Страшные сказки Бретани

На следующее утро Леона ожидало неприятное известие: его вороная кобыла, до сей поры стойко переносившая постоянные скачки по дороге, холмам и лесу, внезапно захромала. Бомани, конечно же, разворчался, что он, дескать, предупреждал господина Лебренна, что надо бы поберечь бедную лошадку, и зашагал в конюшню лечить вороную. Мерлин и Галахад не очень-то любили Леона, да и не были они приучены к езде под седлом, Моргана была уже в слишком почтенном возрасте, а о том, чтобы забрать у Эжени Ланселота, пусть даже на короткий срок, сын Портоса и помыслить не мог, поэтому в деревню он отправился пешком. Он проведал сначала Мишеля Буше, потом Алису Моро, но всё оставалось без изменений. Мишель, несмотря на все попытки родителей привести его в чувство, по-прежнему сидел на стуле, уставившись в одну точку перед собой, и бормотал слова какой-то песни про пастушку, сбившуюся с пути в тумане. Алиса, белокурая тонкокостная девушка, с рассеянной улыбкой качала на руках младшего братика и кивала головой в такт. Пекарь, едва сдерживая слёзы, поведал, что его дочка всю ночь не спала, приплясывала, кружилась на одном месте, и её едва ли не силой пришлось загонять в постель. Алиса, услышав голос отца, приподняла голову, светло улыбнулась стоящему перед ней столу и заявила: — Когда я выйду замуж за Ольхового короля, у меня будут свои детки, — она кивнула на спящего младенца, не переставая качать его и сама раскачиваться из стороны в сторону. — С ума сошла, как пить дать! — охнул пекарь. — Я уж думал, не подменили ли мне девчонку. А то если это и впрямь феи, то они могут увести человека в лес, а взамен прислать подменыша. Только брат Маэль прочитал над Алисой молитву, перекрестил её, всё как полагается... а она даже не шевельнулась. Будь она подменённой, сбросила свой облик да сбежала бы, верно, господин Лебренн? — Не знаю, — дёрнул плечом Леон. — Никогда не встречался с подменышами. — Моя это Алиса, моя дочка! Значит, её не духи околдовали, а артисты эти приезжие, чтоб им пусто было! — он с надеждой заглядывал в лицо бывшему капитану. Леон понимал, почему местные так хотят, чтобы источником всех странностей оказались бродячие циркачи, и упорно отказываются верить в причастность лесных духов. Циркачи, даже если кто-то из них обладает магией, всего лишь люди, которых можно арестовать, заключить в тюрьму, а то и убить. С лесными же духами бороться невозможно, как противостоять им, не знает даже Эжени де Сен-Мартен... Затем Леон отправился к холмам, чтобы снова поговорить с артистами. Он хотел выяснить побольше об отношении Мишеля и Алисы к бродячему цирку. Мишель ходил туда постоянно, проявляя особенный интерес к гадалке Сильвии, Алиса была на представлениях всего пару раз. С цыганкой или с другими артистами никто из них вроде бы не ссорился — по крайней мере, в деревне ни о чём подобном не говорили, от циркачей же Леон отчаялся добиться правдивых ответов. Они в один голос утверждали, что никаким чародейством не занимаются, что Сильвия порядочная женщина, что местным крестьянам следует искать колдуна среди них самих. Даже лохматая рыже-белая собака, любимица карлика Эцци, подтверждала их слова громким лаем. Сейчас Леон снова шагал по склону холма, придерживая у бедра шпагу и морщась от ветра, трепавшего полы его плаща, перья на шляпе и на розетке, приколотой к груди. Он старался не думать о том, что выглядит глупо с пучком помятых вороньих перьев, красующимся почти по центру плаща. В конце концов, Эжени вложила в это нелепое украшение какой-никакой труд, и она действительно верила, что оберег защитит её верного помощника от злых чар. А уж Эжени-то разбиралась в магии — во всяком случае, разбиралась куда лучше него. Хруст ветвей, раздавшийся неподалёку, заставил Леона вздрогнуть и крепче схватиться за шпагу. Он быстро оглянулся и увидел молодого человека, шагавшего в том же направлении, что и он сам. Человеком этим был Мишель Буше. Он шёл вперёд, не отрывая взгляда от какой-то только ему видимой цели, и явно направлялся в сторону леса. — Эй! — окликнул его Леон. — Куда ты идёшь? Как ты выбрался из дома? Мишель словно и не слышал вопроса — он