Страшные сказки Бретани

Эжени знала Лауру Клеман, дочь местного кузнеца, который в последнее время стал сильно сдавать, и основная работа легла на плечи его подмастерья, того самого, что недавно женился на Розе Тома. Александр Клеман мечтал о сыне, но жена его умерла вскоре после того, как родила Лауру, и второй раз кузнец не женился. Дочь он воспитывал больше как мальчика, нежели как девочку, поэтому Лаура отличалась бойким и решительным нравом. Её обманчиво нежное лицо в обрамлении светлых волос, с по-детски припухлыми щеками и тонкими чертами, не могло скрыть истинного нрава Лауры, который проявлялся в строгом взгляде больших серо-голубых глаз, глядящих из-под узких прямых бровей. Вот и сейчас дочь кузнеца стояла на пороге комнаты, закутавшись в красно-коричневый плащ, и настороженно смотрела на хозяйку замка и её гостей. Низко поклонившись, она выпрямилась и заговорила: — Госпожа Эжени, мне нужно немедленно рассказать вам кое о чём. Эжени обернулась, поглядела на взволнованных детей мушкетёров, на застывшего в немом ожидании Леона и не стала долго колебаться. — Ступай за мной, я выслушаю тебя. Господа, надеюсь, вы подождёте моего возвращения. Леон... — она была уверена, что сын Портоса последует за ней в библиотеку, но он не тронулся с места. — Полагаю, мне лучше остаться здесь и подробнее расспросить наших гостей, — бывший капитан покосился в сторону сестры и её друзей. — Ладно, — Эжени была неприятно удивлена его решением, но напомнила себе, что оставлять гостей в одиночестве некрасиво, а таких гостей, которые могут в любой миг разнести твой дом в щепки или поджечь, — просто опасно, и кивнула Леону. Затем она повернулась и зашагала прочь, слыша позади лёгкие шаги Лауры и чувствуя, как её спину прожигают взгляды детей мушкетёров. В библиотеке она зажгла свечи в подсвечниках, затворила дверь и опустилась в кресло за столом, ощущая внезапно свалившуюся на плечи огромную усталость. Появление Жаклин и остальных выбило у Эжени почву из-под ног — она никак не ожидала, что герои рассказов Леона появятся перед ней во плоти и ещё будут чего-то требовать от неё, звать на помощь. Мысленно Эжени уже жалела о своей недавней вспышке, но в то же время гордилась собой: дети мушкетёров наконец-то получили то, чего заслуживали — не всеобщее восхищение и восхваление, а суровую отповедь. «Вряд ли, конечно, они что-то поймут», — подумала она, удобнее устраиваясь в кресле. «Кто я для них? Просто бедная провинциальная дворяночка, только и всего. С чего им прислушиваться к моим словам? Но я хотя бы испортила им настроение, как они сами любили портить настроение и жизнь другим». Лаура Клеман между тем сделала несколько нервных кругов по кабинету и остановилась перед Эжени. — Госпожа, за мной ухаживает Жером Планше, плотник, а мне на него и смотреть тошно, — без лишних предисловий начала она. — Отец когда-то даже хотел выдать меня за него замуж, но я пригрозила, что сбегу из-под венца на все четыре стороны. И теперь Жером ходит за мной, как пёс: то притащит бусы из цветного стекла — как будто не знает, что я сама могу сделать не хуже, то начнёт расписывать, как нам хорошо будет житься вместе. А сегодня он, видно, хлебнул лишнего и начал распускать руки. Решил, что меня можно