Должно быть, оберег всё-таки сработал не полностью, и какая-то часть колдовского тумана окутала собой сознание Леона, превратив окружавшую его действительность в нечто среднее между явью и сном. Он понимал, что находится ночью в лесу, в окружении существ, не желающих ему ничего хорошего, но при этом не чувствовал ни страха, ни гнева — только странное равнодушие и расслабленность. Он спокойно сидел возле дерева, созерцая хороводы дриад и сатиров, прищурившись, наблюдал за пляшущими в воздухе крошечными эльфами с их яркими крылышками и даже не противился, когда какая-то девушка, беспрестанно менявшая обличья, потянула его за собой вглубь леса. Её волосы приняли медно-рыжий оттенок, а глаза заблестели зелёным, и Леон невольно вспомнил о де Круаль. При желании можно было бы легко представить на месте лесной нечисти шпионку Кольбера и делать с ней всё... всё что угодно.
Но когда рыжеволосая нимфа уже прильнула к его губам, запуская ладонь под рубашку, блуждающий взгляд Леона встретился со взглядом Эжени де Сен-Мартен — испуганным, разгневанным, неверящим. Его точно подбросило на месте, и он быстро высвободился из рук своей спутницы, огромным усилием воли подавив желание броситься к Эжени. Её глаза были ясными и смотрели вполне осознанно — конечно же, она тоже сделала оберег, прежде чем отправиться в лес на поиски того, кто вообще-то должен был охранять её, но вместо этого сам оказался во власти чар. Леон терзался муками совести от того, что Эжени из-за него пришла к лесным духам и подвергла себя опасности, но он не мог сделать ничего, кроме лёгкого прикосновения к розетке из перьев — символа того, что оберег защищает его от чар.
Зато танец Эжени бывший капитан запомнил даже слишком хорошо. В тот момент, когда он смог пробиться через толпу лесной нечисти и увидеть девушку, она была уже почти раздета, и это вызвало в нём тревогу. Не удалось ли лешим и сатирам своими чарами добиться того, что Антуан де Лавуаль не смог сделать силой? От одной мысли об этом Леона начало трясти, но Эжени, судя по всему, вполне понимала, где она находится и что должна сделать. На её белой шее, плечах и груди, насколько мог разглядеть Леон, не было следов поцелуев или укусов, рубашка не была разорвана, да и Алиса Моро, насколько он знал, вернулась из леса очарованной, но девственной. Возможно, сатиры предпочитают общество дриад и не трогают человеческих женщин — по крайней мере, до той поры, пока эти женщины не вступят в ряды поданных Ольхового короля.
Смотреть, как женщина, которой ты должен подчиняться по долгу службы, танцует в одном нижнем белье, было чем-то постыдным, и больше всего Леона смущало то, что ему это нравилось. Он с трудом заставил себя отвести глаза от её нескончаемых плавных движений, от худого гибкого тела, едва прикрытого кружевной рубашкой, отчаянно желая, чтобы танец продолжался как можно дольше. Когда же он всё-таки закончился, Леон не смог подавить вздох, в котором смешивалось разочарование и облегчение.
Эжени сделала то, что казалось невозможным, — она заключила договор с лесными духами, освободила от их власти Мишеля Буше и Алису Моро, а потом бросилась на защиту своего стражника и своих земель. Леон сам бесстрашно глядел в глаза королеве фей, сияющей своей ослепительной холодной красотой, отказался преклонять колени перед ней и её мрачным диким королём, но храбрость Эжени, осмелившейся спорить с нечистью и даже угрожать ей, открыто проявляя свою магию, вызывала у него благоговение. Он понимал, что духи не простят подобной дерзости, и рванул девушку прочь, едва Лисёнок, по какой-то непонятной причине вздумавший помогать им, крикнул «Бегите!».