продолжал идти вперёд, не обращая внимания на режущий лицо ветер и ветки, цепляющиеся за плащ. Леон догнал его и перегородил дорогу. — Стой, когда с тобой разговаривают! Юноша попытался обойти его, потом остановился и очень медленно поднял взгляд — его карие глаза были по-прежнему затуманены. — Она ждёт меня, — тихо проговорил он. — Она зовёт меня. Я должен идти. — Куда идти, в лес? К твоей королеве фей? — Леон невольно начал испытывать раздражение. — Нет там никакой королевы! Там только деревья, ямы, в одну из которых ты свалишься, если будешь идти, пялясь в одну точку, волки и рыси, которые с радостью сожрут тебя! — Вот же она! — Мишель кинулся вперёд, словно увидев что-то за спиной Леона, и тот, почти не думая о том, что он делает, выхватил шпагу и приставил её к горлу юноши. — Назад, я сказал! Когда кончик шпаги коснулся шеи юноши, тот вздрогнул, отступил, и даже в глазах его как будто промелькнуло осмысленное выражение. Промелькнуло — и исчезло, но этого Леону было достаточно, чтобы вспомнить слова Эжени о холодном железе. Говорят, оно отпугивает всякую нечисть — так может, и колдовство способно разрушить? — Иди домой, — Леон шагнул вперёд и снова коснулся Мишеля шпагой. Тот вздрогнул сильнее, схватился рукой за шею, хотя ни крови, ни пореза там не было, потом неуклюже развернулся и зашагал вниз, прочь с холма. Леон, всё ещё держа оружие в руке, проследил за сыном старосты взглядом, убедился, что тот ни разу не обернулся и, судя по всему, не собирается возвращаться, и только тогда опустил шпагу. — Леон! От донёсшегося сзади оклика бывший капитан дёрнулся и резко развернулся, снова вскинув оружие. За его спиной никого не было — только покачивались от ветра кроны деревьев, жалобно скрипели стволы, выплясывали свой причудливый танец на фоне белёсого неба ветви. Леон прищурился, до рези в глазах вглядываясь в сумрак меж стволов, — и снова дёрнулся, когда среди них проскользнуло что-то белое, похожее на женский силуэт в широком платье. — Эй, кто там? — крикнул Леон, не отрывая взгляда от леса. Он не ожидал ответа, поэтому вздрогнул в третий раз, когда из-за деревьев снова донеслось его имя, и голос, произнёсший его, был неуловимо похож на голос сестры. — Анжелика? — позвал он, твёрдо зная, что Анжелики там нет и не может быть, что она за тысячу лье отсюда, в далёком Париже или в своём имении, веселит своих друзей или готовится к свадьбе с Раулем. Это наверняка игра лесных духов, это они зовут его, заманивают в лес, и Леону лучше всего сейчас же развернуться и уйти, броситься бегом с холма, пока он ещё в состоянии думать. Вместе с тем его удерживало ощущение того, что тысячи глаз смотрят на него из леса, и стоит ему отвернуться, на него, зловонно дыша и капая обжигающей слюной с клыков, кинутся злобные твари, порождения чащи. — Леон! — в третий раз донеслось из леса, и сын Портоса, не в силах больше стоять на месте, сделал шаг. Шаг вперёд, по направлению к мрачным деревьям и жалобно воющему между их ветвей ветру. Леон понимал, что это опрометчиво, глупо, опасно, но развернуться и уйти с холма было бы трусостью, это означало бы признать своё поражение в борьбе с неизвестным противником. В конце-то концов, не он, так другой станет сегодня или завтра жертвой неизвестных лесных созданий. У него хотя бы есть шпага из холодного железа и оберег, сделанный Эжени. Кроме того, если его зовут те же существа, что встретились на пути Мишеля и Алисы, то большее, что ему грозит, — это впасть в такое же полусонное состояние, грезить наяву и мечтать о королеве фей. Эжени найдёт способ исцелить его, а если и не найдёт, то это, может и к лучшему. Он погрузится в сон наяву, забудет обо всём, что его волновало, — об отце, которому было наплевать на него, о сестре и её друзьях, которые его не приняли, о бесконечном ворчании и недовольстве Кольбера, о приказах изменчивого и капризного Короля-Солнца, о заколотом Арамисе, о руках, губах и объятиях де Круаль. Он хотел найти в этом диком краю забвения, и он его нашёл. — Кто бы вы ни были, живые или мёртвые, люди или духи, я иду к вам! — крикнул Леон и, крепко сжимая в руке шпагу, шагнул в клубящийся возле деревьев туман.