взять напором. — Он хотел взять тебя силой? — нахмурилась Эжени, выпрямляясь в кресле. — Не знаю, чего он хотел, но он полез целоваться и лапать меня, а я двинула ему коленкой между ног, — светлые глаза Лауры заискрились от гнева. — Жером захрипел и отцепился от меня, я кинулась бежать... но потом обернулась. Уж больно страшно он хрипел! Обернулась и увидела... — она замолчала и опустила взгляд, пытаясь подобрать слова. — Его душили, — выговорила она наконец и снова умолкла. — Кто душил? — спросила Эжени, когда затянувшаяся пауза стала совсем невыносимой. — Сначала я подумала, что это мой отец, но он уже стар и не выходит из дома по ночам. Да и сил бы у него не хватило — он же болен. Это был мужчина, высокий, широкий в плечах, и ещё... В сумерках было плохо видно, но мне показалось, что кожа у него вся чёрная. Но это был не ваш Бомани! — спохватилась она, увидев, как расширяются глаза Эжени. — Я бы его узнала! Он сжимал горло Жерома и тряс его, как котёнка, а Жером ведь тоже не слабого десятка! Он лягался и хрипел всё сильнее, и я испугалась. Не помню, что я закричала... Кажется, «Отпусти его!» и добавила что-то из ругательств, которым меня учил отец. И она, эта тварь, послушалась. Она разжала руки, и Жером кинулся прочь, задыхаясь и проклиная всё на свете. Я тоже испугалась и бросилась бежать. Всё казалось, что эта тварь гонится за мной! Лаура поёжилась и огляделась по сторонам, словно проверяя, могут ли окружающие её стены замка послужить достаточно надёжным убежищем. — Когда я опомнилась, то поняла, что ноги сами привели меня к вашему замку, — заключила она. — Никто за мной не гнался, а если и гнался, то не догнал. Я отдышалась и кинулась сразу к вам — рассказать про эту тварь. Вы же верите мне, госпожа? — Верю, — без промедлений ответила Эжени, у которой из головы не шёл рассказ Жаклин д’Артаньян. — Вы можете сказать, что это была за тварь? — страх постепенно уходил из глаз Лауры, сменяясь любопытством. — Сейчас не могу, — хозяйка замка покачала головой. — Опиши её получше. Как она выглядела, эта тварь? Как высокий широкоплечий мужчина с чёрной кожей? — Да... но было уже темно, я плохо разглядела. — Когда это случилось? — Около часа назад, — Лаура бросила взгляд за окно, в густую синеву вечера, переходящую в черноту ночи. — Мне надо идти, отец будет беспокоиться. Но... — она запнулась и исподлобья посмотрела на Эжени. — Я дам тебе в провожатые Бомани, — та угадала мысли девушки. — Тебя ведь не пугает цвет его кожи? — Нет, что вы, госпожа! — отмахнулась та. — У нас все знают: Бомани никогда не обидит того, кто слабее его. — Значит, Жером Планше домогался тебя, ты отбилась, потом на него напало это существо, но отпустило, услышав твой крик, так? — Эжени вернулась к основному предмету разговора. — Так, — Лаура подняла на неё глаза, вновь наполнившиеся тревогой. — Клянусь, я не знаю, что это была за тварь! Я никогда её раньше не видела! Жером, конечно, расскажет всем, что это я натравила на него чёрного человека, но клянусь, я сама чуть не умерла от страха! — Жерому невыгодно об этом рассказывать, ведь тогда ему придётся рассказать и о том, что он делал возле тебя, — заметила Эжени. — Кстати, давно он тебя домогается? — Полгода, — Лаура решительно посмотрела