Между тобой и другим человеком всегда ровно десять шагов. Если ты прошел свои пять и тебя никто не встретил — разворачивайся и уходи.
© Китайская поговорка
— Знаешь, а это правда не так уж и плохо, — не переставая жевать, мужчина повернулся на Антона и кивнул на ноутбук, занявший почти весь кухонный стол. Тем же утром воскресенья ему разрешили поесть под звуковое сопровождение записи одного из спектаклей. Следить за действом было не так увлекательно, как за парнем, проговаривавшим губами все реплики героев, но стоило признать, что и декорации, и актёрская игра его приятно удивили. В душе не нашлось тоски по театру или коллегам — всё, что требовалось для внутреннего спокойствия, сидело рядом и тихо смеялось. — Ты про овсянку, постановку или Шекспира в целом? — Про то, что мы смотрим. Хотя каша тоже отменная, тебе бы в ресторан пойти… Фразу он договаривать не стал, потому что увидел, как изумлённо распахнулись чужие глаза. Пауза висела всего несколько мгновений, за которые Арсений успел перебрать короткий разговор по буквам, так и не найдя, чем мог обидеть или задеть. Красивое лицо поменяло выражение с шока на растерянность: — Кто, прости, смотрит? Мужчина взглянул на собеседника, как на идиота, но покорно повторил, понятия не имея, чего от него хотели: — Мы. Собеседник растерялся, казалось, ещё больше — перебегал взглядом с одного его зрачка на другой, словно пытался в тех что-то отыскать. «Меня немного пугает твоя реакция. Что не так с этим словом? Оно какое-то запрещённое?» — неосознанно отзеркаливая эмоцию парня, он отложил чайную ложку и тронул тёплую руку. — Может, объяснишь, что происходит сейчас? — Мелочь, которая без контекста не очень будет тебе понятна. — Тогда стоит ли мне запрашивать контекст? — Боюсь, у нас нет свободных часов семи, — слабо улыбнулся Антон. Очаровательным был навык другого человека переключаться между чувствами и интонациями — таким могли похвастаться не все актёры. А всё ж понятнее не стало. — Так выходной же, сам сказал. Или мы куда-то торопимся? — смятение не хотело покидать сознание, так что он, опустив глаза, стал нервно перебирать чужие кольца, признавая, что те действовали на него, как маятник для гипноза или чётки. — Нравятся? — выцепив крупицу его внимания, осторожно бросил парень. — Конечно. Твоим музыкальным пальцам очень идут. Но от вопроса лучше не уходи. — Семейная пара моих друзей звала за город. Шашлыки, костёр и всё такое. Вернёмся завтра утром, — тот очень старался сделать голос непринуждённым, но напряжение выдавала буквально каждая морщинка спокойного лица. — Неделю назад ты согласился. Пойму, если сейчас… «Нет, подожди, люди — это хорошо. Да и тебе не помешало бы отдохнуть, наверное. Просто они ведь именно твои…» встало в горле. И откуда только в нём эта неуверенность? Или она всегда была, просто Арсений не помнил? — Я точно не буду мешать? — Звали именно двоих, — парень просиял, поймав его облегчённую улыбку, и, выпутавшись из прикосновения, поднялся. — Будешь досматривать этот несчастный «Сон в летнюю ночь» или пойдём собираться? «Ну почему сразу «несчастный»? Все мы на этой кухне счастливые, не придумывай», — закатил он глаза и тоже встал. Приятной показалась мысль, что у него был не только возлюбленный, но и друзья, и что все трое, видимо, прощали ему проблемы с памятью, потому что, будем честны, родство душ — не о том, как давно вы знакомы. По крайней мере в это хотелось верить.***