***

Тревога начала мучить Эжени де Сен-Мартен вскоре после полудня, когда выяснилось, что Леона, отправившегося проведать Мишеля Буше, Алису Моро и бродячих артистов, нет уже несколько часов. Даже при том, что бывшему капитану пришлось идти пешком, он уже давно должен был вернуться в замок. Ни Бомани, ни Сюзанна не видели Леона после завтрака, и Эжени, оседлав Ланселота, пустилась на поиски. Пекарь Моро и староста Буше подтвердили, что господин Лебренн был у них, справлялся о здоровье их детей. Староста к тому же посетовал, что Мишель умудрился сбежать из дома, но вскоре сам пришёл домой, сел на своё прежнее место и песен больше не поёт, а только держится за горло и что-то шепчет. Эжени, забыв о правилах приличия, решительно подошла к юноше, взяла его за подбородок и задрала его голову вверх. На горле у Мишеля виднелось едва заметное красноватое пятнышко, похожее на ожог. — Откуда это у тебя? — требовательно спросила она. — Он велел мне идти обратно, — Мишель с огромным трудом задержал взгляд на ней. — Он угрожал мне шпагой. — Господин Лебренн тебе угрожал? Ты видел его? — Эжени встряхнула юношу за плечи. — Я просто хотел прийти к ней, к моей королеве фей. Я уже был у самого леса. Но он остановил меня и велел идти обратно... наставил на меня шпагу. Холодное железо так больно жжётся! — он снова схватился за горло, в голосе его зазвучали слёзы. — Теперь мне никогда не найти её, мою королеву... — Вы с Леоном встретились на холмах возле леса? Куда он потом пошёл? В лес? — попыталась расспросить его Эжени, но было поздно — Мишель снова закрыл глаза и замычал себе под нос какую-то песенку. Девушке не осталось ничего иного, кроме как покинуть дом, на прощание сказав матери Мишеля, что холодное железо вредит феям и их колдовству, и поэтому сын её, скорее всего, околдован именно феями, так что «проклятая цыганка» тут ни при чём. Было похоже, что Мари не очень-то ей поверила, но Эжени не могла надолго задерживаться в доме старосты — её ждали другие, куда более важные дела. Она съездила и к бродячим артистам, но те заявили, что Леон у них сегодня не появлялся. Эжени, впрочем, не стала тратить время на дальнейшие расспросы, понимая, что циркачи вряд ли будут с ней откровенны, а поскакала назад к замку. В ней ещё теплилась надежда, что Леон просто проводит какое-то своё расследование, а передвигается он так медленно, потому что ходит пешком, и когда она вернётся, он уже будет ждать её с новыми вестями... Но надежда рассыпалась в прах, едва Ланселот принёс её к дверям замка. В землю возле самых дверей была воткнута шпага, и с эфеса её на Эжени весело скалился языческий божок, выглядывавший из виноградных лоз. Она ахнула, соскочила с коня и бросилась к оружию. Шпага была цела, на клинке не виднелось следов крови, а между рожек Вакха обнаружилось длинное фазанье перо. При взгляде на него Эжени сразу вспомнила загадочного юношу по имени Лисёнок, встреченного ею с Леоном вчера на дороге. Его зелёная шапочка была украшена точно таким же пером. Получается, это Лисёнок принёс ей шпагу Леона? При этом оставил перо, чтобы она точно знала, что он имеет к этому отношение? На миг у Эжени возникло желание кинуться на поиски Лисёнка, но она быстро одумалась — у циркачей его не было, значит, он солгал насчёт своих планов присоединиться к ним и теперь наверняка уже находится далеко отсюда, бредёт по дороге, напевая свою песенку про Робина-весельчака. Нет, Лисёнка искать бесполезно, надо сосредоточить все силы на поисках Леона... Эжени опрометью кинулась в замок и осыпала слуг градом вопросов, но ни Сюзанна, ни Бомани не видели