака, вот и задержался, чтобы приготовить. «У тебя был план на меня? И почему сразу «сдался»? Просто не стал оттягивать неизбежное, пусть пока не осознаю, почему оно неизбежное». Лицо постороннего выражало только оттенки эмоций, в остальном оставаясь, как говорится, выключенным, а потому вызывало доверие: кем бы тот не оказался, с ним не играли, его не пытались успокаивать, как бы заранее зная, что это бесполезно. Подумав с минуту, мужчина развернул упаковку и сделал укус. — Вкусно, спасибо, — жуя, пробубнил он, рассматривая зелёные глаза, почти избавившиеся от утренней боли, сглаженные черты, местами скрытые неприятной растительностью, забавную родинку на носу. Отторжение человек не вызывал, хотя и симпатии, пожалуй, тоже. — Антон, кстати, — ему протянули руку. Прежде, чем её пожать, больной поймал мысль, что ладонь наверняка будет влажной, как всегда. И вот это «как всегда» заставило дрогнуть снова. — А я кто? «Мы же оба понимаем, что ты знаешь ответ на этот вопрос. Рассказывай, ведь тебе явно есть, что». Собеседник набрал в грудь побольше воздуха и принялся чеканить фразы так, будто заучил: — Тебя зовут Арсений. Раньше ты работал актёром в Питере… — на этих словах взгляд его упал на чужие штанины, которые в случае необходимости легко заменили бы два спальника или пляжный тент. А второй продолжал: — У тебя проблемы с долговременной памятью. Прости, что без доказательной базы всё это рассказываю — документы дома остались… — «У тебя на меня собрано целое досье там, в квартире, что ли?», а тем временем внимание переключилось на нежно-розовую футболку парня, которая показалась очень приятной глазу. Для незнакомой вещи та вызывала подозрительно много интереса. И, видимо, он пропустил часть слов, потому как его легонько тронули за выглядывавшее из дырки колено. — Эй, ты слушаешь вообще? — Нет. Мне нравится твоя футболка, — он поднял озадаченные глаза и поймал в морщинках Антона то же состояние. — Почему? — Ну, — тот потянул на себя края ткани, оценивающе рассматривая вещь и теряя остатки каких-либо красок на лице. — Её выбирал ты, …помнишь? — Ни черта не помню, — покачал головой под разочарованный вздох сидевшего рядом человека, затем улыбнулся. — Как обычно, видимо, — мягкие губы парня слабо изогнулись и тут же вернулись в прежнее положение. «Итак, мы знакомы. И были знакомы ранее. Но это же не повод выходить почти обнажённым к…». Он ткнул пальцем второму в грудь. — Друг? Сто и одна эмоция запрыгали в блёклых радужках. Собеседник зримо взвешивал свой ответ по букве, пока не произнёс аккуратно: — Не совсем. «О. Так логично. Так понятно. А то взгляд у тебя… голодный, что ли. Но нежный при этом. Любопытное сочетание, хотя и непривлекательное. Как я только мог на тебя повестись…». — Понятно, — просто кивнул Арсений и передал тому пустую упаковку от еды вместе со взятым утром телефоном. — Полагаю, твой, — вещь приняли молча. С каждым его словом чужие глаза почему-то расширялись всё больше. — Говоришь, у тебя есть доказательства, что всё сказанное — правда? — Да, дома. Мы можем… — Не надо, верю. «А вот в то, что у меня к тебе чувства могли быть — не верю, хоть убей», — он сверлил соседа по пирсу взглядом, всё пытаясь увидеть что-то, замеченное ранее другой его версией. — Меня пугает то, как ты смотришь. Будто кожу снимаешь, — сказал парень и поёжился, нервно смяв в руках мусор. — Есть ли у тебя хоть одна общая фотка со мной? Тот растерялся окончательно. Глаза сначала просто треснули, затем со звоном разбились и упёрлись осколками в водную гладь. Вся поза выражала то ли грусть, то ли вину. «То-то же. Уж больно борода эта мне не нравится». Мужчина механически тронул подборок, с разочарованием обнаружив на нём щетину, а ещё — зашипев от боли в локте. — Слушай, Антон, может, помнишь, где я так ударился неприятно? — показал содранное место тому, кто на него больше не смотрел. — Мы вчера на скейтборд тебя поставить пытались в парке. Там ты и почесался об асфальт. Не волнуйся, я обработал. «Даже паузы на размышления не взял. Не врёшь, получается? Тогда… спасибо?» Они сидели ещё какое-то время молча: второй, казалось, подбирал формулировки и причины, почему Арсению стоило пойти с ним, теряя с каждой секундой веру в то, что слова найдутся; сам он пытался понять, почему хотел следовать за новым знакомым в любом направлении. Хотя всё было очевидно до мерзкого: бороду некрасивую пережить можно, а вот одиночество — нет. Когда солнце почти вышло в зенит, он поднялся: — Раз рана болит, надо обработать снова. Чего тут просто так сидеть, реку молчанием смущать? Пойдём. Да, смотреть на то, как собирались из осколков чужие глаза было гораздо приятнее, чем их разбивать. Мужчина был почти горд радостью, которую вызвал его незамысловатый аргумент.