В электричке они ехали не столько под мерный стук колёс, сколько под мантру Антона «Только не засыпай, родной, ладно? Понимаю, что очень убаюкивающий звук, но всё же терпи, молю тебя, не спи». Того можно было понять, потому мужчина смиренно глотал кофе и делал вид, что головная боль от этого не усиливалась. Парочка подошла к воротам нужного земельного участка как раз к моменту, когда их вышел встречать кто-то невысокий. — Дмитрий. Сегодня — не твой лечащий врач, — дружелюбно улыбнулся незнакомец и протянул ладонь сначала ему, а затем уже парню. «Интересная приоритетность». — Арсений. Сегодня — не помню Вас снова, — он был горд вызванным смешком и, перехватив пакет с продуктами, что они везли из Воронежа, поудобнее, направился к дому. Предательски звякнуло содержимое ноши. — Так, стоять, — новый друг схватил его за локоть и повернулся на третьего участника сцены. — И как это понимать? Ты же в курсе, что таблетки… — Знаю, — перебил Антон. — Под мою ответственность. — Да нет в тебе, как оказалось, никакой… — Дим, — свободной рукой актёр похлопал того по плечу, — «не лечащий врач», помнишь? Расслабься. Познакомь меня лучше со своей красавицей. Мужчина растаял почти моментально и, не отпуская локоть, повёл его вглубь участка. Удивлённый происходящим парень засеменил следом. — Полагаю, представляться нет особого смысла? — Арсений передал хозяйке пакет с алкоголем и мясом и проследовал с той внутрь дома, бросив остальных на улице. — Ну, я наслышана, честно говоря. Хотя лично мы не знакомы, да и вообще никогда не виделись. Думаю, сейчас это плюс. Жена медика — Катюша, как ее презентовали, действительно была очаровательна и каким-то непонятным образом легка. То, как она двигалась, как улыбалась или разговаривала, казалось воздушным, ненавязчивым и оттого волшебным. — Да уж. Получается, мы в равных условиях… — «Впервые за… сколько? Какое количество времени мой ангел крутится в этом колесе?» — И как ощущения? — Потрясающе! — мужчина просиял искренней радостью и принялся доставать овощи и закуски из холодильника. За спиной раздался скрип пробки, затем еле слышный хлопок. — Держи, — девушка протянула ему наполненный вином бокал. — Так будет ещё лучше. — Сначала будем пить, а потом уже заниматься шашлыком? Мне определённо нравятся приоритеты вашей семьи, — ему ответили смущённой улыбкой. — Слушай, почему меня вообще позвали? — Ну, вы же, как Дима выразился, отдельно не функционируете. Идёте комплектом, так сказать, — пожала та плечами. — Наверное, он прав… А ты чем сама занимаешься, кстати, пока муж возится с безнадёжным мной? За последующую пару часов приглашённый гость с Катюшей стали почти что лучшими подружками. Общение, не обременённое совместным прошлым, которого он всё равно бы не помнил, протекало гораздо свободнее: оба узнавали друг о друге новое по ходу разговора, чего не мог дать тот же Антон в силу обстоятельств. Разбившись по парам, компания расположилась на веранде за большим деревянным столом и действительно не спешила приступать к приготовлению еды, распивая несколько бутылок сразу. Арсений делил вино с собеседницей, которая, в свою очередь, делила его внимание с молодым человеком. Да, они сидели по разные стороны, ровно напротив, и вели каждый — своё обсуждение, но это не мешало им переглядываться, смущённо улыбаться и невербально переговариваться время от времени. «Всё в порядке? Тебе комфортно?» вопрошали зелёные радужки, пока их обладатель упирался коленкой в его ногу. «Да. Я рад, что нахожусь здесь» вторили губы, улыбавшиеся одним краешком. А между тем жена врача оказалась фанаткой лицедейства, с которой можно было обсудить трудности постановки некоторых произведений. — Да я-то знаю, я же актёр, — привёл он в качестве аргумента, казалось, чуть громче, чем планировал, потому как на него обернулся хозяин дома. — В недалёком прошлом. Это надо учитывать. От того, как быстро выключилось и включилось обратно прекрасное лицо Антона, что всем своим видом теперь транслировал угрозу, ему стало не по себе. И, кажется, не только ему. — Брось, милый. Уверена, что бывших актёров не бывает, — попыталась сгладить Катя, переводя на него умоляющий взгляд. «Усмири своего раньше, чем произойдёт драка» сквозило в её мягкой улыбке. — А ты как думаешь? Гудевшей с самого утра голове потребовалось порядка десяти секунд на вытаскивание со дна памяти нужной информации. За это время парень, не отводивший