Страшные сказки Бретани

Обнаружение мертвеца сделалось главной новостью для постояльцев гостиницы и жителей ближайшей деревни: в этот день все разговоры сводились к страшной находке. Леон и Эжени, потолковав с местными, услышали множество версий, большинство из которых, впрочем, пришлось отбросить, поскольку они казались откровенной чушью. — Кое-кто предполагает, что этот мужчина и был вампиром, нападавшим на скот и людей, и что теперь с проклятием земель графа д’Эрвье покончено, — заметила Эжени, когда они с капитаном уже после полудня вернулись в номер. — Неужели вампир позволил бы так легко себя убить? — дёрнул плечом Леон. — Мы не знаем, легко это далось его противникам или нет, — возразила она. — Может, он сражался, как лев, но врагов было больше, и они смогли его одолеть... хотя нет! Новых трупов на берегу моря или в лесу вроде бы не находили... или в лес никто не ходил? — Думаю, если бы наш убитый оставил после себя пару-тройку трупов, об этом бы уже знали, — ответил Леон. — Даже если он и оказал сопротивление, то вряд ли кого-нибудь убил. И потом, раны на его груди не похожи на следы от осинового кола. — Но могут быть следами от ударов серебряным кинжалом, — Эжени задумалась. — Хотя крестьяне, принесшие его, утверждают, что нашли его на рассвете, когда уже светило солнце, но оно не обожгло умирающего и вообще не причинило ему никакого вреда. — И зубы у него обычные, человеческие, — добавил сын Портоса. Девушка бросила на него странный взгляд, в котором смешались уважение и отвращение. — Боже мой, Леон, вы что, настолько тщательно его осмотрели? — Чего не сделаешь ради раскрытия истины, — пробормотал Леон, поморщившись при воспоминании о том, как он ощупывал зубы мертвеца — на удивление ровные и крепкие, но заострённые ничуть не больше обычных человеческих зубов и даже не измазанные кровью, что было бы вполне естественно при его ранах. — Но зубы ещё ничего не значат, — продолжила Эжени. — В конце концов, вампиры вряд ли постоянно ходят с удлинёнными клыками — это было бы слишком заметно, и потом, разве они не ранили бы себе язык? Скорее всего, клыки у них удлиняются и заостряются только в миг нападения на добычу, а всё остальное время они такие же, как у обычных людей. — У ундины Агнессы было именно так, — кивнул Леон. — Но вы всё-таки не думаете, что наш убитый был вампиром? — Нет, не думаю, — решительно сказала она. — Как вы верно подметили, вампир не дал бы себя так легко убить. — И вы не думаете, что напали на него вампиры? — Его смертельные раны — следы от ножа, а не от укуса, — пожала плечами Эжени, — и он не обескровлен. Я полагаю, что на него напали обычные люди, а вот связано ли это нападение с вампирами — другой вопрос. — Я обнаружил ещё кое-что интересное, — добавил Леон. — Умер этот человек явно не от укуса, вы правы, но на его теле много следов укусов и порезов — по большей части старых, уже заживших, но есть и пара свежих. Это, конечно, не значит, что его непременно кусали вампиры — может, у него просто была чересчур страстная любовница. Не все женщины так ласковы, как вы, — усмехнулся он, и Эжени покраснела. — Леон, нам сейчас совсем не до этого! Есть ведь ещё и девушка, Изабелла, которую, скорее всего, похитили. — Если бы крестьяне не передали нам последние слова умирающего, мы бы и не узнали о её существовании, — заметил Леон. — А если бы не медальон с портретом, то могли бы посчитать эти слова предсмертным бредом. Поразительно честные люди оказались эти крестьяне — не тронули золотой медальон, хотя наверняка его видели! И богатую одежду тоже не тронули, хотя могли раздеть мертвеца догола и сказать, что это разбойники постарались. — Какая низость — грабить мёртвого! — возмутилась она. — Ему, конечно, уже всё равно, но всё-таки... — Нам повезло, что хотя бы один из четверых крестьян думал так же и не позволил остальным мародёрствовать, — кивнул он. — Тем не менее у убитого наверняка было при себе оружие, но оно куда-то исчезло. Крестьянам оно ни к чему, значит, его забрали убийцы. Какие-то странные грабители — взяли оружие и, возможно, деньги — их я при убитом тоже не нашёл, но не взяли одежду и украшение... — Может, они и без того достаточно богаты, или им хорошо заплатили, — предположила Эжени. — Оружие они взяли, потому что оно всегда пригодится, как и деньги, а золотой медальон им не нужен. И вообще, я склоняюсь к мысли, что главной их добычей была девушка, Изабелла. — Её надо спасать! — решительно заявил Леон. — Собрать людей, пойти в замок, рассказать обо всём управляющему! Он, не тратя времени даром, перешёл от слов к делу и тут же стал собираться. Эжени, против его ожиданий, не последовала примеру капитана, а по-прежнему сидела на кровати, задумчиво глядя в окно. — Вы не поедете со мной? — окликнул её Леон. — На этот раз нет, — она покачала головой. — Я всё думаю про убитого... Его скоро похоронят, прочтут все необходимые молитвы, и его душа упокоится с миром. Пока этого не произошло, я попробую вызвать его дух. Правда, я никогда этим не занималась... всерьёз, я имею в виду. Были какие-то детские игры в привидения, но тогда я ещё не сознавала своих сил. Не знаю, получится ли у меня, но попробовать стоит. — А что вы будете делать, если его призрак всё же явится вам? — Леон был так изумлён её словами, что застыл, держа в руках шпагу. — Поговорю с ним, — без колебаний ответила Эжени. — По крайней мере, попробую поговорить. Узнаю, кто на него напал, кто эта Изабелла, что с ней случилось. Может, и про вампиров что-то удастся выяснить. Если, конечно, дух захочет мне отвечать. Если он вообще придёт. Как бы то ни было, я постараюсь связаться с миром мёртвых, а вы, Леон, действуйте в мире живых. — Что ж, удачи вам в ваших занятиях, — он слегка поклонился и уже направился к двери, но тут его остановил возмущённый голос Эжени. — Как, вы даже не поцелуете меня на прощание? — Простите, — Леон криво усмехнулся, поворачиваясь к ней. — Не привык я к таким нежностям. — Привыкайте, — девушка соскользнула с кровати, подбежала к нему, обняла и невесомо тронула его губы своими — мягкими, нежными и тёплыми. Уже отъезжая от гостиницы, Леон всё касался рта затянутой в перчатку рукой и сожалел, что этот поцелуй не продлился дольше. Среди крестьян, как и в замке, его ждало разочарование. Местные объявили, что у них хватает бед и без того, чтобы спасать какую-то знатную дамочку, и что если она действительно богата, то разбойники наверняка запросят за неё выкуп, а значит, жизни её ничего не угрожает. На слова Леона о том, что разбойники не нуждаются в деньгах, раз не забрали медальон и дорогую одежду, они отвечали невнятным мычанием и мрачно переглядывались между собой. Сын Портоса пробовал взывать к их совести, голосу разума, говорил, что сегодня неизвестные разбойники напали на проезжих богачей, а завтра доберутся и до местных, под конец даже сулил деньги, но всё было тщетно. Крестьяне явно боялись отправляться в лес, даже при свете дня, причём больше боялись неведомых вампиров, чем каких-то там разбойников. В конце концов Леон не выдержал, послал их к дьяволу и отправился в замок. В замке дела обстояли не лучше. Сначала Леону долго не хотели открывать, потом его не пускали внутрь, а когда он всё-таки попал в замок, ему пришлось долго ждать. Оглядывая от нечего делать комнату, в которую его провели, сын Портоса отметил, что имение графа д’Эрвье