ни Леона, ни худенького рыжеволосого юношу, ни кого-либо ещё. При виде шпаги в руках хозяйки Бомани нахмурился, а Сюзанна тихо ахнула. Все они понимали, что Леон по доброй воле никому не отдал бы своё оружие, с которым расставался лишь в пределах дома. А это означает, что если шпага здесь, а Леона нет, то дела его, скорее всего, очень плохи. — Я пойду искать его, — сразу же вызвался Бомани. — Опрошу всех местных, пойду в лес, если нужно. — Нет! — резче, чем требовалось, воскликнула Эжени. — Оставайся здесь, запри все двери и окна, не выпускай Сюзанну из виду. Я сама поеду искать господина Лебренна. — Но вы не можете ехать одна, это опасно! — возмутился негр. — У меня быстрый конь, и я возьму с собой пистолет, — Эжени покривила душой: пистолет она брать не собиралась, потому что против лесных духов он был бы бессилен. — Скоро закат, солнце сядет, — жалобно проговорила Сюзанна. — Что вы там будете делать? Одна, в темноте? Не лучше ли позвать деревенских, собрать всех мужчин, зажечь факелы, да и идти в лес? — Поверь, я знаю, что делаю, — она изо всех сил пыталась казаться уверенной, хотя на самом деле испытывала дикий страх. Лесные духи — это не священник-убийца, от них не отобьёшься острой заколкой. Леона рядом с ней нет, взять с собой Бомани или кого-то ещё означает подвергнуть его опасности, а от большой толпы духи просто спрячутся, растворятся в деревьях, воздухе, воде. И потом, даже если они найдут Леона, не окажется ли он одурманенным, как Мишель и Алиса? И кто будет расколдовывать его? — Ждите меня до утра, — велела Эжени слугам. — Если я не вернусь, идите в деревню, зовите на помощь, собирайте всех и идите в лес. И ради Бога, не вините циркачей! Они здесь ни при чём, я уверена. Под непрекращающееся ворчание Бомани и жалобные причитания Сюзанны она собралась: перечесалась и заколола волосы так, чтобы заколку было почти не видно, надела тёмно-серое дорожное платье, а поверх него — плотный тёмно-зелёный плащ, спрятала у бедра кинжал, по настоянию Бомани всё-таки положила в седельную сумку пистолет, оседлала Ланселота и, повторив свой наказ запереться в замке и ждать рассвета, поскакала к лесу. Добравшись до холмов, Эжени спешилась, погладила коня по морде, а потом хлопнула по крупу, и он, недовольно фыркнув, поскакал прочь. Ланселот был умным конём, и Эжени надеялась, что он быстро найдёт путь домой. Вокруг уже сгущались сумерки, небо из белёсо-серого стало синеватым, между деревьями клубился туман. Помедлив, Эжени всё же вытащила кинжал и положила его на землю, прежде чем ступить под сень деревьев. Кто знает, может, духи могут учуять железо и разозлятся, что она пришла к ним с оружием? Заколка, конечно, тоже из железа, но она мала и спрятана под волосами — даст Бог, никто её не увидит и не почует. Эжени шла медленно, вытянув перед собой руки и чутко прислушиваясь к малейшему шороху. Магия, как она надеялась, защитит её от лесных зверей, а если повезёт, то и от духов. Знают ли они о её силе? Могут ли читать мысли? Что вообще духи знают о людях? Что им от них нужно? Холодный ветер заставлял её дрожать с ног до головы, от каждого треска или хруста ветки Эжени дёргалась, сова, мягко пролетевшая над головой и скрывшаяся во мраке подступающей ночи, заставила её присесть. Сначала она звала Леона по имени, но потом замолчала, боясь сорвать голос. Сердце бешено колотилось в груди, лёгкие сжимались, не то от страха, не то от морозного воздуха. Какая-то часть сознания шептала Эжени, что ещё не поздно развернуться, броситься прочь из леса, а на поиски капитана отправиться завтра утром, собрав людей, но