***

Ушёл он и правда недалеко, даже удивительно, как быстро в нём отключилась потребность бежать куда глаза глядят, стирая подошву кроссовок. На кухне Антон выдал горсть таблеток, ватку, пропитанную зелёнкой, и стакан воды, затем отошёл к окну, рассматривая улицу с таким интересом, будто их молчание не было неловким. Складывалось ощущение, что он что-то разрушил одной из своих фраз. Что-то, упорно не желавшее выстраиваться обратно. — Ты что-то говорил про актёрство. «Давай попробуем так. Больше ничего на ум не приходит, потому что слушал я действительно краем уха». На него повернулись с такими живыми искрами в глазах, что пошли мурашки: — Да! Есть записи, хочешь посмотреть? Стоило кивнуть, как парень подорвался с места и забавно засуетился, обустраивая на двухместном обеденном столе ноутбук, ставя рядом стулья, ища видео. Арсений не понимал, почему смотреть на себя, которого не помнил, было так болезненно, но упорно не просил выключить — тот, кто сидел рядом, вдохновенно пялился в экран и шептал его реплики с удивительной синхронностью. Пусть он не чувствовал себя тем же человеком, что бегал по сцене, а всё равно такая преданность льстила. Сколько ж раз нужно было пересмотреть это «кино», чтобы так чётко всё выучить? Поразительно. И как вообще у Антона оказалась запись выступления? К тому же, вроде бы, не одна, судя по мельком увиденной папке на рабочем столе устройства. «Как мы познакомились? И где? Это ведь не ты снимал, конечно? Театр же в Санкт-Петербурге, а ты из Воронежа…» — бубнило подсознание вот уже полчаса, и в один момент мужчина сдался любопытству, начав, как ему казалось, издалека: — На что было снято, не знаешь? Такая картинка чёткая! — Секунду, — тут же поставив видео на паузу, молодой человек снова вышел из кухни, а вернулся уже с приличных размеров камерой и бережно уложил ту ему на колени. — Там ещё штатив к ней и пара объективов, шумоподавители… — Выглядит дорого. «Чертовски дорого! На неё вполне можно фильмы снимать в шикарном разрешении, а ты снимал меня? Какие-то посредственные постановки не лучшего в мире актёра? Серьёзно?» — и только в тот момент он заметил, что в зелёных глазах, помимо банальной нежности, присутствовало ещё и восхищение. Искреннее, по-детски восторженное и, чёрт, невыносимо льстившее. Было что-то цепляющее в этом непонятном для него парне, который в ответ только смущённо пожал плечами и унёс прибор туда, откуда достал. — Ты пока смотри, я переоденусь в домашнее и вернусь, — длинная рука потянулась через его плечо к кнопке пробела, но была остановлена в полёте за запястье. — Вообще как раз хотел спросить, нельзя ли приступить к приготовлению обеда. Просто не знаю, какое расписание… Антон понимающе закивал и всё же ушел. Не дожидаясь чужого возвращения, он сам полез в холодильник — проводить ревизию, чтоб понять, какие блюда доступны на выбор. И улыбнулся мысли, что с пастой болоньез вполне справится и без посторонней помощи. — Что ты, прости, делаешь? — Готовлю. К моменту, когда парень вернулся, фарш без соуса был практически дожарен, макароны отдыхали в дуршлаге в раковине. Оборачиваясь с самой самодовольной из всех своих улыбок, Арсений не ожидал, что первыми увидит тонкие, даже, пожалуй, хрупкие ноги в облегающих спортивных штанах. Тихо, как ниндзя, пришедший успел сесть и вытянуть в его сторону конечности. И, знаете, эти ноги без преувеличения были изящными. Не девичьими, нет, но при этом лишёнными типичной мужской грубости. Такими худыми, что, казалось, одной рукой можно было обхватить бедро целиком. Мужчина не заметил, как завис, без единой мысли рассматривая то, что не замечал последние пару часов, пока его не окликнули. Возможно, не в первый раз. — А-а-арс, моргай ради приличия, — взгляд нехотя переполз на заросшее лицо и почти сразу вернул себе способность фокусироваться на предметах. Ему улыбнулись почти невинно. «Кем бы ты не был, играть девственницу у тебя получается отменно». — Раз уж ты у нас сегодня за повара, поставить