явно богаче, чем у Эжени или Луи де Матиньи, но при этом выглядит каким-то полузаброшенным и запущенным. Из-за приспущенных штор в замке царил полумрак, но он не помешал Леон разглядеть следы сырости на стенах, паутину в углах, увидеть потёртости на роскошных коврах, царапины на дорогой мебели и потрескавшуюся краску на старых портретах. Именно в тот момент, когда Леон пытался различить черты нынешнего владельца замка или кого-то из его предков на висевшем в углу портрете, наконец-то вошёл управляющий. С ним разговор тоже не сложился. Этот бледный рыхлый мужчина, казалось, имел в жизни только две задачи — сохранять на лице выражение необыкновенной важности и беспрестанно взбивать пальцами свои редкие светлые волосы, не то напомаженные, не то смазанные каким-то бальзамом. От них исходил слабый сладковатый запах, и под конец разговора Леон едва сдерживался, чтобы не вцепиться в эти лохмы и не вырвать их один за другим. Управляющий твердил, что не может принимать важных решений без разрешения графа, а граф сейчас далеко, и сколько будет идти до него письмо — неизвестно, что никаких разбойников, возможно, нет в природе, а крестьяне сами убили и ограбили незнакомца, а потом сочинили слезливую сказочку про Изабеллу. На вопрос Леона, почему они тогда не забрали медальон, и на кой чёрт им вообще понадобилось тащить мёртвое тело в гостиницу, когда можно было просто бросить его на берегу, управляющий начинал вздыхать и нервно приглаживать волосы. Так ничего и не добившись, Леон в конце концов покинул замок графа д’Эрвье и, выехав на дорогу, задумался, что делать дальше. Люди графа не станут помогать ему ни со спасением Изабеллы, ни с охотой на вампира, это ясно. На местных также надеяться не приходится. Оставалось либо несолоно хлебавши возвращаться к Эжени, которая, судя по её потухшим глазам, не очень-то верила в возможность вызвать дух убитого и тоже могла остаться ни с чем, либо действовать в одиночку. «Что ж, мне не привыкать», — мысленно подбодрил себя Леон, разворачивая вороную кобылу в сторону моря. Он решил осмотреть место, где крестьяне нашли убитого, а затем поискать возможные следы в лесу. Был день, на небе, пусть и слабо, светило солнце, у Леона был при себе пистолет, заряженный серебряными пулями, в одном сапоге он прятал серебряный нож, в другом — остро заточенный осиновый колышек, так что при встрече с вампиром имелись кое-какие шансы выжить. Но пока что никаких вампиров поблизости не наблюдалось — кобыла шла спокойно, время от времени лишь фыркая и подёргивая ухом. Место, где был обнаружен раненый, Леон нашёл без труда — крестьяне описали его во всех подробностях, не забыв и огромный камень, называемый среди местных Горбатым камнем или просто Горбуном, и редкие деревца, виднеющиеся вдали на склоне. Бывший капитан внимательнейшим образом изучил камень, к которому, по словам крестьян, прислонился истекающий кровью незнакомец, но не обнаружил ничего, кроме засохших красновато-бурых капель в нижней части валуна. Рядом на песке виднелись следы ног, но их уже наполовину размыла вода и стёр ветер, поэтому Леон мало что смог разобрать. Ориентируясь на слабые отпечатки сапог и изредка встречающиеся следы крови, он направился вверх по склону, в сторону леса. Убитый, судя по всему, долго боролся за свою жизнь. Истекая кровью из многочисленных ран, он выбрался из леса, скатился по склону к берегу, дополз до Горбатого камня и лишь там окончательно обессилел. После долгих поисков удача всё-таки улыбнулась Леону — если, конечно, это можно было назвать удачей. Он нашёл место, где произошло столкновение: на небольшой поляне земля была густо истоптана сапогами, ветви поломаны, и следов