Где-то посреди ночи

      Мокрые насквозь, мы тащимся к номеру. Точнее, тащится Кирилл, а я лишь лежу у него на руках, дрожа от ветра, ранее пробравшего до костей.       Мое тело кажется мне настолько тяжелым, что не описать словами. Держусь кончиками пальцев за такую же тяжелую от воды футболку парня, прикрывая глаза от абсурда всей ситуации. Искупались, называется.       — Ой, привет, — здоровается Коля, непонятно откуда появившийся на нашем этаже, да еще и не один. Рядом с ним стояла черноволосая девушка с такими же мокрыми волосами, как и у нас с Кирой. — вода теплая?       — Ага. — отрезал Кирилл, заходя в наш номер и закрывая за нами дверь. Следующая фраза была уже адресована мне. — Еще бы она, блять, холодной была.       Думаю, в обычной ситуации я бы посмеялась, но сейчас, пока он не выпускал меня из рук, мне было как-то не по себе.       Усадил меня, наконец, на стул, стоявший всё это время в прихожей, и скомандовал:       — Разувайся.       Следую его указаниям, снимая кеды, которые я уже мысленно несколько тысяч раз пожалела из-за их убитого окончательно состояния.       — Я в душ, — коротко говорю я, уже собирая вещи с собой. Лишь бы за мной не пошел…       — Стой. — подходит ближе, забирая мою одежду у меня из рук и вешая на чемодан. — Я с тобой, — ухмыляется. — ты же не против?       — Против, — тихо проговариваю, а после пячусь назад, чтобы он не начал свои излюбленные действия. Как только коснется меня, сразу начнется. — только не трогай меня, ладно?       — Это почему? — улыбка с лица спадает, а сам он снова идет за мной, только гораздо быстрее, чем это делаю прямо сейчас я.       — Мне… не хочется, — я не могу нормально разговаривать, когда нахожусь в стрессовой ситуации.       Я не знаю, как мне перекрутить эту ситуацию так, чтобы всё наладилось. Я не хочу делать безрассудных поступков, о которых потом пожалею, как тогда в ванной. Почему я тогда это сделала? Я знала, что может быть хуже, поэтому сдалась добровольно. Но и это не помогло. Я просто упала в глазах Кирилла, и теперь он просто идет на меня с такими глазами, будто я кусок мяса, или, может, груша для битья — либо мне так кажется, либо это правда так.       Любимая фраза моей сестры, Кати — «Лучшая защита, это нападение,» — вспомнилась мне сразу, когда мы с Кирой встретились взглядами. Да, она всегда говорила, что ей помогало, но я настолько неудачлива, что мне ни в жизни не поможет даже это.       Я делаю неуверенный шаг к парню, на что его брови приподнимаются в удивлении. Обхватываю его тело руками, отчего футболка хлюпает, а Кира, беря меня за плечи, пытается отодвинуть, но тщетно: я от него уж точно теперь не отлипну никакой ценой, потому что так ему тяжелее нанести мне какой-либо ущерб.       — Ненавижу обнимашки, — закатывает глаза, пытаясь хоть как-то отцепиться. — эй.       Прижимаюсь к нему всем телом. Сердце начинает колотиться в бешеном ритме, а парень и глазом не моргнул, просто продолжил неудачные попытки.       — Как ты меня уже заебала, — сколько раз он уже об этом мне сказал?       — И ты меня. — шепчу ему в ответ, утыкаясь носом в чересчур влажную ткань. Давно я такого не ощущала.       — Что ты сказала? — вздыхаю. Начинается.       Поднимаю взгляд, чтобы столкнуться с его разъяренным. Он думает, я всё стерплю, думает, кидать оскорбления можно только ему.       И жаль, что правильно думает.       — Ничего, — быстро проговариваю, но уже громче, чтобы он точно слышал, но мой ответ сделал его еще недовольнее. — Кирь, не злись, пожалуйста.       — Не называй меня «Кирей». Я Кира, помнишь? Мне твои сопли нахуй не сдались.       Вмиг стало холодно. Нет, не на душе. Просто мое тело вновь коснулось пола с такой силой, что спину обожгло.       А потом он поднял меня за одну руку, потащив в ванную. Я не сопротивлялась из-за боли. Просто не могла.       Бросил в угол ванной, посмотрев сверху вниз. Он красивый даже сейчас, и снова эти чертовы мысли перекрывают здравый смысл.       Хотелось бы сказать ему «не распускай руки!», когда он пытался стянуть с меня штаны, но я просто отворачивала от него голову, лишь бы не смотреть в глаза.       Почти вся одежда, не считая нижнего белья, уже на полу. Я все еще сижу возле нее, выжидая своей участи, но внутри всё так болит, как и снаружи.       Нет для меня никакого Кирилла. Есть только Кира. И я никогда не поступлю правильно в его мыслях.       — Вставай, — будто в пустоту, говорит он. Я не хочу его слушать.       Моя голова забита одной мыслью — он мне не противен. Даже не неприятен. Даже чуть-чуть.       Не хочу я вставать. Просто посижу тут, подожду, когда он примет душ, а потом и сама… наверное.       Будто тону во мгле, потому что кажется, что очернила свою репутацию уже даже до такой степени. Зато Кире себя не запятнать, он — всегда чист. Лучший друг всех глупых девчонок.       Я не плачу. Просто разглядываю холодную стену, которой могла бы коснуться моя голова, будь Кирилл чуть-чуть раздраженнее. Колени прижимаю к груди, обнимая, чтобы и им не досталось. Но нет — я не боюсь.       