Эжени упрямо гнала от себя такие мысли. Завтра может быть уже слишком поздно, Леон попадёт под власть чар и никогда не сможет вернуться к нормальному состоянию. Возможно, уже поздно? Он уже заколдован? Эжени зло смахнула рукой слезу. Только сейчас, бродя под слабым светом пробивающейся сквозь облака луны по тёмному зимнему лесу, она поняла, что вытолкнуло её из безопасного замка навстречу полной неизвестности, что погнало её спасать Леона. Это было не стремление помочь своему верному другу или вернуть своего стражника, нет, это было нечто куда более глубокое. — Я люблю его, — прошептала Эжени в темноту деревьев. Она не задумывалась, откуда тянутся истоки такой любви, лежит ли у её основания восхищение храбростью Леона, его желанием защищать слабых или сочувствие к его тяжёлой судьбе — судьбе человека, которого никто никогда не любил, кроме, разве что, матери. Бывший капитан стал бесконечно дорог Эжени, со всеми его недостатками, упрямством и склонностью к невыполнению приказов. Если понадобится, она пойдёт за ним на край света, защитит его от любой опасности, будь то люди или духи, крестьяне или короли. Эта мысль заставила девушку воспрянуть духом, и донёсшееся спереди нежное пение вызвало у неё не страх, а прилив облегчения: значит, она на верном пути. Вокруг снова заклубился туман, ещё гуще, чем раньше, и Эжени вдруг почувствовала, что ноги у неё сделались ватными, голова кружится, а идёт она очень медленно. Перед глазами всё поплыло, и она поспешно дотронулась до заколки. Вчера вечером она прочитала над ней все необходимые заклинания, но сработают ли они, защитит ли оберег от лесных духов? «Что ж, по крайней мере, я ещё могу ясно рассуждать», — подумала Эжени, сквозь опущенные ресницы наблюдая за стайкой девушек, выбежавших из-за деревьев. Их стройные светящиеся тела изгибались, как ветви, напомнив ей о плясках цирковой танцовщицы Греты, белые платья — или рубашки? — казались сотканными из тумана. Девушки со смехом и пением окружили Эжени, и вскоре она обнаружила, что они ведут её куда-то вглубь леса. Их волосы переливались серебром, глаза были желтовато-белыми, и в них отражался свет луны. Судя по тому, что они несильно сжимали руки Эжени и не проявляли никакой тревоги, она уже должна была попасть под власть чар и не оказывать сопротивления. «Стало быть, оберег сработал. Что ж, значит, у меня ещё есть шанс», — подумала она, следуя за светящимися созданиями. — Кто вы? — слова как будто таяли на языке и звучали невыносимо медленно. — Мы — дети леса! — хором ответили девушки и рассмеялись. Их смех звоном серебряных колокольчиков разнёсся по лесу. Эжени почувствовала, что ей становится тепло, и увидела, что снега на земле больше нет. Мало того, пожухшая трава вновь приобрела сочный зелёный цвет, деревья больше не были голыми — их опять укрыла пышная листва. Под ногами мягко пружинил зелёный мох, от земли поднимался пар, а света сразу стало больше — он не только исходил от луны, но и лился золотистыми потоками откуда-то сверху. — Куда вы меня ведёте? — язык заплетался, как у пьяной, глаза слипались, и Эжени встряхнула головой, чтобы согнать подступающую сонливость. — К Ольховому королю! К королеве фей! У нас нынче праздник! — на этот раз девушки закричали все наперебой. Оглядываясь по сторонам, Эжени с трудом заставляла себя не вздрагивать от изумления, а сохранять на лице сонное выражение. Вокруг неё ходило, бегало, прыгало, летало, порхало, плясало и кружилось множество самых удивительных созданий. Здесь были высокие тонкие девушки, не укрывавшие свою наготу ничем, кроме длинных распущенных волос, а