музычку на фон, может? — Включай, если знаешь мой вкус, — показательно равнодушно бросил Арсений, возвращаясь к готовке. «Вот и проверим, какой из тебя партнёр в отношениях. А то, знаешь ли, поверхностное знание биографии ничего не…», но мысль не успела доформулироваться, поскольку из уже знакомого телефона полилась песня в жанре техно. «Странный выбор. Не подумал бы даже, что ты способен выносить электронную музыку». Басы были немного «невкусные» из-за качества динамика, но вполне терпимые, чтобы начать пританцовывать под тихие смешки за спиной. — Invisible sun, I'm stumbling in the dark… Invisible sun, shining where there's no path , — мысленно улыбаясь тому, что на деле эта песня была про них с Антоном, который тоже сиял там, где не было пути для заблудшего него, он неосознанно подпевал одними губами и размеренно помешивал соус. А потом сзади с грохотом на пол рухнуло что-то маленькое, но тяжёлое. — Ты слова, что ли, помнишь? — молодой человек поднимал дрожащими руками телефон, не осводя с него шокированного взгляда. «Что-то не так? Не должен помнить?» пробежало по мозгу и выскочило изо рта в виде чего-то более уверенного и почему-то утвердительного: — Конечно. Это моя любимая песня, кажется. Сложно было предположить, что огромные глаза Антона могли распахнуться ещё шире и стать ещё удивлённее, но у тех получилось. Рот собеседника открывался и закрывался, не выдавая ни звука, а потом вдруг отобразил улыбку: — Честно говоря, я не планировал сегодня ревновать тебя к Продиджи . Необоснованное, по сути, ликование наполнило сердце и выстрелило оттуда напрямую в мозг. Самодовольство стало таким ощутимым, что держать то в себе не осталось сил — Арсений развернулся к парню лицом, одним двусмысленным жестом слизал с узкой лопатки томатный соус, после чего краем той же лопатки подцепил бородатый подбородок и ухмыльнулся: — Не стоит ревновать, поверь, — он упивался тем, как Антон выключился, полностью потеряв контроль над собственным лицом, как шумно задышал и вымученно сглотнул. То, что для него было игрой, для другого становилось настоящей пыткой — и, черт возьми, такая реакция стоила всех слов и наглых жестов на свете. «Хочешь, добью тебя окончательно?» — Выходной, говоришь, сегодня? — Есть предложения? — заложник кухонного прибора не смог выдавить из себя ничего громче шепота и снова сглотнул, хотя мужчина был готов спорить, что во рту у того пересохло от частого рваного дыхания. — Кино вечером, — оба знали, что в его голове кинотеатр был местом исключительно для свиданий. Он понял это по тому, как расширились зрачки у «жертвы». «Интересно, какой градус ты способен выдержать, не набросившись на меня?» — хихикало подсознание, готовившееся закончить фразу. — Любой фильм на твой вкус, но последний ряд, — второй не шевельнулся. «Так твоё терпение и правда ангельское, а? И относится оно не только к тому, чтоб говорить со мной из раза в раз об одних и тех же вещах?» Парень перестал моргать и уже хотел, видимо, быть добитым. Актёр критически того оглядел, чтоб наконец сказать фразу, которая всё утро вертелась на языке. — Но с условием. Сделаешь для меня кое-что? — Что? — скорее выдохнул, чем сказал тот. — Сбрей бороду, умоляю. Смотреть невозможно. И с невозмутимой улыбкой вернулся к готовке. Сказать, что форма подачи просьбы возымела эффект — ничего не сказать. Молодой человек вылетел прочь из кухни со скоростью света. Не успел Арсений подумать, что тот убежал за пистолетом, дабы отомстить за наглость, как со стороны коридора зашумела вода. «Ну, вот и славно, вот и спасибо. Не сложно же?» — улыбнулся он сам себе, затыкая поглубже в глотку мысль, что часть его уверенности была показной, наигранной, потому что, пока голодный взгляд Антона не мигал, сам мужчина и не заметил, как перестал дышать в ответ. «Вероятно, эта манипуляция работает в обе стороны…». «Теперь», — услужливо подкинуло подсознание. Что-то менялось в нём, пусть, не имея возможности сравнивать, он не мог понять, что именно.