крови здесь было больше. Впрочем, тут успели побывать лесные животные, и под их следами было трудно различить те, которые были нужны Леону. Осмотрев поляну, он собирался уже возвращаться в гостиницу, когда на соседней лесной тропе ему в глаза бросилось кое-что интересное: следы колёс, слабо отпечатавшиеся на влажной земле. Сын Портоса не мог знать точно, имеет ли проехавшая здесь телега или карета отношение к произошедшей схватке, но чутьё подсказывало ему, что имеет, и он уверенной рукой направил кобылу по следам колёс. Они то терялись из виду, расплывались среди прошлогодней листвы и пробивавшейся сквозь землю новой травы, то опять виднелись чётко, и было видно, где прошло колесо, примяв своей тяжестью травинки и листья. Леон ехал довольно быстро и вскоре нагнал неизвестных путников — он и сам не успел опомниться, настолько неожиданно это произошло. Началось всё с того, что неподалёку послышалось ржание лошадей. Вороная кобыла приоткрыла рот, чтобы заржать в ответ, и Леон тихонько похлопал её по морде: молчи, не сейчас. Он спешился, привязал кобылу к ближайшему дереву и, стараясь ступать как можно тише, направился к источнику звука. На небольшой поляне, как две капли воды похожей на ту, где произошло сражение, стоившее жизни незнакомцу с медальоном, стояла чёрная карета с зарешёченными окнами. Возле неё возились двое мужчин и, вяло ругаясь, пытались вытащить застрявшую в грязи карету. Третий стоял неподалёку, держа под уздцы двух лошадей. Ему пришлось напрягать все силы, чтобы заставить их стоять на месте: кони ржали, фыркали, брыкались, бешено косили налитыми кровью глазами в сторону кареты и, судя по всему, испытывали дикий страх. Леон, вспомнив, что лошади могут чуять нечистую силу, в том числе и вампиров, порадовался, что забрал из седельной сумки пистолет, заряженный серебряными пулями. — Живее! Живее, мать твою! — ругался на напарника один из мужчин, до самых глаз заросший густой чёрной бородой. Второй, безбородый, худой, с узким скошенным подбородком, то и дело нервно посматривал на дверцу кареты и своими суетливыми движениями только усугублял их и без того незавидное положение. — Сильнее! Сильнее толкай, чтоб тебя! Хочешь, чтобы мы тут до ночи проторчали? — Да толкаю я! — Скоро вы там, нет? — окликнул их третий. — Кони с ума сходят, того и гляди вырвутся, и тогда нам конец! Или хозяин головы снесёт, или эта тварь... — Типун тебе на язык! — ругнулся чернобородый. — Привязал бы коней и помог бы лучше! — Господа, вам чем-нибудь помочь? — Леон вышел из-за деревьев, на всякий случай спрятав пистолет под плащом. Все трое обернулись в его сторону: у безбородого выражение лица было испуганное, у двух других раздражённое. Капитан заметил, как они быстро переглянулись, и как рука безбородого скользнула за пазуху. — А ты кто ещё такой? — сердито бросил чернобородый, делая несколько шагов в сторону от кареты. — Леон дю Валлон, к вашим услугам, — он слегка поклонился, не отрывая при этом взгляда от подозрительной троицы. — Ехал я по лесу, вдруг слышу: крики, ругань, ржание лошадей... Думаю, вдруг кому-то здесь нужна моя помощь? — Не нужна, — проворчал мужчина, удерживавший коней. — Ступайте своей дорогой, сударь. — А по-моему, очень даже нужна, — возразил Леон, медленно приближаясь к ним. — Вы, как я вижу, застряли в грязи, и это при том, что вы перевозите что-то очень ценное. Что-то... или кого-то. Безбородый молниеносно вскинул руку со сжатым в ней пистолетом, но Леон был готов — он пригнулся, выхватывая своё оружие, и пуля просвистела над головой. Его противник был не так ловок — выстрел Леона застал его во время попытки укрыться за каретой, пуля попала безбородому прямо в