Последний.
— Кира! — хватаю за запястье, когда он уже падает. Думала, что вытяну обратно, но лишь полетела за ним. Мой крик растворяется в воздухе, пока он просто смотрит на меня с улыбкой, прижимая к себе так, чтобы я оказалась под защитой. Мои зрачки дёргаются. Эти пять секунд, что мы падали, показались для меня вечностью, но я так и не успела ничего ему сказать на прощание. Его тело соприкоснулось с холодной, жёсткой землёй. Мокрой травой. Из кармана вылетает его телефон, тут же разбиваясь. Я быстро поднимаюсь, вырываясь из его объятий, которые тут же перестали быть цепкими. Руки обмякли. Бегу к телефону, в надежде, что он остался хоть чуть-чуть жив. Дальше — всё, как в тумане. Звонок в скорую, разговор с диспетчером, который всё удивлялся, почему мой голос так срывается, как я подбегаю к Кириллу, бью его по лицу в надежде, что он очнется хотя бы от боли, как целую в губы, надеясь, что всё будет, как в той сказке, как кричу его имя, как меня оттаскивают в машину скорой помощи, как его кладут на носилки, как прощаю ему всё, что было… Как я теряю сознание, закрывая глаза и надеясь, что тоже умру… Но открываю глаза уже в больнице. Под тёплым одеялом, на мягком матрасе, но, всё же, это она и есть. Первая мысль была о том, что я тут забыла, вторая — о том, почему такие хорошие условия. И, наконец, пришла третья. Самая главная.Где Кира?
Меня будто парализовало на несколько секунд. Я не могла думать ни о ком, кроме него. Наконец решаю посмотреть по сторонам. На удивление, тело совсем не болело… И это его заслуга. Но в палате я одна. Совсем. Я поднимаюсь, чувствуя неожиданный прилив сил. Где же ты? А что, если у него многочисленные переломы из-за меня? Если сотрясение? Если он вообще… больше не… Нет! Нет, нет, нет! Не верю! — Здравствуйте, Вы — Люсинда? — впервые за несколько лет меня назвали полным именем. Да ещё и врач какой-то частной больницы. — Да… да, я, — медленно отвечаю ему, оглядывая стеклянными глазами, ведь его выражение лица оставляло лишь желать лучшего. Что бы это могло значить? — Как Вы себя чувствуете после падения? — Н-нормально… — испуганно смотрю. — Мы вызвали Вам бригаду из психиатров и психологов, ожидайте, — молодой человек уже направился к двери, но я ухватила его за край халата. — Стойте! — он оглянулся, и только тогда я смогла спокойно его рассмотреть. Это был вовсе не врач, а обычный медбрат, на вид не старше Киры. Рыжие волосы до ушей, очки, тёмные глаза. Худощавый. Пирсинг в носу — септум. — П… подождите! — вопросительно посмотрел на меня, поправив очки, всем видом показывая, что готов слушать меня. — Как там… Ки… Кирилл? — не могу даже имя своего хозяина произнести спокойным голосом. Чувство бесконечной вины. — Ваш хозяин? — Да, — твёрдо отвечаю я, наблюдая за тем, как сильно переменилось лицо медбрата. В худшую сторону. — Только не говорите, что… — К сожалению, мы не располагаем этой информацией. — отрезал он голосом, полным сожаления. — Но Вы же знаете! — Не могу сказать… — Он же мой хозяин! — Извините, — он уходит. Открывает дверь… — Левий! — кричу ему вслед его же имя, что прочитала на бейджике. Он оборачивается, заходит обратно в комнату, закрывая дверь. Подходит ко мне вплотную. Наклоняется так, чтобы его губы были на уровне моих ушей. Шепчет: — Прошу, не расстраивайтесь сильно, — голос дрожит. — Произошло самое ужасное. Ч-что, блять?! Я стою в ступоре, безнадёжно опустив уголки рта вниз, не смея даже плакать. — Кира…Просыпайся, я не хочу открывать глаза…
Плохая сказка, у которой не будет конца...
— Ки… ра…Всё не важно, если рядом не будет тебя.
Не будет тебя.
