Где-то посреди ночи

      Мне невыносимо одиноко и больно лежать на этом полу с разбитой головой. Закрытые глаза не позволяют мне увидеть света.       — Малышка, я дома, — радостный голос выводит меня из мыслей. Такой знакомый, но, кажется, что я его не помню. Кто это?       Я словно забыла что-то очень важное… Этот тембр, от которого я чувствовала тепло. Кто ты? Зачем ты меня так называешь?       — Эй, ты чего, спишь? — мой затуманенный рассудок не позволяет слышать голос чётко, а мозг отказывается рассказывать, кто это. Но я, кажется, определенно знаю… — Не спишь… — тихо проговаривает «незнакомец». — На полу разлеглась, — кажется, улыбается. Снова тепло. Он невесомо касается моего плеча. — Глупая, — я открываю глаза.       От яркого света стало так больно, что я тут же зажмурилась на несколько секунд. Потом, смотрю сквозь щёлку между веками. Ресницы защищают от солнца. Я вижу, как он садится на колени возле меня, провожу взглядом всё выше и выше, скользя по его телу. Худое, будто измученное, а руки все в синяках. Ключицы выпирают… Царапины на них сверкают ярче самого солнца, от которого мне так больно. Шея. Кадык дёргается, когда он сглатывает. Подбородок. Щетина. Шрамы.       Улыбка. Кривоватая, но искренняя. Умилённая. Он шмыгает своим ровным носом, чуть опуская голову, что позволило мне рассматривать его дальше.

Глаза в глаза…

Посмотри на меня.

      Серая радужка. Блестит так, словно лил слёзы днями напролёт. Эти глаза… Они…       Я обращаю внимание на волосы. Они чуть выше плеч, тускло-зелёного цвета. Отросшие корни. Чистые. Пушатся.

Кира…

      — Ну неужели это… и правда… ты?…       Он смеётся. Искренне. Этот добрый смех… его же… уже день, как нет.       Кирилла Бледного нет.       Кирилла Тимошенко нет.       Кирилла нет.       Киры нет.       Сейчас, я должна была проснуться. Весь сон должен был рассыпаться. Картинка — потрескаться. Но этого так и не случилось.       Я окончательно открываю глаза, усаживаясь перед ним. Распахивая руки, падаю к нему в объятия. Я скучала по тебе. Очень.       — Ты чего? — улыбка с лица не сползает. Ни у него, ни у меня.       — Кира, я так рада, что ты жив, — смеюсь ему в футболку, пряча слёзы. Сжимаю предмет одежды так крепко, словно он сейчас и правда испарится…       — А как иначе? — хитрый взгляд. — Я тебя никогда не оставлю, — прижимает к себе. — Так просто не избавишься!       Мы вместе смеёмся. Он падает спиной на пол, а я — за ним. За всё моё время пребывания у него, я никогда не чувствовала себя настолько счастливой. Почему мне так не хочется его отпускать?       — Кир, — вопросительно смотрит, не убирая улыбки. — ты знаешь, — ложусь ему на грудь, обнимая. — я люблю тебя.       Молчит минуту. Отводит взгляд… Смеётся. Поднимает нас на ноги. Смотрю снизу вверх, ожидая ещё какой-то реакции.       — И я, — касается губами моего лба. Они холодные. Ледяные.       — Ты не замёрз?       Мой вопрос растворяется в воздухе, когда он закрывает мне глаза ладонью, после чего мягко целует. Теперь тепло. Теперь хорошо.       Когда он отпускает меня, я понимаю, что стоять на ногах нет сил. Просто валюсь на пол — сначала на колени, а потом и совсем.       Он и не думает поднимать.       — Мы обязательно ещё встретимся, — весёлый тон сменился на тоскливый. — я обещаю, когда-нибудь, — замирает. — ты станешь моей.       Нет!       Я…       Где ты? Куда ты снова ушёл?       Кира. Не уходи. Побудь со мной ещё хоть минуту. Хотя бы… Хотя бы сейчас.       Сердце снова бьется быстрее, я слышу, как оно вырывается из груди. Больно сжимаю грудную клетку, разжимая веки. Я всё в той же комнате. В том же доме Кости. Всё так же.       Я боюсь засыпать. Боюсь страшных снов… Потому что боюсь просыпаться.

Самый страшный сон — когда я просыпаюсь вновь.