взгляд от друга, успел податься вперёд и открыть рот. Мысль щёлкнула, как микроволновка; Арсений резко встал, перетягивая внимание на себя, и начал чеканить со всей старательностью: — Итак, любовь мгновенна будто звук, Кратка как сон, как призрак преходяща; — это был монолог Лизандера из той постановки, что они смотрели буквально утром. Помнил ли он его потому, что играл эту роль, или потому, что слушал совсем недавно — загадка уровня Фиксиков, которая уже не волновала: — Как молния среди глубокой ночи, Она быстра — блеснет и озарит Пред взорами и небеса и землю, Но прежде чем успеет человек Сказать: «смотри!», уж снова бездны мрака Все поглотят. Так быстро на земле Все светлое в хаосе исчезает! Смолк и протянул к Антону руку приглашающе — тот побледнел. «Давай же, подыграй мне! Мы оба в курсе, что ты знаешь пьесу наизусть целиком в разы лучше меня. Так вперёд, не бросай меня в этой неловкости. Будь на моей стороне даже в такой чуши, раз терпишь нашу вакханалию каждый чёртов день». Он перебегал взглядом с одного расширенного зрачка на другой и пытался морганием передать самую простую, но важную просьбу. «Люби меня». — Это ж надо было такой кусок выбрать, — шепнул его личный ангел, качая головой. А потом вдруг пошёл навстречу: — Но ежели для истинной любви Страдание всегда необходимо, То, видно, уж таков закон судьбы. Научимся сносить его с терпеньем; Страдания нельзя нам избежать: Оно принадлежит любви, как вздохи, Мечты и сны, желания и слезы, Всегдашние товарищи влюбленных! Единственная женщина в компании смотрела на них с нескрываемым восхищением и по-детски быстро-быстро хлопала в ладоши. Дима же поднял руки, признавая поражение, а затем подался к молодому человеку и что-то сказал. Те обменивались фразами, улыбаясь и искоса на него поглядывая, но мужчина всё никак не мог разобрать ни слова, чтобы хоть приблизительно понять тему обсуждения, и просто растерянно стоял. — Сутки — всю последнюю неделю, — его сопровождение сказало это почти шепотом, но расслышать всё равно удалось. «Что «сутки»? О чём вы вообще, ребят?» так и не вылетело наружу, потому что врач нахмурился и поднялся на ноги. — Арс, а пойдём в дом? Покажу тебе смешные школьные фотографии Антоши. Он тогда играл в местной команде КВН… Больной понял, что правда знаком и долго с этим низким мужчиной, по тому, как легко прочитал на обеспокоенном лице «Я вру, но ты должен сделать вид, что всё в порядке, и пойти за мной». Он обернулся на Катюшу, которая тоже поймала эмоцию мужа и начала отвлекать парня просьбами о помощи с розжигом огня в мангале. Под начавшееся копошение, почти что «под шумок», новый знакомый увёл его в помещение. — Прямо на стол садись, — кивнул тот, заходя на кухню. — Дубовый. Выдержит, — достал молоточек из стоявшего неподалёку портфеля и, подойдя, принялся проверять рефлексы. — Как себя чувствуешь? — Ты же сегодня не… — На вопрос отвечай, не ёрничай. Никаких изменений в себе не заметил? — Это немного проблематично, когда не помнишь все прошлые тридцать шесть лет жизни, — отшутился Арсений, не зная, чего от него опять хотели. — Понятное дело, — задумчиво кивнули ему, водя пальцем перед глазами, — но, может, есть мысли или ощущения, которые кажутся чужеродными или странными? — Чувства к Антону считаются…? Или с этим лучше пойти к другому специалисту? Собеседник замер и осторожно улыбнулся, будто бы с надеждой: — А о каких чувствах идёт речь, прости? — Брось, ты ж женат. Должен меня понять, — второй просиял в ответ ещё больше, хотя тщательно пытался это скрыть. — Мозг, да и тело реагируют на каждую фразу или касание. А ведь я его знаю… сколько? Часов шесть? — Время — это почти что философская категория. Тут, наверное, я и правда тебе не помощник. Но, может, есть что-то ещё? — Это скорее к нему, — он указал головой на окно, — вопросы. Контекст весь хранится там, в его памяти, а не в моей. — Тут два варианта, — врач отложил инструмент