Сын Портоса дотащил свою измученную спасительницу до холма и повлёк вниз по склону, думая только об одном — как принять удар разбушевавшейся нечисти самому, как укрыть от него Эжени? Он понимал, что она может защищаться магией, но знал, что запасы этой магии не бесконечны, что девушка скоро выбьется из сил, пытаясь отразить атаку Ольхового короля и его подданных. Он в отчаянии оглядывался в поисках своей неведомо куда подевавшейся шпаги или хоть чего-то, сделанного из железа, и уже готов был вытащить из волос своей спутницы заколку, но тут раздался звонкий крик петуха, и озлобленная нечисть с яростными криками растаяла в глубине леса.
Только сейчас Леон по-настоящему ощутил, что всякие чары слетели с него, вдохнул полной грудью холодный утренний воздух и тут же закашлялся. Зрение прояснилось, и он увидел, что сидит на склоне холма, прижимая к себе дрожащую Эжени, укутанную в его плащ. Небо уже начало светлеть, на горизонте забрезжили первые лучи солнца, но трава была подёрнута инеем, и обоих беглецов колотило от холода. При виде босых ног Эжени Леон вздрогнул.
— Вам надо немедленно одеться! Дьявол, ваша одежда осталась в лесу! Тогда... вы сможете вашей магией разжечь костёр?
— Думаю, смогу, — слабым голосом ответила она.
— Ждите меня здесь, — велел Леон и кинулся вверх по склону — на поиски веток для костра. Впрочем, долго их ему искать не пришлось, так как вместо веток он нашёл кое-что другое. Возле самой опушки на земле лежал какой-то свёрток, в котором оказалась одежда Эжени, её сапожки и порядком скомканная шляпа Леона. Всё это было обёрнуто тёмно-зелёным плащом.
— Похоже, Лисёнок заботится обо мне, — девушка выдавила слабую улыбку при виде одежды, которую Леон, бегом вернувшийся назад, поспешно положил к её ногам.
— Почему он помогает нам? — Эжени не просила своего спутника отвернуться, но он сам поспешно сделал это, едва она стала одеваться.
— Ему нравится, что я защищаю не только людей от нечисти, но и нечисть от людей, — её голос звучал бесконечно устало. — А Ольховый король, по его мнению, слишком уж любит играть с людьми, забывая, какой вред это может им причинить.
— Вы доверяете Лисёнку? Не может всё, что он сделал, оказаться жестокой шуткой?
— Не знаю, — вздохнула она. — Разве вообще можно доверять нечистой силе? Но он рассказал нам про обереги, нынче ночью на балу предупредил меня, чтобы я ничего не пила и не ела, объяснил, как можно заставить Ольхового короля расколдовать очарованных, помог нам сбежать...
— Вы думаете, король сдержит своё обещание?
— Не знаю, — повторила Эжени. — Но он поклялся при всех своих подданных Ясенем, Дубом и Тёрном. Лисёнок шепнул мне, что для лесных духов это самая священная клятва, а зачем Лисёнку лгать мне? Духи тем и отличаются от людей, что не могут нарушить клятву. В любом случае, больше я ничего не могу сделать для бедных Мишеля и Алисы.
— Вы и так сделали достаточно, — уверил её Леон, надевая шляпу, и осмелился повернуться. Эжени уже оделась, закуталась в свою накидку и теперь натягивала сапожки. Леон поспешно надел скинутый ей чёрный плащ — первое возбуждение после погони и бешеного бега по лесу прошло, и он всем телом ощутил зимний холод.
— Зачем вы вообще пошли в лес? — Эжени укоризненно посмотрела на него снизу вверх. — Вы же знали, как там опасно!
— Знал, — не стал кривить душой Леон. — Но мы оба также знаем, что циркачи здесь ни при чём. В случившемся с Мишелем и Алисой виновны лесные духи, и если мы хотели расколдовать их, надо было идти в лес, к этим самым духам.
