Где-то посреди ночи

      Помню, как говорила ему, что ненавижу его. Жаль. Жаль, что так вышло.       Машины не едут, хотя прошло уже, наверное, много времени, может, час, может, полтора. Слёзы льются из моих покрасневших глаз по опухшим щекам, смешиваясь с дождем.       Дождь тоже идет очень долго. Нет, не дождь, ливень. Вся одежда промокла насквозь. Телефон я убрала в пакетик, чтобы не испортился не дай бог.       Машин нет. Сука, да где они все?! Хочется кричать на всё поле, но дождь заглушит любой звук, который я издам.       Подступает истерика, ком в горле, кажется, что сейчас задушу саму себя, даже не коснувшись шеи.       Мне так нужен тот, кто меня поймет, но рядом совсем никого, и сейчас я даже не преувеличиваю. Я просижу тут до самого конца, не важно, как буду себя чувствовать.       Упираюсь лбом в колени, касаясь ткани промокших, тяжелых из-за впитанной воды джинс. Сердце заболело.       Скорее всего, после этого я простужусь. Слягу с насморком и температурой, но уже неясно, где. Проведу свой день рождения на больничной койке, может. А может и вовсе сгнию прямо тут уже через день.       Я будто во сне. Местность вокруг не похожа на реальную жизнь. Слишком уж бескрайнее это поле.       Оборачиваюсь, в надежде разглядеть дом, но ливень настолько силен, что в поле зрения есть только радиус из пяти метров.       Прячу слезы в рукавах кофты.       Кира, прости меня. Я такая дура.       Влюбилась в того, в кого нельзя было изначально, теперь мучаюсь. И зачем? Стоило ли это того, Люся?       — Блять… — тихо проговариваю себе под нос одно только слово, уже наготове захлебнуться слезами.       Даже если сейчас проедет кто-то, я не услышу. И меня вряд ли будет видно. В общем, я уже в аду.       Вмиг ослепил яркий свет. Машина! Это машина!       Вскакиваю на ноги, собрав все силы в кулак, захожу на асфальт, протягиваю одну руку вперед, но тут же падаю на землю. Авто проехало мимо меня на огромной скорости, сбив с ног потоком воздуха.       — Стойте! — кричу я в пустоту. Почему «в пустоту»? Потому что меня не услышат. — Ну пожалуйста… прошу… блять…       Я закрываю глаза.       А если проедет кто-то из государственных работников? Например, приюта… и я…       Нет, нет, нет, меня найдут какие-то добрые люди и всё будет хорошо. Так ведь?       Моя тяжелая голова касается мокрой травы. Я умираю?       — Эй, — приглушенно, со стороны. Меня нашли?       Не смею открывать глаза, потому что страшно. Голос не могу разобрать из-за дождя, но кажется, что он мне совсем незнаком.       Хриплю что-то невнятное, а потом переворачиваюсь на спину, чувствуя, как меня держат за оба плеча, сжимая их с небольшой силой.       — Эй, — повторяет голос. Не удивлюсь, если это галлюцинации. — эй, спишь?       То же самое мне сказал Кирилл в одну из первых наших встреч. Наверное, я бы хотела его сейчас увидеть перед собой, но этого не случится. Сжимаю ладонь в кулак прямо вместе с режущей кожу травой.       — Просыпайся.       Шею обволакивает какая-то грубая ткань. Вот бы напиться и забыть дорогу домой навсегда.       — Кира… — шепчу имя того, кого хочу увидеть прямо сейчас. Того, кого не увижу больше никогда. Блять, какая я дура… Какая… я… дура…       Увезите меня отсюда, кто-нибудь, я не хочу захлебнуться ебучим дождем.       — Вставай. — принимаю положение сидя благодаря незнакомцу.       — Почему? — шепчу я, все еще не открывая глаз, а после утыкаясь в такую же мокрую ткань одежды обладателя грубого мужского голоса. — Почему?!       Я бы узнала Кирилла даже по запаху, но сейчас не слышу ни единого, этот человек не пах абсолютно ничем. Никакой сирени. Кирилла тут нет.       Футболка, по всей видимости, этого человека, впитала слишком много моих слёз, потому что я плачу без остановки. И дождь тоже непрерывный.       — Что «почему», Люся?       Открываю глаза, как ошпаренная кипятком, будто случилось что-то настолько важное, что невозможно продолжать сидеть с закрытыми. «Люся».       Отодвигаюсь от парня, снова почти что падая на спину, но он притягивает меня за крепкую ленту, видимо, от поводка.       Зеленые волосы потемнели из-за того, что промокли, серые глаза сияют ярче звезд, а само лицо не выражает ничего, кроме усталости.       — Кира, — вновь мой шепот сливается с шумом ливня.       Он пришел за мной. Он, блять, пришел за мной.       Молчит, будто обижен настолько сильно, что даже разговаривать со мной не хочет.       Сзади него его машина, такая же черная, та, на которой он забрал меня к себе и приехал за мной, чтобы забрать снова.       Голова затуманена, рассудок сейчас потеряется, я просто хочу провалиться сквозь землю, но проваливаюсь только в его теплые, несмотря на окружающий холод, объятия.       — Какая же ты идиотка, — констатирует факт, прижимая меня к себе. — дурочка.       Я не буду отрицать — он прав. И зачем я хотела сбежать отсюда? Зачем… Просто не хотела оставаться с ним. Он бывает и другим, не таким, как обычно, а таким, как сейчас. Я не могу считать даже агрессии, на его лице ни единой эмоции, он просто смотрит вдаль и вздыхает изредка, уткнувшись мне в макушку носом.       Закусываю губу, чтобы не начать истерить.       Кирилл поднимает меня в воздух, придерживая за бёдра, несет к машине, приоткрывая дверь, бросает на заднее сидение, а сам залезает следом, закрывая нас от дождя в сухом салоне.       Поглядываю на окно, отражающее мое опухшее, покрасневшее лицо, тут же отворачиваясь от увиденного. Кира, все еще держащийся за край длинного поводка, подсаживается ближе, беря второй рукой за подбородок.       — Пиздец, — говорит мягко, будто боится спугнуть, хоть и знает, что я все равно не смогу никуда убежать.       — Э-это и есть тот ошейник, про который ты говоришь? — дрожа от холода, неровно произношу, опуская взгляд.       — Нет. Это так, — фыркнул. — для вида. Послушай, — глубокий вздох, а потом его уверенная речь, с которой моя бы и не сравнилась. — там приехали твои родные. Сестра и мать. — поворачивает мою голову так, чтобы я смотрела ровно в глаза. — Поэтому я тебе не сделаю ровно ничего. Не бойся. Но потом, — хмыкает. — потом объяснишь мне весь мотив твоего ебанного недо-побега. — отстраняется, отстегивая, наконец, ошейник, снимая его с меня и отбрасывая в сторону. — Или пизда тебе.