и отступил на пару шагов. — Либо ты ему что-то не рассказываешь, а молча внутри себя переживаешь, либо я зря сейчас бью тревогу, — чужие руки завязались в узел на груди. — Но такого не было ещё, так что подумай получше над первым вариантом. Очень вовремя голову сдавило воображаемым раскалённым обручем — он закрыл лицо руками и приоткрыл занавес своей души: — Голова болит. Очень сильно. И давно. — Откуда знаешь? — шепнули ему. — Боль не раздражает, не кажется неожиданной. Я к ней привык, но она почти невыносима. — Может, стоит больше отды… — начал было Дима, но был перебит вспышкой эмоций, давно желавших выбраться наружу. — Да какой отдых? Голова и так почти не делает ничего. Сидит в отпуске сколько уже там? Месяц? Два? Три? Я не помню себя самого, понимаешь? —Арсений вынырнул из-за щита пальцев и упёрся злым взглядом в человека, который всего-навсего под руку попался. — Но это ладно. Я Антона не помню! Он столько всего вынужден тянуть один, ни черта не получая от меня взамен, что и представить страшно. С самого утра пытаюсь уложить в памяти хотя бы мелкие движения, вырванные фразы, взгляды, но уже заранее понимаю, что зря, потому что уверен — раньше тоже пытался. И вот мы тут. Арсений сдулся на выдохе и снова спрятался за руками, признавая, что легче от этого монолога не стало. После паузы его слабо ткнули в колено: — Я правильно понимаю, что ты вот уже который час и, скорее всего, который день насилуешь свою бедную уставшую голову, чтобы запомнить его? — Наверное. Точно сказать не могу, — он не понимал эмоцию приятного лица. Это была какая-то адская смесь осуждения, умиления, страха и радости. И ничто из этого не казалось логичным. — Перестань, — поднятая рука опередила потребность задать вопрос. — Потому ты и обнуляешься так часто, мне кажется. Раньше информации было немного, вся — внешняя, не очень важная, что давало тебе пять-шесть суток. А теперь ты грузишь себя тоннами слов и нюансов, забивая объем памяти раньше положенного срока. — Хочешь сказать, в своей попытке помнить я, наоборот, мешаю себе это делать? — Как-то так. Тоже точно сказать не могу — только предполагаю, — врач улыбнулся, — но должен признать, что это чертовски романтично. — Не смешно, — огрызнулся мужчина, спрыгивая на пол. — Я не шутил. Странно, как такой умный человек вроде тебя пасует перед банальными вещами вроде симпатии. Она ведь не вся на уровне воспоминаний, да и мозга в принципе. — Покажи-ка диплом врача, — усмехаясь, он двинулся к дверному проёму, но у самого выхода замер. — А, если всё же серьёзно переходить к сердцу… не думаешь, что я могу поторопиться? — Дело твоё, — обогнув его, Дима покинул комнату первым. Уже в коридоре, стоя с новой бутылкой вина, тот всё же договорил значительно тише, будто раскрывал страшную тайну: — Но, если хочешь знать, Антоша ждёт тебя уже достаточно. Когда они вернулись, жареное мясо пахло уже на весь двор; молодой человек усиленно обмахивал то картонкой, пока Катя богемно потягивала алкоголь и командовала — словом, картина маслом. — Успели посекретничать, девочки? — второй мужчина приземлился рядом с женой и приобнял ту за плечи. — А вы? Успели? — слишком наигранно равнодушно поинтересовался Антон, даже взглядом их не одарив. «Нет, всё же до настоящего актёра тебе ещё расти и расти», — Арсений подошёл ближе и ненавязчиво обвил руками чужую тонкую талию. Странно было осознавать, что из всех присутствующих такое проявление чувств смущало только его. А тело под ладонью тем временем замерло и не двигалось пару секунд, словно колебалось между вариантами ответного действия, но в итоге прижалось плотнее и почти плавилось от этого единения. Антон повернулся к нему лицом, на котором не было ни единой мысли или эмоции, и упёрся взглядом прямо в глаза. — И часто ты меня так ревнуешь? — да, флиртующий тон определённо был его зоной комфорта. Интересно, почему. И как давно вообще у него эта привычка. И