кожа их цветом сливалась с корой деревьев и была, пожалуй, темнее даже кожи Бомани. Рядом с ними прыгали козлоногие мужчины с рожками на головах — Эжени сморгнула от удивления, сообразив, что видит самых настоящих сатиров, а потом быстро отвела взгляд от их неприкрытых чресл. В воздухе порхали маленькие создания, похожие на бабочек, но присмотревшись, Эжени поняла, что это крошечные человечки со светящимися разноцветными крыльями. Несколько девушек собрались возле необыкновенно изящного белоснежного коня с длинным витым рогом, выходившим прямо из центра лба, и гладили его по бокам. В глубине леса Эжени различила контуры грузного существа, которое сидело, прислонившись к дереву, и жадно пило из огромной чаши — это, скорее всего, был тролль. — Вот мы и пришли! — пропели девушки, выводя её на центр просторной поляны, где кружились в хороводах, пели и смеялись удивительные лесные создания. — Что у вас за праздник? — спросила Эжени, оглядываясь по сторонам и выискивая глазами Леона. — У нас весенний бал! Королева фей ищет себе рыцаря, а Ольховый король — возлюбленную. Мы будем петь и плясать всю ночь, а наутро разлетимся по своим лесам, горам и источникам. Ты тоже можешь веселиться с нами и даже можешь остаться навсегда! — Сюда приходили и другие девушки и юноши, верно? — медленно спросила Эжени. — Но они не остались здесь... — Юноша был очень мил, но он не понравился королеве, — одна из её светящихся спутниц скривила губки. — А девушка совершенно не умела танцевать, и король сказал, что не возьмёт её. У тебя есть шанс — ты можешь занять её место! — Ты так грустна, тебе нужно развеяться! — воскликнула другая. — Вот, выпей вина! Перед самым лицом Эжени оказался кубок, наполненный тёмно-бордовой жидкостью, пахнущей вином и ягодами. Только сейчас девушка поняла, как ей хочется пить. В горле пересохло, голова закружилась от сладкого запаха, но она заставила себя отстраниться. — Нет, спасибо. Я... я не пью вина в это время суток. — Что ж, тогда мы выпьем его сами! — девушка звонко расхохоталась и одним глотком осушила кубок. Эжени тоже невольно сглотнула и вновь огляделась, выискивая глазами Леона. — А где вы найдёте рыцаря для вашей королевы? — Мы уже нашли, — ответила одна из девушек. — Он сам пришёл в наш лес на рассвете, оставив своё оружие у порога. Королеве он должен понравиться, клянусь бородой Мерлина! — Вы что, выпили всё вино без меня? — послышался задорный мальчишеский голос, и к ним подлетел худой рыжеволосый юноша. Эжени вздрогнула, узнав Лисёнка, и поспешно опустила глаза. Лисёнок вовсе не выглядел одурманенным, его ярко-зелёные глаза сияли, шапочка без пера съехала на одно ухо, белые зубы блестели, и всё это могло означать только одно: Лисёнок — не человек, а один из лесных духов. Стайка девушек встретила его весёлыми криками, но он на удивление быстро избавился от их общества, сказав, что ему нужно показать «человеческой дочери» владения Ольхового короля, цепко схватил её за руку и поволок прочь. Едва они отошли от светящихся созданий, Лисёнок склонился и зашептал Эжени на ухо: — Ты послушалась моего совета и сделала оберег, верно? Поэтому ты не во власти чар. Ты пришла сюда за своим спутником, Леоном? — Где он? — встрепенулась Эжени, на мгновение отбросив всякое притворство. — Здесь, недалеко. Я отведу тебя к нему, но я не знаю, одурманен он или нет. — Если одурманен, то ты можешь снять заклятье? — Не могу, — Лисёнок покачал головой. — Его может снять только сам Ольховый король — или его королева. — Это ты нашёл шпагу Леона и принёс мне? — Я. Он оставил её на самой опушке. — И холодное железо