в глаза своей собеседнице. — Госпожа Эжени, прошу вас, не вмешивайтесь! Это наше с ним дело, только его и моё. Я сама справлюсь, никому не надо знать, особенно моему отцу. Я пришла к вам, чтобы рассказать про эту тварь, а не жаловаться на Жерома. — А прошлой ночью ты или Жером не были в лесу? — Про Жерома не знаю, я — не была. Я ещё не сошла с ума, чтобы ходить в лес по ночам, да ещё и в дождь, — Лаура дёрнула плечом. — Хотя в нём и стало поспокойнее благодаря стараниям — вашим и господина Лебренна, — прибавила она. — Видно, ненадолго, — вздохнула Эжени. — Значит, в темноте ты не рассмотрела ту тварь. А запах от неё какой-нибудь исходил? — Не помню, — дочь кузнеца поморщилась. — Для меня всё перебил запах изо рта Жерома, когда он попытался засунуть свой язык ко мне в рот. — Брр, — Эжени передёрнуло от этих слов. — А звуки этот чёрный человек издавал? Может, тоже хрипел, сопел, рычал? — Не помню, — Лаура помотала головой. — Слишком громко хрипел Жером и кричала я сама, пытаясь остановить это чудовище. Почему оно меня послушалось? — она в отчаянии воззрилась на Эжени. — Я же не ведьма! Я никогда не пробовала всякие колдовские штуки, даже в шутку, даже в детстве! И я бы и так отбилась от Жерома, незачем этой твари было его душить! — Интересно, хотело ли это существо защитить тебя или просто нашло наиболее лёгкую добычу в лице Жерома, — задумчиво проговорила Эжени, глядя в окно, где из облаков выныривал серебристый серп луны. — И послушалось ли оно твоего приказа или просто испугалось громкого крика... На Лауру Клеман эти слова произвели неожиданное воздействие — она вскинула голову, будто осенённая внезапной идеей, а её глаза снова ярко вспыхнули. — Натаниэль! — воскликнула она. — Что? — Эжени резко повернулась к ней. — Натаниэль Жаккар, сын мясника! Когда-то давно мы играли вместе, он приносил мне цветы, красивые камушки и прочие глупости, — Лаура слегка покраснела. — Иногда мне кажется, что он до сих пор влюблён в меня. И он мог захотеть проучить Жерома, узнав, как тот обходится со мной. Обмазался чёрной краской или чем-нибудь в этом духе, проследил за нами и набросился на беднягу! Если кто и мог защищать меня подобным образом, то только он! Но почему тогда он не подал голос, чтобы я узнала его? — она в недоумении посмотрела на Эжени. — Боялся, что Жером тоже его узнает и будет мстить? Если это и правда Натаниэль, то он поступил очень глупо, ведь он напугал меня едва ли не сильнее, чем Жерома! — Он высокий? — Эжени пыталась вспомнить сына мясника, но перед глазами стоял лишь расплывчатый образ всегда хмурого и молчаливого юноши с тёмными волосами и щетиной на подбородке. — Да, высокий и сильный. Даже выше моего отца... Пожалуй, это мог быть Натаниэль, — Лаура прищурилась, видимо, представляя перед собой друга детства. — Ну, если это он, я выскажу ему всё, что думаю! — Натаниэль вспыльчив? Он часто бросается на людей? — Эжени отчаянно искала причины, по которым сын мясника мог бы напасть на Жаклин д’Артаньян. На поверхности лежала только одна — желание овладеть красивой девушкой, которая оказалась одна в лесу, а потом и ограбить её. Но Жаклин не говорила, что существо из леса пыталось её изнасиловать — оно душило её, а не лезло под юбку. И потом, если это