— Но как вы собирались действовать дальше? Договариваться с Ольховым королём? Угрожать ему и его королеве, не имея ни магии, ни холодного железа? — Эжени покачала головой. — Они бы вас растерзали, и никакой Лисёнок бы вас не спас!
— Я... намеревался действовать по ситуации, — он покаянно опустил голову, понимая, что упрёки Эжени совершенно справедливы, что надо было разобраться во всём, а уже потом идти в лес, идти вместе с ней. — Простите, что вам пришлось столько пережить из-за меня. Лесные духи... они вас не тронули?
— Нет, — растерянно ответила она и только потом поняла, что он имел в виду. В её полных усталости серых глазах зажглись сердитые искорки. — Господи, Леон, о чём вы только думаете! Никто из духов и не пытался сделать со мной... ничего такого! Я в этом уверена, — опередила она вопрос, готовый сорваться с языка Леона, — я чётко помню всё, что произошло со мной в ту ночь. А вот за вас я могла бы начать беспокоиться! Во-первых, вы пробовали что-нибудь из еды и питья на балу?
— Разумеется, нет! — возмутился он. — Я же не дурак! В каждой второй легенде говорится, что человек, вкусивший пищу лесных духов, навсегда останется с ними, а я пока что не имею такого желания.
— Во-вторых, что у вас было с той рыжеволосой женщиной?
— С кем? — на миг Леон вздрогнул, подумав, что Эжени каким-то образом прочла его мысли и говорит о де Круаль, но тут же понял, что речь идёт о меняющей обличья лесной девушке. — А, с этой... Да ничего у нас с ней не было... кроме пары-тройки поцелуев. Я готов поклясться, — заметив недоверчивый взгляд Эжени, он приложил руку к груди. — Я же понимаю, что... эээ... делить постель с нечистью не менее опасно, чем делить с ними пищу и кров.
— Хорошо, — она опустила голову, огоньки в глазах погасли.
— Вы уверены, что мы в безопасности? — Леон поскорее перевёл тему. — Что Ольховый король и его свита не явятся за нами следующей ночью, пылая местью?
— Я уже ни в чём не уверена, — Эжени совсем поникла. — Но он дал клятву не причинять вреда людям в этих краях, начиная с сегодняшнего рассвета. Мы тоже находимся в этих краях, и рассвет уже наступил. Думаю, он и остальная нечисть укроются в лесу и постараются не показываться на глаза. По всей деревне уже гуляют слухи о лесных духах, и рано или поздно крестьяне могут пойти на крайние меры — сжечь или вырубить лес. Нечистой силе надо где-то жить, где-то подпитывать свою магию, а где они будут жить, если лес исчезнет? Что станет с их магией? В это трудно поверить, но порой нечистая сила боится людей ничуть не меньше, чем они её.
— После сегодняшней ночи я готов поверить во что угодно, — усмехнулся Леон. — Кстати, где моя шпага? Я точно помню, что оставил её на опушке леса.
— Лисёнок принёс её к дверям замка вчера днём, — ответила Эжени. — И оставил рядом фазанье перо из своей шапочки. Я сразу поняла, что с вами что-то случилось. И что Лисёнок как-то причастен к этому. К счастью, он оказался на нашей стороне.
— Значит, моё оружие далеко, — сквозь зубы проговорил Леон. — И моя кобыла тоже. А где ваш Ланселот?
— Дома, в конюшне — по крайней мере, я отпустила его именно туда. Здесь его могли до смерти напугать лесные духи или съесть хищные звери.
— Мы здесь одни, без лошадей и без оружия, если не считать вашей заколки и ваших способностей, — подвёл итог бывший капитан. — Надо скорее добираться до замка, иначе мы тут превратимся в ледышки.
— Если я не появлюсь до утра, Бомани и Сюзанна соберут крестьян и отправятся в лес — разыскивать меня и вас, — всполошилась Эжени. — Тогда лесные духи решат, что я нарушила уговор и натравила на них крестьян. Этого нельзя допустить!
