Где-то посреди ночи

      Костя смотрит на меня, лежащую на полу. Удивление.       — Я удивлён, как ты еще не рассекла себе бошку, — хмыкает, протягивая мне мой телефон. Ну, спасибо за пояснение, Костя!       Я что-то невнятно хриплю, забирая телефон и вставая с пола. Костя вывозит из-за двери мой чемодан. Всё такой же чистый, не разобранный.       — Ты был дома у… — не могу произнести имя. От одного упоминания чертовски плохо. Я не хочу его вспоминать. Но, для начала, надо бы забыть… А забыть я не смогу. — У меня дома?       Я не знаю. Не знаю, с чего бы решила, что могу называть дом Киры своим. Он и правда говорил мне, что это теперь и мой дом, но сейчас… разве может он считаться моим?       — Да, — вздохнул, понимая, что сейчас я либо обижусь, либо расплачусь на месте. Но я понимаю, почему он так сделал.       Тот медбрат, Лёва, всё объяснил. Я не могу побывать дома. Для меня, вместе с Кириллом, должен был умереть и его дом. Но ведь… это только на словах?       Зато, теперь у меня есть мои вещи. Я не успела раскидать их по дому, ведь была лишь в своей комнате, комнате Киры и на кухне, а значит, что Косте было в разы легче собрать их. Конечно, мне было обидно, что я не могу больше нарушить правило, но я всё понимаю. Как же ужасно это осознавать, не так ли?       Пыжов уже нарушил правило ради меня. И Дима — тоже. Я итак должна быть благодарна, но, вместо этого, я лишь плачу по дому Киры, по его комнате(даже не по своей), в которых побывала последний раз в таком ужасном состоянии.       Так печально… Мы не успели поговорить. Мы не успели помириться. Мы… не… успели…       Мысли летают в голове обрывками фраз. Разве это того стоило, Кир?       Ещё хуже становится, когда осознаю, что это самовыпил. Ещё хуже, когда осознаю, что это из-за меня.       Я не верю в духов, в Богов, в ведьм, так же, как и в вещие сны… Но связан ли тот сон как-то с Кирой?       Думаю, нет.       Просто фантазия разыгралась. Такое часто бывает, особенно, после смертей. Было, проходили.       Мне лишь страшно, что такое повторится со всеми, кто со мной остался. Группа Кирилла, которая относится ко мне, как к члену семьи… Катя. Её хозяин — Дима. Мама, которая мне даже не пишет. Друзья, которых нет. Всё, что у меня осталось.       Столько дерьма мне сделал мой хозяин, а я всё равно скучаю. Всё равно жалею о его смерти и виню себя. «Ты, должно быть, рада, что его не стало,» — так тогда Дима сказал? Он не прав. Абсолютно.       Я — как щенок. Щенкам сколько боли не причинишь, всё равно любить продолжают. Не могут нормально жить дальше после того, как хозяин умрёт. И я… тоже. Это и есть та любовь к хозяину, про которую я читала в интернете, когда жила с Катей и Димой?       Нет. Это всё не так. По-другому. Совсем.       Но, если не так, то как?       Не хочу отвечать себе на этот вопрос. Не хочу, не хочу, не хочу…       Да и смысла уже, особо, нет. Его не стало, значит и в любви своей можно не разбираться. Пройдёт. Да?…       Мы ничего друг другу не обещали. Почти…

«Я всегда буду с тобой»? Нет.

— Да как от тебя тут… Откажешься…

      Я ведь… Я ведь не отказывалась, да? Это ведь… он сам…       — Люсь, — перед тем, как уйти из комнаты, проговаривает Костя. Настроен так, будто сейчас мотивационную речь толкать будет, но, на деле, лишь пару слов произнёс. — Не заморачивайся. Ты не виновата.       Уходит. Да я даже в глубине души так не считаю!       Всегда буду винить себя. В любой ситуации. Что это? Очередное расстройство?

      — Я люблю тебя, малышка.

      А это тогда что? Шаблонная фраза? Пустые слова, чтобы я расслабилась? Чтобы то насилие не казалось насилием?       Да я бы даже ещё одну ночь пережила, лишь бы он жив был!

      — Прости, малышка.