— Пожалуйста, успокойтесь, — Левий пытается хоть что-то сделать, но я лишь сказываюсь на пол, обхватывая голову руками. Медбрат садится на колени рядом со мной. В дверь стучатся, после чего, не дождавшись ответа, сразу же заходят внутрь. Сквозь слёзы, вижу знакомых людей в синий куртках с серебристыми полосками. Их трое — два психиатра и психолог. Это я поняла сразу — научена горьким опытом. — Здравствуйте, — приободрённо произнес старший психиатр. Но, после того, как взглянул в планшет, его лицо сразу помрачнело. Мужчина, на вид, был лет сорока — на лице уже виднелись морщины, глаза тусклые, словно работа высасывала из него жизнь, и это было видно даже за его малюсенькими очками. Волосы совсем короткие, русые. На бейджике — «Олег». Частных врачей такого типа зачастую называют лишь по имени. Вторым психиатром оказалась женщина, кажется, того же возраста, может, чуточку моложе. Короткие, крашеные в неяркий блонд волосы, которые почти полностью прикрывали уши. Голубые глаза, так же, за очками, что были в точности, как у Левия — круглые, большие. Носик совсем маленький, аккуратный, губы тонкие, плотно сжатые, так как она, видимо, ознакомилась с ситуацией до того, как сюда прийти, в отличии от своего друга или мужа, как я поняла по парным каналам кольцам на безымянных пальцах, похожие на обручальные. Анастасия. Психолог, тоже девушка, была ещё моложе. Лет тридцать. Волосы совсем светлые, так же, как и ресницы — альбинос. Глаза, соответственно, светло-голубые. Александра. — Какой кошмар, — вынес вердикт Олег. — Ну что, рассказывайте. Только условие: с самого начала! И я вывалила абсолютно всё, ничуть не стесняясь. Привыкла почти всё раскрывать врачам. Плохая привычка. Я рассказывала без капли лжи, так как знала, что частные врачи ничего не сделают. Они не кладут в психбольницы, рехабы… Если ты сам этого не захочешь. — Кошмар, — тихо произнёс Левий в конце моего рассказа, опустив голову. — Были бы Вы обычным человеком, а не относились к касте питомцев, Вашего Кирилла могли бы спокойно посадить, — вздыхает Анастасия. — Но, в такой ситуации, мы, и так, и так, ничего сделать бы не смогли. Это всё — в рамках закона. Тут, даже за изнасилование его бы не привлекли… — поправляет очки, смотря на меня в упор. — Но… уже слишком поздно. Эти слова были для меня, как ножи, запущенные глубоко в сердце. «Слишком поздно,» — я вырезала их в своей памяти даже после того, как они ушли, побеседовав со мной ещё. В палате остались лишь мы с рыжим медбратом. Тот окинул меня взглядом. Я лишь стою у окна, наблюдая за тем, как во дворике небольшой больницы проезжают машины скорой помощи. Проходят люди в халатах. Из одной из машин выносят тело на носилках, по лицу человека видно, что он уже без пяти минут, как мёртв. Я боюсь, что увижу Киру на его похоронах таким же. А может, даже и хуже. — Вас даже на похороны не пустят, — словно мысли прочитал. — питомцам нельзя ничего знать о состоянии жизни хозяев, такие правила. Вас просто передадут кому-то другому, но первый месяц Вы будете числиться, как питомец старого хозяина. — Аха… — звуки предстоящей истерики уже вырываются из груди, но я поспешно закрываю рот рукой. — Мы можем перейти на «ты»? — киваю. — Знаешь… У тебя ещё вся жизнь впереди. Ты, самое главное, о суициде не думай. Будет у тебя и новый хозяин, и хорошая жизнь… Лучше, наверное, чем с этим придурком, судя по твоим рассказам. — Не смей называть его так. — Чего? — удивлённо поднял голову парень. — Не смей называть его так! — кричу. — Мне другая жизнь не нужна! Никакая, слышишь?! Сердце снова колотится, я готова была и дальше кричать, но понимала, что делаю это в пустоту. В себя привёл только испуганный вид медбрата. — Простите, Левий, — тихо, подавляя слёзы(снова и снова), приношу свои извинения я. — Да ничего, я понимаю, — вздыхает, кладя руку на плечо. — Можно просто «Лёва». — Люся, — представляюсь. Совсем уже жить перехотелось. Да как тут, блять, радоваться жизни?! — За тобой приедут через полчаса, — поясняет Лёва. — Ч-что? Кто? — Константин какой-то, в документах твоего хозяина написано, что если что-то случится, можно довериться именно ему, — грустно улыбнулся, но улыбка сразу сошла на нет. — Костя, значит, — облегчение. Меня не отдадут кому-то сразу же. — А Кирилла увидеть можно? — не могу ни о чём думать, кроме него. — Нельзя. — отрезал. — Если хочешь… могу тебя потом приютить. — я опешила. — Там, если будет несколько хозяев претендовать, можно выбрать, — пожимает плечами. Я ничего не отвечаю. Всё жду, когда уже Костя приедет… Он-то точно расскажет, как всё на самом деле. Хоть я и понимаю, что толку от этого — ровным счетом, ничего, но хочу лишь подтвердить мысли. Даже самые ужасные. — Хорошо.Зовёт назад… Зовёт назад.