Она собиралась сказать ещё что-то, но тут в кустах зашумело, затрещало, послышался звук тяжёлых шагов, и к ним выскочило большое лохматое существо, передвигающееся на двух ногах. Леон в первый миг подумал, что это оскорблённый Ольховый король или мстительная королева фей послали к ним какого-нибудь лешего или оборотня, на которого не распространяются священные законы. Эжени, видимо, подумала точно так же, потому что из горла её вырвался пронзительный крик.
— Назад! — Леон вскочил на ноги, становясь между девушкой и неведомым существом. — Не подходи к ней!
— Не убивайте меня! — взмолилось существо, падая на колени и прикрывая голову руками. Приглядевшись, Леон понял, что это не оборотень и не леший, а всего лишь «человек-волк» из бродячего цирка, и напуган он не меньше Эжени.
— Боже! — она тоже узнала обросшего волосами юношу и издала жалобный стон облегчения. — Как ты меня напугал!
— Простите, я не хотел, — проговорил тот. — Я не думал, что тут кто-то будет в такую рань.
— Что ты вообще здесь делал? — Леон отступил назад, к Эжени.
— Бродил по холмам, слушал вой волков в лесу и собак в селе, — «человек-волк» всё ещё не поднимался с колен, его чёрные глаза глядели на капитана умоляюще. — Это помогает, когда сам притворяешься волком. Клянусь, я не замышлял никакого зла!
— Простите, Эжени, — с этими словами Леон склонился над девушкой, осторожно вытащил из её волос заколку, украшенную фигуркой совы, и, в два шага преодолев расстояние, отделявшее его от циркача, прижал заколку к его поросшей густой шерстью шее. «Человек-волк» дёрнулся и издал нечто вроде жалобного скулежа, но не отшатнулся от железа, и на его шее не появилось ни малейших следов ожога.
— Леон, что вы делаете? — вскрикнула позади Эжени.
— Проверяю, можно ли ему доверять, — пробормотал он, возвращая ей заколку. — Прости, но иного способа не было, — обратился бывший капитан к «человеку-волку». — Тебе ещё повезло, что при мне нет моей шпаги... Послушай, нам с госпожой Эжени очень нужна помощь. Нам надо как можно быстрее добраться до замка, и для этого нам нужен конь. Есть у вас хоть одна подходящая лошадка?
— Есть, они всегда возят нашу кибитку, — «человек-волк» поднялся с колен, настороженно переводя взгляд с Леона на Эжени. — Но позвольте спросить... Что вы делали здесь, в лесу, ночью?
— Всё возможное, чтобы излечить Мишеля Буше и Алису Моро от их состояния и снять с вашей труппы подозрения, — мрачно ответил Леон. — И похоже, что мы добились успеха, так что вы должны быть нам благодарны.
— Леон, не надо так грубо, — попросила Эжени, наконец-то встав на ноги и подходя к нему. Её пошатывало, лицо заливала бледность, как в ту ночь, когда она спасла от верной смерти Катрин Дюбуа, и Леон, забыв правила приличия, обхватил девушку за талию.
— Идите за мной, — «человек-волк», похоже, воспринял грубое обращение Леона как справедливую плату за то, что он так напугал Эжени, и с опущенной головой зашагал в сторону, где был разбит лагерь бродячих артистов. Сын Портоса, сам едва держась на ногах от усталости, бессонной ночи и голода — ведь он ни крошки ни съел за весь день и всю ночь, проведённые в обществе лесных духов! — последовал за ним, одной рукой придерживая находящуюся в полубессознательном состоянии Эжени.