      А это? Для чего?       Даже он извинился. Извинился раз десять! Сожалел ли он?       Скорее всего, нет. Очень хочется верить, что ему было не плевать на мои чувства.       Раздаётся телефонный звонок. Я понимаю, что это мне, но кто? Незнакомый номер.       Медлю несколько секунд, думая, стоит ли, но всё же беру трубку.       — Привет? — слышится по ту сторону. Знакомый голос, не похожий на другие. Но не Киры. — Люся, ты?       — Я, — откидываюсь на кровать, упираясь в неё спиной.       — Не против погулять?       — Погулять? Где? — Лёва молчит, обдумывая.       — Да там… поле одно есть, — сердце ёкает. — Я же живу буквально в пяти минутах от дома, где ты сейчас находишься.       — Когда? — я сразу понимаю, что это мой шанс. Шанс увидеть свой дом хотя бы со стороны. И найти вещь, которая поможет мне ответить на некоторые вопросы.       — Да хоть сейчас, — хмыкает. — У меня сегодня выходной.       — Значит, идём сейчас.       Встретились мы уже у калитки. Калитки ворот дома… моего дома. Во дворе не стояло ни одной машины, если не считать Гелендвагена Кирилла. Двери наглухо заперты, а свет в окнах не горит, хоть на улицах и не светло. Значит, дом пустует. Это и к лучшему — некому будет за нами из окна наблюдать.       Наконец, Лёва подбегает ко мне, тяжело дыша. Боялся, что опоздает, но, по факту, это просто я пришла раньше.       Он оделся по погоде, в отличии от меня. На нём толстовка, широкие, на вид, тёплые штаны, кроссовки. Выглядит, как типичный репер.       А я, как и всегда, неосознанно выделилась. В футболке. Только штаны спасут.       — Не холодно тебе? — всё, с чего начинается наш диалог.       — Нет, — не соврала. Холоднее уже, просто, некуда. Но не физически.       — Знаешь, в поле, в пасмурную погоду, та-ак красиво, — пытается улыбнуться. Выходит очень плохо. Он знает, что мне больно.       — Ага… знаю, — мямлю я, двигаясь вдоль колючего ограждения. Провожу рукой по шипам. Холодные, но сухие. Дождя не было.       — Скучаешь? — внезапно спросил Лёва, когда мы сели на траву уже под окнами моей комнаты.       — Скучаю, — аккуратно начинаю разглядывать всю поверхность земли поблизости. Мы сидим именно на том месте, на котором лежал всё ещё живой Кира.       Он вздыхает. Я облокачиваюсь назад на руки, упираясь во что-то острое, холодное. Отдёргиваю руку, смотрю на неё, пока Лёва отвернулся. Лёгкие царапины по периметру ладони. Это то, что я искала.       Аккуратно кладу вещь в карман штанов, чтобы мой спутник не заметил. Мне нельзя хранить вещи Киры у себя, но разве кто-то что-то сделает, если не узнает?       — Ты знаешь, ведь… — заикается. — Забей.       Вопросительно смотрю на него. Он говорил это так, будто знает то, чего не знает даже группа Кирилла.       — Если это важно, лучше скажи, — прошу его я, смотря в глаза. Должно ли подействовать моральное давление? — Это ведь имеет вес?       — Нет, не имеет, я… — замолкает. Ясно, ничего он мне не скажет. А чего я ожидала? — Хотел спросить, ты… будешь жить со мной?       — Я не знаю, — поджимаю губы. Если ему нужно то же, что и нужно было Кире… не знаю. Я могу быть уверена только в хозяине Кати, но и он меня не возьмёт. Костя? Не знаю. Он казался мне самым адекватным, но что может быть у него на уме? А Лёве я и вовсе не доверяю. Левый тип, которого я встретила в больнице.       — Если тебя никто не выберет, придётся поехать в приют, — я поперхнулась.       — Я думала, что вся информация про приюты — брехня чистой воды. Так, страшилка для детей… Разве нет?       — Нет, — его волосы спадают на лицо, прикрывая глаза. — Питомцы, которые остаются без хозяина, уезжают в приюты. Нельзя даже к родителям попасть, — поправляет очки одной рукой. — Питомцев, которых оттуда не заберут в течении месяца…       — Это же не правда, — встреваю я. — Не может такого быть!       — А ты думаешь, куда последние пол года люди исчезают? Эти подозрительные смерти… людей, относящихся только к касте питомцев. Заметь, ни одного случая смерти «хозяев», — в какой-то момент осознает, что рассказал слишком много, но останавливаться слишком поздно. — все люди равны по физическим характеристикам. Только у кого-то есть заболевания, а у кого-то нет, — вопросительно смотрю на него. — Ты думала, организм «хозяина» и «питомца» как-то отличается? — киваю. — Теперь ты знаешь, что это не так. Вам, питомцам, образование получать не обязательно, — сжимает траву в руке. — Просто живёте в свое удовольствие… Но, если ты будешь учиться на медицинском, тебе сразу всё расскажут… Как только поймут, что не распиздишь никому, — впервые я услышала от него нецензурную брань. — Ненужных питомцев не держат просто так, даже в таких ужасных условиях, — смотрит в упор. — Просто усыпляют. Либо же, морят голодом.       — А государство? — мои глаза полны возмущения. — Ничего не могут сделать? Это же неправильно!       — А ты так и не поняла?       — Что? — он грустно улыбается, устремив взор на густые тучи.       — Это всё — и есть дело рук государства.