середину груди, и его отбросило назад. Перезаряжать пистолет не было времени, поэтому Леон сунул его за пояс и схватил шпагу. Чернобородый с рыком кинулся на него, на бегу вытаскивая из-за пояса что-то блестящее, похожее на маленькую бутыль. Капитан не смог уклониться, и содержимое бутыли полетело в него — он едва успел прикрыть глаза, когда ему в лицо ударила холодная вода. Леон упал на землю, перекатился, вскочил, поспешно утёр лицо рукой и выпрямился, встретившись глазами с изумлённым чернобородым. — Ты не из этих, — прохрипел он. — Ты человек! Леон затруднялся дать ответ на это заявление, поэтому просто рубанул шпагой по руке своего противника, тянувшейся к поясу, и чернобородый с криком рухнул наземь, но тут же поднялся на ноги и отступил к карете, прижавшись спиной к её стенке и стараясь вытащить пистолет здоровой рукой. Впрочем, продлилось это недолго — из глубины кареты что-то зашипело, ударилось о решётку и отскочило с визгом боли. Чернобородый шарахнулся в сторону, перекрестился и бросился бежать так быстро, как будто за ним гнались все демоны ада. Сзади раздался удаляющийся стук копыт. Леон резко развернулся и увидел, что разбойник, державший коней, во весь опор мчится прочь на одном из них, а за ним скачет второй конь, с которого свисает безбородый. Очевидно, его рана была хоть и серьёзна, но не смертельна, и позволила ему покинуть поле боя. Леон, разгорячённый после стычки, повернулся к карете, тяжело дыша и стирая рукой пот со лба. Он спрятал шпагу в ножны, перезарядил пистолет и, направив его на дверь кареты, подошёл ближе. Теперь он увидел, что решётка имеет странный металлический блеск, и догадался, что она сделана из серебра. Из кареты повеяло невыносимой смесью ароматов — Леон различил в них чеснок, вербену и что-то ещё совершенно несочетаемое и при этом очень сильно пахнущее. — Эй! Кто здесь? — позвал он, целясь в окошко из пистолета. Изнутри послышался полувздох-полустон, потом из темноты появилась женская головка, раздвинулись, как тяжёлые шторы, спадавшие на лицо густые каштановые волосы, и Леон увидел ту самую красавицу из медальона, Изабеллу, за которую незнакомец отдал жизнь. Сейчас её красота поблекла, лицо было смертельно бледным, под глазами залегли тёмные круги, а губы пересохли и потрескались. — Сударь, помогите мне, — прошептала пленница. — Как ваше имя? — обратился к ней Леон. — Изабелла де ла Шаллен, — прошелестела она. — Прошу вас, выпустите меня. — Могу я быть уверен, что вы не загрызёте меня, если я вас выпущу? — без обиняков спросил он. Девушка вздрогнула всем телом и как будто только сейчас заметила направленный на неё пистолет. — Вы... знаете? — её губы искривились в горькой усмешке. — Конечно, знаете. И в пистолете у вас серебряные пули, верно? — Верно, — не стал скрывать Леон. — Вам не навредит обычная пуля, ведь вы не совсем человек, так? — Не совсем, — прошептала она. — Точнее, совсем не человек. Но вы это и так знаете. Кто вас послал? Де Сен-Жермен? Решил подослать благородного спасителя, чтобы заманить меня в свою ловушку? — Я готов поклясться честью, что не знаю никакого де Сен-Жермена, — Леон склонил голову. — Меня зовут Леон Лебренн, и я... — Этим троим вы представились иначе, — перебила его Изабелла. — Леон дю Валлон, так? — У вас очень тонкий слух. — Уж какой есть, — она снова горько усмехнулась. — Я слышала про одного дю Валлона... Портос, барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон, один из четверых легендарных мушкетёров. — Я его сын, — коротко ответил Леон. — В самом деле? — её точёные брови приподнялись. — Хотите — верьте, хотите — нет. А моей матерью была Корантина Лебренн, так что тут я вам не солгал. — Что