Где-то посреди ночи

      Шум дороги. Свет фонарей падает прямо на глаза, отчего хочется закрыться в каком-нибудь темном месте, но вскоре понимаю, что тут и так темно, потому что вечер.       Раскрыв глаза, сразу жмурюсь. Непривычно. В салоне автомобиля жарковато, несмотря на то, что я в домашней тонкой футболке и штанах.       Куда мы едем? Кто «мы»?       Оглядываюсь на свои ноги, видя аккуратно надетые конверсы. Это я сама обулась?       Я лежу на мягком кожаном заднем сидении, а передние не видно за закрытой перегородкой, к которой я, перед этим сев ровно, потянула руки, чтобы отодвинуть её.       Делаю сначала маленькую щелку, чтобы посмотреть «одним глазком». На водительском вижу странного мужчину, на вид, кажется, даже русского, который уверенно смотрел на дорогу, вцепившись в руль. Едем очень быстро. Длинные черные волосы заправлены за уши, а серые глаза сверкают.       Перевожу взгляд на второе сидение. Кирилл. Его я даже разглядывать не стала, просто задвинула перегородку, которая предательски щелкнула мне в ответ, заставляя моего хозяина дрогнуть и быстро отодвинуть её обратно.       Смотрит на меня своим вечно недовольным взглядом, постукивая по дорогому пластику кончиками пальцев.       Странно, но он не сказал мне ни слова. Я тоже не говорила ему совершенно ничего, потому что мой страх перед ним, как и всегда, сильнее. И в голове снова все фразы, сказанные им, из-за которых я не могу его нормально воспринимать.       Перевожу взгляд в окно. Ночные Эмираты очень красивые, клянусь, это нужно видеть своими глазами, но мне совсем не до них. Паршивое чувство внутри кричит мне о том, что я совершаю огромнейшие непоправимые ошибки.       — Приехали, — говорит водитель, действительно, на русском.       Кирилл расплачивается, выходит из машины, хлопая дверью, а затем открывает мне мою. Честно, мне сейчас настолько хреново, что хочется остаться в этом такси и не выходить никогда, дождавшись, пока умру от обезвоживания или голода.       — Выходи.       Слова Киры пролетели в голове быстро и незаметно, но я знаю, что буду прокручивать спустя время даже это банальное «выходи».       Я, шатаясь, пытаюсь вылезти из машины так, чтобы не упасть. Кирилл берет меня под руку, заводя в красивое здание, оказавшееся дорогим рестораном.       Я без понятия, для чего мы сюда приехали, но есть за счет Киры я уже точно не буду. Слишком стыдно перед ним: я и так уже и штору, наверняка, дорогую сожгла, и упала в его глазах изрядно. В общем, некуда больше мне падать. Я уже опустилась ниже плинтуса — там меня и похоронят.       Очень страшно смотреть в глаза, поэтому взгляда я не поднимаю. Мы садимся за квадратный столик у окна на втором этаже, окруженный тремя диванами. Кирилл устраивается напротив меня, облокотившись локтями о твердую поверхность и, наконец, подняв голову.       — Сейчас ребята приедут, — легонько дергается, будто от холода мурашки пошли. — а ты пока расскажи, что как.       Киваю ему, но говорить не начинаю. Задумываюсь. Что мне ему рассказывать, а самое главное — как? А если я и сама не могу объяснить свои действия?       — Давай, я начну. Почему ты подожгла кухню?       Ровно спрашивает, как будто ему вообще всё равно на все потраченные деньги и нервы, а я мотаю головой, что значило только одно — «не знаю». Кирилл тяжело выдохнул.       — Хорошо. Начнем с самого начала.       — Нет, — прерываю его. Что-что, а «с самого начала» я в общественном месте отвечать точно не буду, да и не факт, что буду вообще. — скажи, в чем смысл был везти меня в ресторан, чтобы начать свой допрос? Ты мог сделать это и дома, — неосознанно называю отель домом, заикаясь. В голове слишком много мыслей. — в комфортной обстановке. Ты же знаешь, что я боюсь людей, — искренность.       — Хотел развеяться. Думал, поможет. — отрезает Кира, беря салфетку из салфетницы и начиная вертеть её в руках. — Дома расскажешь? — киваю. Всё, лишь бы уехать отсюда. — Обещаешь?       Отвожу взгляд. Блять, я даже заговорить с ним боюсь.       — Обещаю.       Вот я и подписала себе приговор. Своим же, черт возьми, собственным языком.       — Отлично. Значит, едем домой. Ты кушать будешь? — барабанит пальцами по столу, заправляя волосы за уши.       — Не буду. — кратко отвечаю, лишь бы отстал.       — Заебала. Ты мне тут протесты устраивать будешь? — холодно проговорил он, откинувшись на спинку дивана.       — Убери свою пассивную агрессию, — пытаюсь успокоить его, но голос снова дрожит.       — Убери свою неуверенность, Люся, — подзывает официанта.       Снова за больное зацепил. Он по-другому и не умеет, только напрямую, прямо в лоб, да так, что плохо становится от каждого его слова. И знать бы ещё, почему: из-за колкости слов, или, все же, из-за того, что их говорит именно он.       По имени назвал — я только сейчас поняла. Передернуло. Вроде и «малышка» ужасной была, но имя как будто ещё хуже. К первому я уже даже привыкнуть успела, теперь кажется мне родным и звучит по-особому, а вот «Люся» — будто официально, строго и одновременно некрасиво. То, как он произносит… пугает. Слишком мягко оно звучит из его уст.       — Чего молчишь? Заказывай, что хочешь, — поднимает брови, протягивая меню. — не стесняйся, это уже ни к чему.       Ни к чему — он прав. Вчера все рамки снова были стерты и я, наверное, понимала бы это и осознавала, если бы совесть позволяла, но она громко твердит мне о том, что я ничтожество в лице жалкого питомца, и не могу себе позволить даже открыть рот при Кирилле. Иногда появляются мысли о том, что мне это могло бы нравиться, но я быстро отбрасываю их, потому что они для меня страшные.       Утыкаюсь взглядом в меню. Аккуратные буковки плывут перед глазами, сколько бы я их не протирала. Озвучиваю первое, что смогла прочесть:       — Давай пиццу, — сначала заикаюсь, потом передаю меню обратно Кире, на что он хмыкает.       — Какую?       Действительно. Я забыла посмотреть, какие пиццы там есть.       — Да любую вообще, только не острую, — пожимаю плечами, стараясь спрятать глаза в поверхности стола.       — Четыре сыра пойдёт? — киваю. — Кстати, ты знаешь английский? Не думал.       Я поперхнулась. Как это — не знаю? Он думает, что я банально не смогу прочитать слово «Пицца»?       — Я же не настолько… тупая, — последнее слово произношу огорченно, потому что вспомнила свое второе прозвище, которое так нравилось моему хозяину. «Тупица».       — Именно.       Даже отрицать не стал — видимо, либо скучно, либо лень. Просто подозвал официанта и сделал заказ. Без лишних слов.       Когда молодой человек оставил нас наедине, я перевела взгляд на ночной город в панорамном окне. Скорее бы уже ребята приехали, я не выдержу этого ужасного напряжения. Кирилл жжет во мне дыру, а я наоборот пытаюсь не смотреть на него — картина, наверное, комичная.       — Привет, — здоровается Люба, волоча за собой Анжелу, Лёву и Костю. Ну наконец-то, боже, как же долго я ждала!       — Ага, — а вот Кирилл даже обычного «привет» сказать не может. Высокомерие даже к друзьям — может, он думает, что это плюс?       Кира пересел на мой диван, освобождая место для Лёвы и Кости, а Люба и Анжела сели сбоку.       Долго ли мы так сидели? Долго. Очень долго. Время тянулось мучительно медленно, пока я пыталась впихнуть в себя хоть один кусочек пиццы, а ребята разговаривали о чем-то своем, как мне казалось, непонятным моему затуманенному разуму.       