какие последствия бывали. — Лучше спроси, как часто ты давал повод. Его одарили слабой улыбкой — искусственной, натянутой до омерзения, но каким-то образом всё ещё любящей. Кучерявая голова вернулась в прежнее положение. Разрывавшаяся черепная коробка взвыла от потуг Арсения вспомнить хоть что-то, в ушах зазвенело — он уронил лоб на острое плечо, не обращая внимания, как то колыхалось, пока вторая рука раздувала пламя. «Я изменял тебе, да? Прежде. До того, как оказался привязан болезнью. Отсюда моя привычка ходить по грани нормального общения и заигрывания? Поэтому в твоих глазах есть этот оттенок боли, даже когда всё в порядке?» Мужчина прижимал ближе своего человека, пытаясь вместить в жест извинения сразу за все прошлое, настоящее и будущее. Догадки пытали его самыми извращёнными способами, но открыть рот и спросить сил просто не хватало. — Эй, что ты там успел себе надумать? — его лицо нежно подняли за подбородок. — Сколько мерзости пришлось от меня вынести...? Смотреть в ласковую зелень чужих радужек было в разы страшнее, чем проснуться утром с пустой головой, потому он и гипнотизировал упорно мангал, молясь не получить ответ, который уже дало подсознание. — Что-то конкретное имеешь в виду? — уточнил парень. — Да. Измену. «Ради всех святых, пожалуйста, скажи, что это не про нас, иначе я сбегу спать прямо сейчас, чтобы ничего не помнить. Я же не могу быть таким плохим человеком, раз ты любишь меня, правда? Не могу ведь!» — внутренне его уже трясло, тогда как внешне Арсений проявлял чудеса актёрского мастерства. — Нет, родной, — усмехнулся Антон чуть свободнее, — со мной подобного не было. «С тобой? Хочешь сказать, с кем-то до тебя…» и «А что-то другое, значит, случалось?» утонуло в море облегчения. Ощущение было такое, будто ему разом отпустили все грехи, не отрываясь от жарки шашлыка.***
Летом темнело значительно позже, чем в остальные сезоны, но компания осталась на улице и после заката, снова разбившись на те же пары, будто гости приехали каждый — отдельно к одному из супругов. К середине третьей бутылки вина актёра начало клонить в сон. Катюша всеми силами пыталась удержать его внимание смешными историями из семейной жизни, чтобы как можно дальше оттянуть момент расставания, на котором бы и закончилось их знакомство, а всё равно в итоге сдалась и потянулась к его уху: — В доме есть третий этаж, похожий на чердак. Идите спать туда, ладно? — Дима говорил, что нам постелили на первом, в гостиной, — растерялся мужчина, тоже понижая голос, но чуть менее заговорчески, чем делала собеседница. — Не надо спорить, Арсюш, — маленькая женская ручка легла на тыльную сторону его широкой, в сравнении, ладони. — На первом, рядом с гостиной как раз, наша спальня. А чердак подальше будет, — та улыбнулась, придвинулась ещё ближе. — И звукоизоляция там получше… — Катя! — «вскрикнул» он шёпотом осуждающе, хотя знал, что его загоревшийся взгляд был замечен и понят. Да, ему точно нравилась эта семья — невероятно понимающие и открытые были люди. «С правильными приоритетами». — Святая ты женщина. — Знаю, — ему подмигнули, после чего показательно встали и обратились к медику: — Милый, я устала. Вечер был прекрасный, но через несколько часов как минимум нам с тобой нужно будет ехать на работу. Новый знакомый охнул, посмотрев на часы, откланялся и проследовал в дом за супругой. В темноте ночной улицы они остались с Антоном вдвоём и не спешили уходить. Мужчина нутром ощущал, как его человек не хотел засыпать или, точнее, давать ему засыпать, чтобы растянуть мгновение, пусть тот и не произносил ни слова. Но оттягивать неизбежное смысла не было. В пригласительном жесте вытянув руку, он старался передать взглядом всю поддержку, что смог в себе найти, потому что это парню, а не ему, утром справляться с этим всем снова. И за ним пошли, не посмев сопротивляться; даже не затребовали объяснений, когда Арсений повёл их не к отведённому для