вам от меня нужно, Леон дю Валлон-Лебренн? — голос Изабеллы звучал бесконечно устало. — Правду, — ответил он. — В этих землях вампиры нападают на людей, и мне и кое-кому ещё это чертовски не нравится. — Что ж, убейте меня, и с нападениями будет покончено, — она печально усмехнулась. — Ведь вы не поверите, если я скажу, что это не моих рук и зубов дело? — Может, и поверю, — он опустил оружие, но держался на безопасном расстоянии от решётки. — Около месяца назад на одного молодого человека напал вампир, но его спасла девушка — она выстрелила в вампира из пистолета, и тот отступил. Не вы ли были этой девушкой? — Из пистолета? — брови Изабеллы поднялись ещё выше. — Что за вздор! Вы нарочно пытаетесь меня запутать, дю Валлон? Да, я спасла одного юношу, но я спрыгнула с дерева, сбила Сен-Жермена с ног и пыталась перегрызть ему глотку, пока мальчишка убегал прочь. Пожалуй, использовать пистолет было бы разумнее, — она вновь поникла. — Всё именно так и было, — кивнул Леон, внимательно наблюдая за ней. — Мне рассказал эту историю Франсуа, спасённый вами юноша, и в ней вы именно спрыгнули с дерева. Я испытывал вас, чтобы понять, можно ли вам доверять. — И что же? — её губы приподнялись, открывая зубы — пока ещё человеческие, но всё же очень острые. — Полагаю, у меня нет иного выхода, — вздохнул он. — Оставить вас здесь значило бы обречь на мучительную смерть. Решётка, я так понимаю, сделана из серебра, а внутри всё пропитано травами, который делают вас слабее? — Вы не представляете, сколько здесь связок чеснока! — пожаловалась Изабелла. — От их запаха меня жутко тошнит и кружится голова. А они ещё плескали в меня святой водой! Ожоги от неё заживают, но медленно и ужасно болят при этом. — В меня один тоже плеснул, — хмыкнул Леон. — Наверное, думал, что я вампир и пришёл спасать свою соплеменницу. Каково же было его удивление, когда я просто утёрся перчаткой! Он снова посмотрел на Изабеллу, которая теперь дышала прерывисто и часто, будто задыхалась. — Давно вы здесь? — Почти целый день. Они схватили меня на рассвете — притворились обычными крестьянами, направляющимися в деревню, а потом опутали меня серебряной цепью. Этьен пытался меня защитить, но они... — она побледнела ещё сильнее и умолкла, а потом вскинула глаза на Леона. — Это Этьен послал вас на помощь мне? Хотя о чём я говорю... Тогда бы он был здесь с вами... если он, конечно, не слишком тяжело ранен, — её карие глаза смотрели на капитана с безумной надеждой, и тот опустил взгляд. — Сожалею, но Этьен погиб. Это ведь он — красивый мужчина с золотистой бородой, который носил золотой медальон с вашим портретом? — Да, это он, — её глаза потухли, но потом в них вспыхнули красные огоньки. — Эти негодяи слишком легко отделались! Они убили моего Этьена и поплатятся за это! Скажите, он хотя бы не мучился? — Он до последнего думал о вас, — ответил Леон, не желая лгать. — Всё просил спасти Изабеллу... Собственно, поэтому я и здесь. Видите ли, я и мадемуазель Эжени де Сен-Мартен, которой я служу, прибыли сюда, чтобы избавить местных от вампира. Вскоре после нашего прибытия на берегу моря было обнаружено тело Этьена. Я отправился по его следам, нашёл место, где на вас напали, пошёл по следам кареты... остальное вы знаете. А кем вам приходился Этьен? Это был ваш возлюбленный? — Мой друг, мой любовник, источник моих жизненных сил, — мрачно ответила Изабелла, и Леон слегка вздрогнул. — Вы пили у него кровь? Поэтому у него столько укусов на теле? — Он отдавал мне кровь добровольно! — вспыхнула она. — Он любил меня, и я его тоже, хотя вы можете мне и не верить! Зато я не охотилась на людей по ночам, как де Сен-Жермен! — Де Сен-Жермен — тоже