был обычный человек, как объяснить то, что ему не причинили вреда удары шпаги? — Нет, я бы не сказала, — Лаура явно была удивлена таким вопросом. — Пожалуй, он мог бы наброситься на Жерома, если бы тот обидел меня, но Натаниэль не жесток. А что, эта тварь напала ещё на кого-то, кроме Жерома? На вашу подругу? — Она мне не подруга, — отозвалась Эжени, прежде чем до неё дошёл смысл вопроса, а затем вздрогнула. — Что? Откуда ты знаешь? — У одной из дам за вашим столом перевязана голова и следы на шее, словно её душили, — Лаура смущённо опустила взгляд. — А ещё вы спрашивали меня про прошлую ночь в лесу — как будто прошлой ночью тоже случилось что-то нехорошее. — Да у тебя глаз-алмаз! — невольно восхитилась Эжени. — Ты права, пострадал не только Жером. Но чем меньше людей знает об этом, тем лучше. Я прошу тебя никому не рассказывать о случившемся... хотя это, наверное, бесполезно, ведь Жером всё равно всем разболтает. — Может, и не разболтает, — подбодрила её Лаура. — Может, вы правы, и он постыдится рассказывать всю историю — как он полез ко мне и получил между ног! Если дойдёт до ушей моего отца, он думать забудет про свою болезнь и согнёт Жерома в бараний рог! — И правильно сделает, — не сдержалась Эжени. — Плотник вполне это заслужил — и твой удар, и то, что его чуть не придушили. — Это да, но я не хочу, чтобы отец переживал из-за меня, — Лаура бросила быстрый взгляд за окно. — Я ведь вам больше не нужна, госпожа? — Ты можешь идти, — кивнула Эжени. — Если мне надо будет с тобой поговорить, я знаю, где твой дом. Она позвала Бомани и велела ему проводить Лауру Клеман до дома. Негр без лишних расспросов кивнул — судя по его суровому лицу, он понимал, что произошло что-то очень серьёзное. Уже у самых дверей он выразил обеспокоенность по поводу того, что на улице темно, а Сюзанна всё ещё не пришла домой, но почти в тот же самый миг дверь распахнулась, и в замок впорхнула Сюзанна собственной персоной, скидывая тёмно-зелёную накидку и лучезарно улыбаясь. Впрочем, при виде детей мушкетёров её улыбка несколько померкла. — Госпожа, у вас гости? Как же так... у нас ведь ничего не готово! — Не беспокойтесь, мы скоро покинем вас, — Анри ослепительно улыбнулся, и Эжени внезапно захотелось со всей силы ударить по этим блестящим белым зубам. Было ли это вызвано тем, что Сюзанна вся засияла и улыбнулась в ответ, тем, что рядом с сыном Арамиса сидела его молодая беременная супруга, а он расточал свои улыбки служанке, или тем, что он внезапно напомнил Эжени Антуана де Лавуаля, она не знала и не хотела в этом разбираться. — Сюзанна, ступай к себе, — не допускающим возражений тоном произнесла она. — Но госпожа Эжени, ведь я... — Здесь уже ничего интересного не будет. Мы все скоро разойдёмся и ляжем спать. Сейчас я не нуждаюсь в твоей помощи. Сюзанна хмыкнула, поджала губки, пожала плечами и удалилась, нарочно топая туфлями и всем своим видом изображая глубокую оскорблённость. Бомани отправился провожать Лауру Клеман, а Эжени вернулась в столовую и, встав перед овальным столом, обвела детей мушкетёров тяжёлым взглядом. — Кажется, в моих краях завелась новая нечисть, — тихо произнесла она. — Большой чёрный человек, который любит душить людей, но почему-то не трогает Лауру Клеман.