Ебучий холод.       Холодный и взгляд Киры, и пол, и стены, и внутри тоже холодно. Будто коркой льда сейчас покроюсь.       На душе стало легче, когда он наклонился надо мной, протянув руки. Коснулся открытых участков кожи в районе живота, вырисовывая узоры пальцами. Обвел ладонями каемку нижнего белья, а потом поднял меня в воздух за талию, почти что закинув на плечо, и понес в душевую.       Страх сковывает — нет слов.       А жаль. Хотелось бы услышать его голос хоть сейчас, не тот, раздраженный и усталый, а нормальный, низкий, бархатистый.       Но даже так я правды от него не услышу. Он всегда мне врет, даже в самых банальных вещах о своей личной жизни. Это правда пугает.       Душевая будто пустая коробка — слишком похожа. Теряюсь в пространстве, когда меня ставят на ноги, проговаривая что-то вроде «соберись», или уже не помню, что.       На секунду стала забывать, где я, но быстро вспомнила. Я тут, в «пустой коробке», рядом с Кирой.       Щека тоже леденеет вмиг. Почему? Да просто по ней прилетел очередной удар и, кажется, не первый, но я даже не шевельнулась, будто сама подставляюсь под удары.       — Ау-у, — зовет меня, но я молчу.       Трясет за плечи, сжимая их до острой боли, будто впиваясь кончиками пальцев, царапая мозолями от гитары и ногтями.       — Кха-ха, — вырывается полу-смешок-полу-кашель, от которого плохеет в два раза больше. Как и всегда.       Зато… зато он не проходит мимо меня с кем-то другим. Зато он со мной.       Очередной удар, но уже по руке. Больно. Правда.       Стою на ногах ровно, прижимаясь к стенке. Кира одной рукой тяжело упирается мне в плечо, а вторую опускает на бедра, сжимая их.       — Я не могу, — шепчу ему на ухо, лишь бы не сделал чего похуже.       Включается душ, вода льется прямо на нас, попадая мне в глаза, отчего я жмурюсь, не в силах смотреть прямо.       — Почему?       Снова этот злосчастный вопрос, от которого я чуть ли не падаю, потому что не знаю на него ответа. Я бы умерла для него, но то, чего он, кажется, просит сейчас, сделать не могу.       — Ты не понимаешь меня, — чуть громче говорю я, чтобы он услышал меня сквозь шум воды. И он услышал.       Дыхание опускается на мои плечи, когда он касается их губами. Я не хочу. Нет.       Вместо нежных поцелуев чувствую укусы, что вновь обожгли своей острой болью. Думаю, он бы прокусил до крови, если бы хотел. Душевая наполняется моим визгом, а затем его монотонной фразой, смешанной с обессиленным вздохом:       — Тише.       И я подчиняюсь. Не оказываю малейшего сопротивления. Кто-то скажет, что «цветы лучше пуль», а я скажу, что укусы лучше поцелуев, если они принадлежат ему.       — Кир, — хочу его остановить, наконец, но он вновь кусает с такой силой, что замолкаю.       Как же заебало всё это ощущать, но я не про физическую боль.       Мне не везет в любви.       — Закрой ебало, — сквозь зубы.       Ну нет, пожалуйста, нет, нет, нет…       Я устала. Внутри так пусто, что снова хочу закричать, но он сказал «тише», значит я и звука не издам.       Я не скрою свой страх перед ним, и ему это на руку.       Опускаюсь на пол, захлебываясь то ли в воде, то ли в собственных слезах. Смотрю снизу вверх на Киру, пытаясь выдавить жалобный взгляд, но его не остановить ничем.       Опускается на корточки, снова заглядывая прямо в глаза. Спасите, кто-нибудь, блять.       Я вновь прикрываю глаза, пока его ладони блуждают по моему холодному телу, не останавливаясь ни на минуту.       — Не надо, прошу, — снова шепот, снова он не услышит меня, не поймет, не исполнит моей просьбы. — как же я тебя ненавижу…       Стягивает с меня топ, а я прикрываю грудь руками, начиная рыдать еще больше. Он не увидит моих слез, они смешаются с каплями воды, но я не знаю, к лучшему это, или нет.       — Я ненавижу тебя… не надо, — шепот перерастает в крик, отчаянный, но негромкий. — не надо!       — Ненавидишь, значит? — смело приближается к моему лицу. Его голос звучит так глухо, но уверенно, будто он совсем ничего не боится. Хотя, чего ему бояться? Ему за это вообще ничего не будет. — Да?       Да я и сама не знаю, да или нет. От любви до ненависти один шаг, обратно — тоже. Мое тело растворяется, будто уплывает из рук, а Кира дышит мне прямо в лицо, но его не касается.       Бесстрашные движения меня пугают всё больше и больше, топ летит на такую же мокрую плитку, а парень вмиг отстраняется от меня, но смотреть продолжает.       — Забудь. — что-то искреннее промелькнуло в голосе, или я просто пытаюсь дорисовать себе такую картину?       — А? — мои удивленные покрасневшие глаза больше похожи на стекло, если можно так выразиться.       Похороните меня прямо тут. Мне не помогают даже слезы и бесконечные рыдания.       Шатаясь, Кирилл отходит от меня на метр, а после выходит из душевой кабины, пока капли стекают прямо на сухой пол, делая его скользким.       — Оставь всё позади, — бросил он мне, уходя из помещения.       Зрачки расширяются, бросает в дрожь. Вот со мной и осталась только моя тень.