Лагерь, слава Богу, находился не очень далеко, циркачи приняли нежданных гостей не с распростёртыми объятиями, но с сочувствием, и вскоре Эжени уже сидела за сколоченным из досок столом, жадно заталкивая в себя горячий куриный суп, а Грета и близняшки хлопотали вокруг неё. Силач Аякс любовно похлопывал по крупу неказистого, но крепко сбитого рыжеватого коня, расхваливая его достоинства так, словно собирался продать коня Леону и выручить за это кругленькую сумму, а не отдать его на одно утро нуждающимся в помощи людям.
— Спрашиваете, вынесет ли он двоих, сударь? Да он и троих вынесет! Помню, как-то раз занесло нас в Нормандию, и там у нас с Гретой был номер — я выезжал на этом самом коне, а Грета сидела у меня на плечах и вытворяла разные штуки, как она это умеет. Так конь не дрогнул, скакал как ни в чём не бывало, ещё и весело потряхивал головой в такт барабану!
— Благодарю вас, — обратилась Эжени к циркачам, когда конь уже был осёдлан, и Леон садился на него. — Я знаю, что у вас не было причин помогать нам, и от этого ваша помощь ещё более неоценима. Бомани, мой конюх, позаботится о вашем коне — уж это он умеет! Кроме того, я щедро заплачу вам...
— Не нужно денег! — замахал руками Селестен. — Мы все слышали, как вы пытаетесь защитить нас, говорите всем местным, что мы невиновны в бедах, случившихся с юношей и девушкой из деревни. Они, правда, не особо-то прислушиваются... но всё равно спасибо за вашу доброту. К нам, бродячим артистам, редко бывают добры.
Времени на долгие прощания не было, поэтому Эжени забралась в седло за спиной Леона и крепко обхватила его за пояс, Леон пришпорил коня, и вскоре они уже неслись прочь от мрачных тёмных холмов и застывшего в молчании леса, к дороге, петляющей, как змея, к виднеющимся вдали очертаниям замка. Аякс не солгал насчёт силы и выносливости рыжего коня — тот без особых усилий принёс двоих всадников к замку как раз в тот миг, когда Сюзанна и Бомани уже почти завершили спор о том, кто из них пойдёт сообщать старосте Буше о пропаже госпожи Эжени и её верного помощника. Услышав стук копыт, слуги выбежали во двор, и к тому времени, как рыжий конь довёз Эжени и Леона до самых дверей, Сюзанна уже проливала слёзы радости, а Бомани только качал головой и бормотал себе под нос что-то на своём родном наречии.
— Госпожа Эжени, вы так долго! Господин Лебренн, а вас вообще целые сутки не было! — Сюзанна всплёскивала руками, бросаясь то к одной, то к другому. — Как же так? Мы уж думали в деревню бежать, звать на помощь...
— Не надо, — одними губами проговорила Эжени, соскальзывая с коня в вовремя распахнутые объятия Леона. — Не надо никого звать. Всё уже закончилось.
— Где вы были? — Бомани с тревогой воззрился на Леона.
— В лесу, — коротко ответил тот.
— Всю ночь?
— Именно. И надеюсь, вы понимаете, — он пристально посмотрел на Сюзанну, — что об этом не следует знать посторонним?
— И то верно, — вздохнула Эжени, тяжело опираясь на руку служанки. — Не говори никому в деревне, что нас не было всю ночь. А если начнут спрашивать про господина Лебренна, ответь: он уехал без предупреждения, я бросилась его искать, но на рассвете он вернулся. И больше ничего не было, слышишь?
Сюзанна возмущённо заахала, утверждая, что она не сплетница, отродясь ею не была и скорее умрёт, чем выдаст тайну своей госпожи, но Леон её уже почти не слышал. Собственные ноги казались ему выточенными из дерева, лестница, ведущая наверх, — бесконечно длинной, и когда он, наконец-то преодолев невозможно долгий путь, очутился в своей спальне, то без сил повалился на постель и тут же погрузился в спасительное забытье.