***

Ночь Леон дю Валлон провёл без сна и был уверен, что остальные дети мушкетёров перенесли то же самое. Они покинули замок Сен-Мартен уже поздно вечером, когда Эжени пересказала им историю Лауры Клеман, сопровождая её собственными комментариями и предположениями. Все сошлись на одном — существо, бродящее по лесам, должно быть выслежено и поймано как можно быстрее, пока оно не напало на кого-нибудь ещё и не задушило, на этот раз до смерти. Бомани после того, как проводил Лауру до дома, вернулся в замок хмурый, и казалось, что он напряжённо над чем-то размышляет, то и дело кидая взгляд на божка, прибитого над входной дверью. Должно быть, дочь кузнеца всё же рассказала ему о нападении в лесу, и теперь негр думал о том, как уберечь хозяйку от новой опасности. Дети мушкетёров, выслушав Эжени, распрощались с ней очень холодно, да и она не торопилась проявлять хоть какое-то подобие гостеприимства. Анри, Жаклин, Рауль и Анжелика отправились в гостиницу — не могло быть и речи о том, чтобы Эжени предоставила им кров над головой. Леон понимал, что из-за его рассказов у неё сложилось крайне неприятное впечатление о детях мушкетёров, но не ожидал, что она примет их настолько враждебно. Гнев, вспыхнувший в Эжени при появлении его бывших врагов, изумлял и даже пугал его. «Господи, да она была готова спалить их магией!» — думал Леон. Вспоминая бледное лицо девушки, искажённое мукой и злобой, он искал причины для такой ярости — и не находил. «Неужели она так сильно возненавидела их из-за того, что я поведал ей? Она так любит меня, что готова испепелить моих врагов, даже толком не узнав их? Или Эжени боится, что я снова ускачу вслед за ними, оставив её в одиночестве?». Последняя мысль терзала бывшего капитана почти всю ночь, потому что она слишком приближала его к истине. Дети мушкетёров, судя по их рассказу, столкнулись с весьма могущественным врагом, возможно, колдуном, и помощь Леона, уже не раз встречавшегося с нечистью и магией, им бы не помешала. Он делал ставки на то, кто из четверых обратится к нему за помощью, и решил, что это, по всей вероятности, будет Анжелика. С Анри они слова сказать друг другу не могут без издёвки, Жаклин слишком горда и вспыльчива, Рауль чересчур упрям в своём стремлении достичь цели, Анжелика же может надавить на родственные чувства, и её брат поддастся. Леон понимал, что ему надо ехать, необходимо остановить зло, поселившееся в Париже, как он ранее останавливал зло в Бретани и её окрестностях, но сердце его противилось этому, сердце желало остаться с Эжени в этом заброшенном туманном краю, а детей мушкетёров предоставить их собственной судьбе. «Ладно, может, в конце концов, они и не позовут меня с собой. Нужен я им, как телеге пятое колесо!» — с этой отнюдь не утешающей мыслью Леон наконец-то провалился в беспокойный сон. На следующий день Эжени, которая была бледнее обычного и держалась как-то отстранённо, позвала своего стражника с собой в деревню. Половину ночи и утро она провела в библиотеке, выискивая в книгах сведения о существах, подобных встреченному Жаклин и Жеромом, но так ничего и не нашла. Теперь она собиралась снова повидаться с Лаурой Клеман — узнать, не вспомнила ли та ещё какие-нибудь подробности, навестить Натаниэля Жаккара — попытаться понять, не является ли он тем самым чёрным человеком из леса, заехать к Жерому Планше — сделать ему самый строгий выговор. Леон с радостью отправился вместе с Эжени, но та всю дорогу была грустна, отвечала на расспросы своего спутника односложно или вообще будто не слышала их и имела такой вид, словно вот-вот расплачется. Леон понял, что она думает о том же, о чём и он — о их возможном скором расставании, и тревога с новой силой сжала его сердце. Лаура Клеман встретила их приветливо, но ничего не могла добавить к своему вчерашнему рассказу — она не вспомнила ни звуков, которые издавало существо, ни исходящих