не причинило тебе вреда? — недоверчиво спросила Эжени. — Я слишком долго живу среди людей, чтобы бояться какого-то там железа, — на лице Лисёнка вновь появилась бесшабашная улыбка. — Кроме того, я был в перчатках. Железо, конечно, жгло и сквозь них, но это не та боль, что я не смогу вынести. — Почему ты мне помогаешь? Кто ты вообще такой? — Я? — казалось, Лисёнок был искренне удивлён этим вопросом. — Я — Пак с Волшебных холмов, Робин-весельчак, Том-башмачник, хитрый рыжий лис! У меня сотня имён и тысяча обличий. Я родом из Англии, но ношусь по всему миру, ведь для меня моря и проливы не помеха! — Робин-весельчак из той самой песни, — протянула Эжени. — А Ольховый король — это Оберон? — Ну нет, Оберон — король эльфов и фей в Англии, а Ольховый король — во Франции, — белозубо улыбнулся Лисёнок. — Только в последнее время он что-то стал плох — нехорошо говорить такое о королях, но мне, придворному шуту, можно. Не может уследить за нечистью — совсем она распоясалась в ваших землях! Не снимает чары с юношей и девушек, побывавших в его лесу, — ему так веселее! А про тебя я слышал от местных крестьян. Говорят, ты защищаешь их от нечисти, и Леон вместе с тобой. Но и к нечисти ты добра — я подслушал разговор Катрин Дюбуа и её сына. Ты спасла волчицу-оборотня! Я подумал, ты хорошая девушка, вот и решил помочь. — Как мне спасти Леона и остальных? — прошептала Эжени, чувствуя, что у неё немеют губы. — Король и королева любят игры, — Лисёнок посерьёзнел. — Можешь сыграть с ними в карты, кости или шахматы, а ставкой будут очарованные люди. Можешь обещать им взамен что-то или кого-то — но это что-то должно быть действительно ценным. Можешь спеть или сплясать для них, а в награду попросить расколдовать людей. И помни: ничего не ешь и не пей здесь, иначе и твой оберег тебя не спасёт! — Спасибо, — прошептала Эжени, опуская взгляд и снова прикидываясь сонной. — Рано ещё благодарить, — усмехнулся Лисёнка и, посмотрев в сторону, внезапно вздёрнул свой острый нос. — А вот и твой Леон! Эжени стоило большого труда не кинуться сразу туда, куда он указал, а бросить взгляд из-под опущенных ресниц. Леон сидел, прислонившись спиной к стволу дерева, и безучастно смотрел в одну точку перед собой, точь-в-точь как Мишель Буше в доме старосты. Плащ его был распахнут, открывая белизну рубашки, шляпа валялась рядом. На глазах у Эжени девушка в тонком полупрозрачном платье подошла к нему, на ходу меняя свой облик — её маленькая фигурка вытянулась, волосы из чёрных стали рыжими и завились в кудри. Она склонилась над Леоном и прижалась губами к его губам. Эжени вздрогнула от неожиданного укола ревности, нервно обернулась, ища помощи Лисёнка, но его и след простыл. Вновь повернувшись к Леону, она увидела, что тот мягко высвобождается из объятий рыжеволосой, которая тотчас же с обиженным видом ускользнула прочь и скрылась во мраке, и с трудом поднимается на ноги. Он поднял голову и встретился взглядом с Эжени — она ахнула, поспешно прикрыв рот рукой. Глаза у бывшего капитана были чистые и ясные, ничем не затуманенные. Заметив Эжени, он быстро опустил голову и дотронулся рукой до розетки из перьев, всё ещё прицепленной к плащу. Эжени дождалась, когда он снова посмотрит на неё, и коснулась рукой своих волос, ощутив холодный металл заколки. Впрочем, она не успела насладиться ликованием от осознания того, что оберег Леона защитил его и сделал неподвластным колдовству, — над кронами деревьев разнёсся звучный трубный голос, который оглушал, проникал в самое сердце и никак не мог принадлежать человеку: — Дорогу Ольховому королю и королеве фей!