***
Леон и Эжени проспали почти весь день, поэтому добрые вести дошли до них ближе к вечеру. Мишель Буше и Алиса Моро благополучно пришли в себя и даже не помнили о событиях, приведших к их странному состоянию. Мишель пожаловался на жуткий голод и первым делом набросился на сваренный матерью суп, Алиса посетовала, что у неё ужасно болят ноги, что она в ближайшее время не сможет выходить из дома, и тут же, схватив иголку с ниткой, уселась возле колыбельки младшего брата штопать прохудившиеся вещи. Ни родители, ни соседи, ни священник, ни травница не смогли объяснить внезапное исцеление и только возносили хвалы Господу за то, что всё закончилось хорошо.
Бродячие артисты пробыли в здешних краях недолго — несмотря на то, что их уже никто не обвинял в колдовстве, а кое-кто даже вновь стал ходить на их представления, репутация цирка дядюшки Селестена была подпорчена. Через неделю они уехали прочь, тепло попрощавшись с Эжени де Сен-Мартен и её подручным. Рыжий конь, вымытый и накормленный Бомани, был возвращён циркачам в тот же день, когда Эжени и Леон забрали его, и с тех пор даже как будто имел более значительный вид, чем раньше. Леон несколько раз порывался пойти к Сильвии и попросить её погадать ещё, но убедил себя этого не делать — какой толк от новых предсказаний, если они будут столь же туманными, как и первое?
Лесные духи сдержали своё слово: Мишель и Алиса излечились, и никто больше не заблудился в лесу и не пострадал от действия чар. Очевидно, как и предполагала Эжени, Ольховый король и его королева предпочли затаиться, а не мстить, чтобы не лишиться своих владений и своей магии. Лисёнок больше не появлялся, но вечером того же дня, когда очарованные были расколдованы, а конь возвращён циркачам, Эжени нашла на своём подоконнике три листа с деревьев — ясеня, дуба и тёрна, а рядом с ними — перо фазана. Она сохранила их, положив между страницами одной из многочисленных книг о колдовстве, и часто вздыхала, жалея, что не расспросила Лисёнка о магии и чародействе, когда была такая возможность.
Время шло, и в землях Эжени де Сен-Мартен наступил относительный покой. Не вселялись в чёрных козлов мстительные призраки, не выходили из речки по ночам ундины, оборотни не выли в глубине лесов, лесные духи не манили за собой в чащу огоньками и песнями. Эжени помогала крестьянам улаживать проблемы, управляла хозяйством, подолгу сидела в своём кабинете, подсчитывая цифры, а Леон продолжал упражняться в фехтовании и ездить верхом на своей благополучно выздоровевшей вороной кобыле. Снег понемногу сходил, воздух становился всё теплее, кое-где уже появлялись первоцветы, и повсюду веяло свежим дыханием весны. В такие дни бывший капитан всегда начинал испытывать неясную тоску — то ли по дому, которого у него никогда не было, то ли по отцу, которого так и не успел узнать, то ли по сестре и друзьям, которые так и не стали ему близки.
Леон смог привыкнуть к Бретани и даже полюбить её, но теперь ему становилось скучно в этом забытом Богом краю, хотелось куда-нибудь поехать, развеяться, сделать что угодно, лишь бы не оставаться здесь, и он с радостью принял неожиданное приглашение, которое пришло им с Эжени в начале марта. Хозяйка замка почти никогда не получала и не отправляла писем, переписываясь только со своей матерью, ушедшей в монастырь, поэтому новое письмо, принесённое гонцом в запылённом камзоле, немало удивило её. Эжени удалилась в библиотеку и почти сразу же позвала туда Леона — прочтение письма не заняло у неё много времени.
— Пишет Луи де Матиньи, мой, можно сказать, сосед. Его владения расположены не так далеко от моих, — пояснила она, протягивая бывшему капитану листок. — Кажется, мы встречались, когда были детьми — наши родители, возможно, хотели нас поженить в будущем, но из этого плана ничего не вышло, — её лицо потускнело. — Как бы то ни было, Луи умоляет о помощи. Пишет, что у него в замке завелось привидение, а он прослышал о моих... эээ... особенных отношениях с нечистой силой и просит помочь с изгнанием призрака.