гостей спальному месту. Свет включать не стали — луна отбрасывала достаточно бликов, чтобы видеть друг друга, но при этом не смущаться, располагаясь на слишком просторной для чердака кровати почти нос к носу. — Спасибо, что позвал. — Спасибо, что поехал. Вот и весь разговор. Тишина была вязкая, плотная, мешавшая нормально дышать и мыслить. Или дело было в том, как близко они лежали? Тело мужчины наотрез отказывалось поддаваться его власти и совершить один единственный рывок. До цели было от силы сантиметров пять. В голове колокольным перезвоном пульсировали слова Димы: «…если хочешь знать, Антоша ждёт тебя уже достаточно». «Ждёт меня. Ждёт… — твердил он мысленно, отрывая от матраса руку. — Ты меня ждал? Сколько? Долго?» Его ладонь легла на гладко выбритую щёку в ту секунду, когда Арсений вслух ответил на свои же вопросы: — Достаточно. Тело покорилось и подорвалось вперёд, но запала хватило всего на два с половиной сантиметра. Этого было бы мало, если бы Антон не подался бы вперёд тоже и не встретил на середине пути, накрыв его губы своими боязливо и почти невесомо. Эта бережность исчезла, стоило только мужчине запустить пальцы дальше, в волосы, притягивая ближе. В чистом, отпущенном на волю сознании пробежала фраза, которую ему не дано было понять: «Теперь я тоже голоден, как и ты», а потому она исчезла в белом шуме. Поцелуй становился глубже, порывистее, ощутимее. Он проскользнул прохладной рукой под чужую футболку и огладил тонкую талию, тогда как его в ответ только аккуратно держали за плечи. Даже не скрывая того, как дрожал от прикосновений, Антон в какой-то момент просто перестал пытаться оторваться от него, чтобы подышать, и утонул окончательно. Нежность перетекла в страсть — бушующую, неконтролируемую — и Арсений разрешил себе в той потеряться: в одно движение оттолкнулся от кровати и навис над парнем, разместившись между худых бёдер, в другое — стянул с того футболку, на секунду прервав поцелуй. Нижний обвил его ногами, притягивая ещё ближе, но оставил ладони на плечах, не заходя дальше. И такая почти девственная наивность была бы очаровательна при других обстоятельствах, но не когда дело шло к интиму. Он чувствовал отдачу, чувствовал ответное желание, но ему не хватало внутренней убеждённости, что происходящее — правильно, чтобы брать инициативу полностью в свои руки. А потому мужчина оторвался от мягких губ и прислонился своим вспотевшим лбом к чужому, выравнивая дыхание. «Почему ты не можешь просто отпустить себя? Даже я могу отключить мозг и не думать о том, что толком с тобой не знаком…». — Тебе лучше сказать, что не так, пока я себя не накрутил до того, что ты собираешься со мной расстаться, — шепнул он наконец, не открывая глаз. Антон потянулся вверх и оставил на нижней губе «вежливый» поцелуй, который как бы запечатал там все остальные, затем ослабил хватку ног и заговорил так тихо, будто не хотел быть услышанным: — Будет очень больно сейчас получить взаимность и надежду, а утром снова их потерять. Даже не смей при мне произносить слово «расстаться». Я бы так не поступил. Люблю же тебя. — И твоей любви достаточно поцелуев? — непонимание, принятие, уважение, благодарность смешались внутри в одну большую волну нежности. — Ей достаточно того, что ты рядом, — парень проводил взглядом его, улёгшегося обратно, с виноватой улыбкой, затем позволил притянуть себя в объятие, снова оказываясь очень близко. — Значит, будем спать? — Нет уж, — Арсений ухмыльнулся и провёл пальцами по голой горячей коже от загривка до копчика, заставив второго вздрогнуть и чуть прогнуться к нему. — Я планирую целовать тебя, пока не отключусь от усталости. Или пока нас не погонят домой. «Но при этом не буду стараться запомнить каждый сантиметр твоего тела, как бы не хотелось. Дима прав — влюблённость не в памяти. Пока я тебя чувствую нутром и так близко, засыпать не страшно. Нет, не так. Пока ты со мной, засыпать не страшно».