вампир, — медленно произнёс Леон. — И он — ваш враг. И это он виновен в происходящих здесь нападениях. — Именно так, — кивнула Изабелла. — Хотя вы можете опять же мне не верить. — Это его люди пытались вас похитить? — Наверное. Не представляю, кому ещё это нужно. Кроме того, никто, кроме него, не знает, что я вампирша, а эта клетка сделана для того, чтобы держать в ней вампира. — Значит, долго вы в ней не протянете, — заключил он. — Я бы мог запрячь лошадь и отвезти вас в гостиницу, но одна моя кобыла вряд ли дотащит тяжёлую карету, да и она вас смертельно боится. Эта поездка будет пыткой и для вас, и для лошади, а по гостинице пойдут ненужные слухи. Если я хочу добраться с вами до Эжени, разузнать всё про де Сен-Жермена и заручиться вашей помощью, то мне придётся выпустить вас. — Пожалуй, что так, — глаза Изабеллы вновь заискрились надеждой. — Но когда я вас выпущу, вы можете сбежать, а можете убить меня, — продолжил капитан, но она покачала головой. — Нет, не могу. Я слишком ослабела от всех этих трав, кроме того, я уже несколько дней не пила кровь. И я не стану убивать человека, который спас меня. Вы можете не верить моей клятве, но я даю слово чести, что не убью вас. Зачем мне убивать моего спасителя — чтобы снова остаться одной и попасть в лапы Сен-Жермена и его прихвостней? Вы, дю Валлон, как я поняла, можете постоять за себя и за других, так лучше уж мне быть под вашей защитой. — Но вы голодны и можете потерять рассудок, — Леон лихорадочно соображал, как выйти из сложившейся ситуации. Изабелла, вне всяких сомнений, представляла угрозу, но она не могла быть тем вампиром, который нападал на людей — хотя бы потому, что Филиппа и Франсуа преследовал мужчина, а вот спасла Франсуа как раз-таки женщина. Если в здешних краях орудует другой кровопийца, а Изабелла — его враг, защищающий людей, Леон и Эжени должны объединиться с ней, а для этого придётся рискнуть и довериться ей, иначе никак. — Не настолько! — вскинулась она. — И вы сказали, у вас есть лошадь? Привяжите её, и я напьюсь её крови. Всю кровь не выпью, не бойтесь — она захромает, но жить будет. — Ну уж нет! — возмутился Леон. — Не для того я столько проскакал на своей вороной старушке, чтобы отдать её на растерзание вампирше! — Тогда мне придётся гоняться по лесу за зайцами и белками, — Изабелла слабо улыбнулась. — Жаль, что вы не убили никого из этих подонков — я бы с удовольствием напилась их крови... — Подождите, — Леон направил пистолет на дверь и выстрелил. Замок слетел, капитан потянул дверь, и почти бесчувственная Изабелла упала ему на руки — её волосы были растрёпаны, тёмно-зелёное дорожное платье всё в грязи, пыли и следах крови. Осторожно усадив её на траву, Леон сунул оружие за пояс, скинул плащ, стянул с левой руки перчатку, закатал рукав и повернулся к вампирше. — Вы множество раз кусали Этьена, но вампиром он так и не стал, верно? Значит, ваш укус не заразен и не обращает человека в вампира? Изабелла только помотала головой – видимо, сил говорить у неё уже не было. — Тогда мне ничего не угрожает, — пробормотал Леон. — Лучше уж я добровольно отдам свою кровь, чем вы загрызёте меня или мою лошадь. Пейте! — он протянул к ней левую руку. — Вы отдаёте мне вашу кровь? По собственному желанию? — карие глаза смотрели на него снизу вверх с изумлением. — Да пейте же, пока я не передумал! — Леон поднёс запястье к лицу Изабеллы. Та глубоко вздохнула, словно втягивая в себя его запах, потом наклонилась, раскрыла рот, и клыки её тотчас удлинились, стали острыми, как лезвия, в глазах заплясали алые огоньки, она ещё шире раздвинула челюсти, потом сомкнула их, и весь мир окрасился для Леона пронзительной ярко-красной болью.