Eres lo mejor que me ha pasado.

      Фильм оказался не таким уж и плохим, и Луз была бы рада посвятить остаток вечера и ночи, чтобы разобрать его по крупицам, но она уже подписалась на кое-что другое, что тоже придется разбирать по крупицам, чтобы создать единую картину. Она уже смирилась с этим. Она молчала об этом много лет, и никто из ее партнеров не знал об этом. Но Эмити — не ее партнер. Они максимум очень хорошие подруги. А друзьям ведь можно доверять, так? Она же доверяла Хантеру, с которым они друг друга ненавидели несколько лет, прежде чем нормально поговорить и разрешить проблему? И доверяла Гасу, который изначально был лучшим другом Уиллоу. И доверяла Уиллоу, с которой познакомилась, когда та колошматила кого-то в клубе за приставание к девушкам. В чем было отличие их от Эмити, которую она уже тоже хорошо знает?       Луз глубоко вздохнула, пытаясь ответить на этот вопрос самой себе. Наверное, она просто устала хранить все тайны под замком, как голодных псов в клетке. Рано или поздно они либо сожрали бы ее, либо вырвались на свободу в самый ненужный момент. Лучше было отпустить их сейчас.       — Моя мама вышла замуж за мужчину, у которого уже был ребенок, — начала Луз, когда экран телевизора потух, и вместо Азуры на нее начало пялиться собственное темное отражение. — У него была дочь, которой было семь. Потом у них появилась я. Люсия сразу приняла и меня и мою маму. Насколько я знаю, у нее не было истерик или чего-то такого. Ее родная мать бросила их с отцом, так что, когда появилась моя мама, она сразу стала для Люсии образцом доброты и тепла. Именно Люсия привила мне любовь к музыке. У нас была большая разница в возрасте, но она любила меня, а я очень любила ее. Но…       Обхватив себя руками, Луз закрыла глаза. Эмити подвинулась чуть ближе, но не посмела ее коснуться.       — Из-за меня все мечты Люсии… Мой долг сделать так, чтобы они исполнились, несмотря ни на что. Если бы не я, Люсия не оказалась бы в одной машине с отцом, и выступала бы сейчас вместо меня, собирала бы толпы фанатов, и не позорилась бы в прессе. Даже мои первые песни… Их написала она. Я — лишь образ, украденный у нее. Будто я — ее призрак.       — Луз…       — Я почти закончила, mi amor, — сказала Луз, слишком поздно отловив, что сказала немного лишнего. — Еще чуть-чуть.       Она снова глубоко вздохнула, глотая колючий ком в горле.       — Мне было одиннадцать. Ей — восемнадцать. Она поехала в более крупный город с отцом, помогать ему с работой, и обещала вернуться к моему школьному спектаклю. Но там, в том городе, она встретила какую-то группу, которая позвала ее на пробы. Она позвонила домой, рассказала об этом, а вместо того, чтобы за нее порадоваться, я сказала, что музыка ей важнее, чем сестра, и что я на нее обиделась. Когда отец попал в аварию, мама говорила, что хотя бы Люсии с ним не было, но потом нам сообщили, что в машине был кто-то еще. Люсия выбрала меня, поехала с ним домой, и в итоге…       Луз почувствовала, как по щекам потекли слезы. Как давно она позволяла себе плакать по этому поводу? Как давно утыкалась в чье-то плечо?       Довольно-таки давно.       — Я захотела исполнить ее мечту, и вот, я добилась ее исполнения. Но что дальше… Я не знаю. Я застряла в ее образе, в ее музыке, во всем этом… Во лжи. Иногда так хочется просто поменяться с ней местами…       Эмити рывком обняла ее, утыкаясь носом в макушку и едва сдерживая собственные слезы.       — Ты не виновата, Луз. Ни в чем из этого. И мне очень, очень жаль, что тебе хочется поменяться с ней. Ведь ты — лучший человек, которого я встречала за все годы своей жизни.       Луз смогла только слабо кивнуть ей, прежде чем слезы и захлебывающийся плач поглотили ее полностью.