Они говорили о музыке. Много, очень много, настолько, что я успела посмотреть целый фильм на телефоне, насколько позволяли полуразряженные наушники. Кирилл рассказывал про свои планы на предстоящие концерты, а Люба делилась впечатлениями от предыдущих. Эмоции… много эмоций я услышала от них. Я бы даже позавидовала, наверное, но зависть была только в одном — они могут говорить, а я нет. Я сижу и молчу в тряпочку, потому что меня не воспринимают всерьез.       Даже Лёва, казалось, враг Кирилла, да ещё и не разбирается, вставлял свои «пять копеек». Даже Анжела посмеивалась, рассказывая о том же. Я, честно сказать, почти их не слушала — только конец разговора именно тогда, когда наушники, всё же, разрядились окончательно.       Фильм был хороший. Даже очень. Напомнил мне меня в какой-то степени, а после добил окончательно, но мы не о нем. Я жалею, что пока им всем весело, я просто смотрела что-то в своем телефоне.       — Всё, уже двенадцать, мы едем домой. — говорит Кира, поднимаясь с места. — Я закажу такси.       Ждала ли я? Нет. Когда мы приедем домой, начнется допрос. Кирилл не пьян и не под наркотой, значит я никак не отделаюсь от него.       — Люся, пойдем, — вздрогнула. Не будет больше никаких «малышек»?       Я медленно встаю, вкладывая свою трясущуюся ладонь в его, а он, в свою очередь, сжимает её покрепче и ведет на выход.       — Тихо щас, — достает телефон, видимо, собираясь заказывать машину. Пока нажимает на кнопки, задает очевидный вопрос. — Ты почему почти не ешь ничего?       Прокусываю щеку изнутри, чувствуя привкус собственной крови. Блять.       — Не голодная просто.       — М-м, — переводит на меня недоверчивый взгляд. — у тебя в диагнозе РПП не было. Не думаешь, что пора провериться?       — Ты ничего об этом не знаешь, — вздыхаю, оглядывая его тонкие пальцы. Мы вышли на улицу. Прохладно. — у меня нет никакого РПП.       — Я? не знаю? — пряча телефон обратно в карман, вглядывается в мое лицо. — Я даже в больнице с ним лежал.       Хлопаю глазами. В смысле?       — В к-какой больнице? — растерянно спрашиваю я, пытаясь скрыть чертовы нервы.       — В шестерке, несколько лет назад. Мне тогда было пятнадцать. — ступор. — Это в Москве.       Я не знаю ни одной больницы с названием «шестерка» в Москве. Я…       — Ты тоже там была.       Молчание. Я пытаюсь вырвать свою руку из его цепкой хватки.       Шестерка. Больница номер шесть. Старое название моей больницы. Пятое отделение.              Подъезжает черный «Убер». Кирилл открывает мне дверь.       В голове каша. Бардак. Сажусь на кожаное кресло, а Кирилл устраивается рядом. Говорит адрес. Закрывает перегородку. Смотрит на меня.       — Ну что?       Его тихий голос перекрывает даже шум от колес.       Мне всегда так плохо. Честно, очень. А сейчас… сейчас стало хорошо. Такси убаюкивает своим приглушенным светом и легкой тряской.       С другой стороны, на самом деле, хорошо, что Кира трезв. Не будет побоев, наверное.       Перевожу глаза на парня. Напряженные скулы даже не дергаются. Он психопат. Ему не нужен алкоголь, чтобы устроить между нами войну.       Встречаемся взглядами.       Руки зачесались, когда я посмотрела на открытые участки его тела. В глубине души, наверное, я тоже так хочу, но у меня нет возможности.       Луна светит прямо в лицо сквозь окно машины. Вот бы время пролетело быстрее.       Кирилл снова открывает переписку с кем-то. Быстрые движения пальцами, вот, уже напечатан текст.       Пробурчал себе под нос что-то, что я не должна была услышать, видимо, адресованное не мне.       — Никогда не думал, что найду любовь.