от него запахов, а по прошествии ночи всё случившееся и вовсе стало казаться ей кошмарным сном. Леон мельком увидел и отца девушки, кузнеца — когда-то этот высокий старик и впрямь был силён и широк в плечах, но теперь он исхудал, плечи бессильно поникли, лицо изрезали морщины, а сквозь поседевшие волосы на черепе проглядывала голая кожа. Лишь глаза, такие же серо-голубые, как у дочери, внимательно смотрели на непрошеных гостей. Лаура, мастерица в создании бус, серёг и тому подобных украшений, сказала отцу, что Эжени приехала, чтобы заказать себе ожерелье, но Александр Клеман, судя по подозрительному взгляду, брошенному на госпожу и её спутника, не очень-то поверил. — Он не может быть причастен к нападениям, — когда они отъехали от дома кузнеца, Леон решился нарушить затянувшееся молчание. — Слишком стар и передвигается с трудом — вы заметили, как он прихрамывает? И я не верю, что Лаура не узнала бы родного отца. А если бы узнала, то не стала бы рассказывать вам, верно? У неё ведь хорошие отношения с отцом? — Лучше, чем были у бедняжки Розы Тома с Жилем, — меланхолично отозвалась Эжени, глядя вниз, под копыта Ланселота. — И лучше, чем были у меня со своим... Она встряхнулась, стараясь скинуть с себя полусонное состояние, и наконец-то посмотрела на Леона. — Я согласна, кузнец здесь ни при чём — он или спал в своей постели, или дожидался дочь, но я уверена, он был дома и даже не знает о произошедшем нападении. Теперь было бы интересно расспросить Жерома Планше, этого горе-любовника... Но здесь Леона и Эжени ожидала неудача — дом плотника оказался заперт, и на долгий стук (Леон от души колотил в дверь, словно она была виновата в его переживаниях) никто не откликнулся. Соседи рассказали, что Жером частенько не ночует дома и посоветовали искать его или в кабаке, или у своих дружков, но не могли толком назвать имена этих самых дружков. В трактире Планше не оказалось, а ездить по сомнительным местам и расспрашивать сомнительных людей у Эжени уже не было сил. — Может, он так напугался, что вообще сбежал, — предположил Леон, когда они отъезжали от трактира. — А может, валяется где-нибудь под забором мертвецки пьяный. В обоих случаях он нам ничего не расскажет, но зато какое-то время не сможет приставать к Лауре Клеман. — Может, он вообще никогда не будет к ней приставать, — Эжени слабо усмехнулась. — Огромный чёрный человек из леса, хватающий людей за горло, у любого отобьёт такое желание. Напоследок они отправились к Пьеру Жаккару, мяснику и отцу Натаниэля Жаккара. Его слегка покосившийся дом стоял на отшибе, окружённый несколькими потрёпанными деревцами, придававшими зданию мрачный вид. Пьер был во дворе — возился с большим лохматым коричневым псом, подкладывая ему что-то в миску. Едва хозяин, вытирая руки об окровавленный фартук, отошёл к гостям, пёс набросился на еду и захрустел костями с такой жадностью, что у Леона подвело живот, и он с тоской подумал о жареном гусе с грибами, которого намеревалась приготовить Сюзанна. Пьер Жаккар, вопреки всем представлениям о мясниках, был не румяным здоровяком с круглыми щеками, а худым, хоть и достаточно сильным человеком, имевшим землистый цвет лица и длинные седые усы. Он был моложе Александра Клемана, но тоже выглядел больным — глаза словно выцвели, рот сжался в одну узкую линию, а усы поникли. Его «Добрый день, госпожа Эжени» прозвучало совсем бесцветно, а глаза скользили туда-сюда, будто были не в состоянии задержаться на лицах гостей. — Где ваш сын? — Эжени похлопала по шее Ланселота, который задёргал ноздрями и нервно взбрыкнул — должно быть, от запаха крови. — Мне надо с ним поговорить. — Натаниэль уехал, — произнёс Пьер Жаккар, глядя в землю, голос его был лишён всякого выражения. — Давно? И куда? — Леон поехал поближе, сильнее сжимая бёдрами бока своей вороной кобылы, которая тоже начала возбуждённо фыркать и прядать ушами. Состояние