Леон присвистнул.
— А не проще ли позвать священника?
— Священник не помог, — она кивнула на письмо, и Леону не оставалось ничего иного, кроме как погрузиться в чтение, с трудом разбирая размашистый почерк человека, которого явно не учили аккуратности и для которого множество клякс в письме были в порядке вещей.
«Глубокоуважаемая мадемуазель де Сен-Мартен!
Пишет Вам Ваш сосед и некогда друг детства Луи де Матиньи — хотя, скорее всего, Вы, как и я, не помните нашей дружбы тех лет, когда мы оба были ещё детьми. Тем не менее, надеясь на добрую память о дружбе наших родителей и на Ваше милосердие, о котором так много говорят, призываю Вас на помощь.
Ходят слухи, что в Ваших владениях то и дело происходят странные вещи — являются привидения, восстают из мёртвых утопленники, в лесах водятся оборотни и всякая другая нечисть. Будучи человеком разумным, я бы ни за что не поверил в такие байки, если бы сам не столкнулся с чем-то подобным.
Дело в том, что в моём замке с недавних пор поселилось привидение, которое я называю Девой в белом, потому что не знаю его настоящего имени. Это молодая женщина в белом платье и плаще, с лицом, укрытым капюшоном, которая ночью или в сумерках проходит по коридорам моего замка, жалобно плача и стеная. Её видели я, мой слуга Жакоб, моя служанка Марта, а также один из моих друзей, недавно гостивших у меня. Я не могу найти никакого разумного объяснения происходящим событиям и, признаюсь, встречаю каждый день в страхе. Я боюсь, что Дева в белом несёт с собой погибель, что она утянет меня за собой в ад, что слуги сбегут, бросив меня одного в доме с неприкаянной душой. Я приглашал священника, чтобы он освятил замок, но это не дало никакого результата, только плач Девы в белом стал ещё жалобнее — или это мне так кажется из-за моего измученного рассудка?
До меня доходили слухи, что Вы в Ваших краях успешно справляетесь с такого рода вещами, что Ваши крестьяне считают Вас чуть ли не святой, изгоняющей демонов. Если это и вправду так, и Вы настолько бесстрашны, что готовы встретиться лицом к лицу с привидением, то прошу Вас не отвергать просьбу того, кто когда-то был Вашим другом, и приехать ко мне как можно быстрее. Я же, со своей стороны, обещаю, что создам для Вас все необходимые удобства и окажу любое содействие, какое потребуется.
Искренне надеющийся на Вашу помощь,
Луи де Матиньи»
Завершив чтение, Леон поморщился от количества только что прочитанной лести, затем поднял голову и посмотрел в задумчивое лицо Эжени.
— И что вы решили? Поедете к нему?
— У меня сейчас нет неотложных дел в моих владениях, да и вообще никаких неотложных дел, — ответила она. — Было бы любопытно посмотреть на привидение, поговорить с ним... Возможно, у меня получится его упокоить — получилось же у меня упокоить Филиппа Тома и Агнессу Сенье! Да и просто вырваться отсюда хоть на пару недель, развеяться, отдохнуть от рутины... Я, конечно, не могу вас заставить, — Эжени посмотрела Леону в глаза, — но я была бы бесконечно благодарна, если бы вы отправились со мной.
— За этим вы меня и наняли, — он чуть склонил голову, ощущая, как радостно и вместе с тем тревожно трепыхается сердце в груди. — Куда вы, туда и я — ведь я должен вас охранять!
— Тогда решено, — Эжени забрала у него письмо, и лицо её осветилось улыбкой. — Едем к Луи де Матиньи и посмотрим, что за привидение скрывается в его замке!
