Eres lo mejor que me ha pasado.

      Застывшие глаза Азуры на экране смотрели прямиком в душу, будто накладывая заклятие «ты не посмеешь лгать», но Луз и не собиралась. Она просто скроет какие-то особо личные факты, а это уже не будет считаться ложью, и отмазаться можно будет стандартным приемом «Почему не рассказала? Ну, ты конкретно об этом не спрашивала.». Работало всегда.       Эмити в свою очередь смотрела на нее так, как смотрят на деловых партнеров, которые все никак не могут принять важное решение. И надавить на них нельзя, это будет против этики, и ждать уже невыносимо. Луз в ответ на такое лишь слегка усмехнулась. Откуда бы Эмити знать, как смотреть на кого-то, кроме деловых партнеров в такой ситуации? У нее ведь даже не было друзей, к которым бы не шла приставка «- и деловой партнер».       — Я потеряла отца, когда мне было одиннадцать, — начала с козырей Луз, наблюдая, как наползает гримаса жалости на лицо Эмити. Что ж, видимо уже с первого предложения без подобного никуда. — Он был классным, много чему меня научил и научил бы еще, если бы не какой-то кретин, выбежавший на дорогу в попытке сдохнуть. В итоге сдох сам и забрал еще кучу народа — отец попытался его объехать, но врезался в другую машину, а та в еще одну и так далее. Жуткая была авария, мы с мамой узнали обо всем из новостей, а потом уже нам позвонили из полиции. — После этого мы вскоре переехали из старого дома в Коннектикут, а потом уже я смогла перевезти нас сюда. Себя — в поисках группы и славы, а маму — в поисках лучшей работы. Так и живем с тех пор, раз в год летом катаемся на кладбище. Такая история сойдет для «узнать меня лучше»?       Луз слегка прикусила щеку изнутри, понимая, что вопрос вышел каким-то уж слишком ядовитым, но судя по лицу Эмити, она восприняла его нормально. Сама Луз тоже прислушалась к себе и своим ощущениям. Сколько раз она рассказывала эту историю кому-то? Кажется, всего один, какому-то журналисту в самом начале, упомянув, что не хотела бы, чтобы этот материал куда-то попал, и внезапно тот парень оказался не крысой, и информации об этом в прессе так и не появилось. Конечно, можно найти и сведения об аварии, и данные из отчетов, но стоит такому появиться хоть где-то, Ида всеми силами старается убрать это из открытых источников.       Меньшее, чего хотелось Луз, это чтобы в ней видели талант, построенный на жалости.       — Спасибо, что рассказала, — кивнула Эмити. Выражение вселенской жалости начало медленно превращаться в обычное лицо. — Это он влюбил тебя в музыку?       — Нет.       Луз выпалила это, не особо задумываясь, и сразу же пожалела. Она ведь планировала оставить часть правды себе, при этом не изобретая лжи, а теперь придется либо выдать правду, либо начать запутывать клубок вранья, который в конце концов скорее завяжется вокруг ее шеи, чем благополучно распутается так, будто его никогда и не было.       «Давай, Луз, не будь как в идиотки в мелодрамах — скажи правду, чтобы потом не мучиться».       — Был еще один человек, — медленно начала Луз. Она рассказывала об этом только своей группе, только самым близким, а теперь впервые рассказывает кому-то, к кому испытывает чувства. — Человек, который научил меня играть на гитаре, показал, какая разная бывает музыка и подарил мне мечту.       «Да нет же… Все не совсем так…»       — Луз?       Эмити придвинулась ближе, и Луз не заметила, как ее ладони оказались на ее щеках.       — У тебя такое лицо будто ты сейчас заплачешь. Если тебе трудно, то не надо себя заставлять. Поговорим о чем-то другом. Досмотрим фильм.       Луз и правда показалось, что она сейчас расплачется. Слишком глубока была эта рана, не затянувшаяся за пятнадцать лет.       — Давай досмотрим фильм, — выдавила она из себя. — А потом я попробую рассказать тебе эту историю заново, не упуская деталей.