лошади передалось всаднику, и тот разозлился на самого себя за непонятно откуда взявшийся страх. — Два дня назад. Куда — не знаю. У нас с ним вышла ссора, и он... — мясник махнул рукой. — Молодой, горячий, вспылил... Ничего, через пару дней образумится и вернётся. Обязательно вернётся, — повторил он с тупой настойчивостью, по-прежнему глядя в землю. Лохматый пёс оторвался от миски и неожиданно жалобно завыл. Леон бросил на него взгляд и увидел в миске среди костей чёрную птичью голову с мясистым гребешком. Внимательнее осмотрев двор, бывший капитан заметил в одном углу парочку чёрных перьев, а в другом — засыхающие на земле капли крови. Леон покосился на Эжени, мысленно передавая ей послание, но она была погружена в свои мысли. Тогда он подъехал чуть ближе и, протянув руку, слегка потянул девушку за рукав. Она вздрогнула и приподняла голову — Леон поймал её взгляд и едва заметно кивнул в сторону миски. Эжени посмотрела туда, и губы её слабо дрогнули от отвращения. — Значит, вы не знаете, где ваш сын? — она чуть повысила голос, обращаясь к мяснику. — Нет, не знаю. Но он вернётся. Непременно вернётся, — Пьер Жаккар стоял, слегка покачиваясь, и Леону внезапно стало жутко от этого бесцветного голоса, пустых остекленевших глаз и бесцельно повторяющихся фраз, от тишины, повисшей над двором и нарушаемой только вознёй пса и фырканьем лошадей, от следов крови и отрубленной головы чёрного петуха. Вдруг подумалось, что Жаккар — мясник, а значит, перерубить чью-нибудь шею для него не составит труда, и неважно, кому принадлежит эта шея — петуху или человеку. Тут ещё, как назло, солнце скрылось за набежавшим облаком, налетел ветер, и сын Портоса не выдержал охватившего его озноба. — Полагаю, здесь нам больше делать нечего, — бросил он, разворачивая кобылу и молясь, чтобы Эжени не стала возражать. — Дела в замке ждут, да и мне ещё нужно кое к кому заехать. Если Натаниэль вернётся, тут же сообщи мне или госпоже Эжени. — Он вернётся, — кивнул Жаккар, до которого едва ли дошёл смысл сказанного. Назад Леон и Эжени летели, как на крыльях, стремясь убраться прочь от этого страшного места. В пути было не до разговоров, и первые мысли по поводу случившегося они смогли высказать друг другу только тогда, когда очутились во дворе замка и почувствовали себя в безопасности. — Какое жуткое место! — выдохнула Эжени, соскальзывая с коня. — Там всё как будто инеем покрыто, хотя на дворе и лето! Вы тоже это ощутили? — Ещё как, — кивнул Леон, у которого до сих пор мурашки бежали по спине. — Мясник то ли болен, то ли пьян, а куда подевался его сын — хороший вопрос! Вы подумали о том же, о чём и я? — О том, что повторяется история с Филиппом Тома? — Именно! Интересно знать, как могут быть связаны исчезновение Натаниэля Жаккара, нападения на Жаклин и Жерома и Лаура Клеман, в которую, по её словам, влюблён Натаниэль. И ещё эта голова чёрного петуха в собачьей миске... Я понимаю, что мясник мог просто зарезать петушка, но почему именно чёрного? И почему он ведёт себя так странно? — Вы сказали, чёрный петух? — от резкого голоса Бомани Леон и Эжени вздрогнули. Конюх, только что отведший лошадей в конюшню, поспешно возвращался к ним, его блестящие тёмные глаза не отрывались от лица Леона. — Кто-то зарезал чёрного петуха? — Мясник Пьер Жаккар, — сдержанно ответил бывший капитан, обменявшись взглядами с Эжени. — Сегодня утром, судя по всему. — Чёрный петух, — Леон впервые видел Бомани таким взволнованным. — И чёрный человек в лесу. Госпожа, кажется, я знаю, что за нечисть завелась в ваших краях! Я мог бы догадаться ещё вчера, когда Лаура рассказала мне про нападение, но не хотел верить. А теперь я знаю, знаю точно. — Говори же, не томи! — вырвалось у Леона. Бомани сделал глубокий вдох и внимательно посмотрел на Эжени, словно пытаясь понять, хватит ли ей сил перенести услышанное. — Госпожа, в ваших краях завёлся живой мертвец.