***
Как только солнце скрылось за деревьями, а подступающие сумерки окутали табор долгожданной прохладой, Томас воткнул лопату в землю, потянулся до хруста в спине и мысленно подметил, что руки, изнеженные отсутствием каких-либо физических нагрузок, сейчас были готовы отвалиться, а ноги и вовсе подкоситься, не в силах держать на себе уставшую тушу. По боли в мышцах казалось, что он в одиночку как минимум пропахал три огромных поля, а не вычистил какую-то жалкую половину конюшни, кое-как выведя упёртых коней из стойл на улицу, чтобы они не мешали. Про то, что Томас с ног до головы измазался грязью и навозом и говорить не стоит, от одной лишь мысли об этом его мутило, а губы брезгливо растягивались в тонкую полоску. Несмотря на природную расхлябанность, он терпеть не мог быть перепачканным в чём-либо, это было слишком неприятно и гадко для него. Поэтому, как только с работой было покончено, Томас незаметно пробрался в пустующий шатёр Дамиано, взял одежду, которую снял с себя утром, и отправился к реке, что протекала неподалёку от табора. Свежий вечерний воздух приятно пах травой, тёплый ветер играл с растрёпанными влажными от пота волосами, а загоревший нос щекотало от пылинок, витающих в воздухе. Шустро пройдя через пролесье, Томасу показалась её величество река, раскинувшаяся по оба конца горизонта бескрайней линией. Течение было спокойным, берег — галечным, а неподалёку от воды росли какие-то кустарники и молодые деревья с густой кроной. Туда-то Томас и направился, чтобы спокойно оставить вещи, раздеться и остудиться в реке, но прежде чем нежиться в воде, нужно было прополоскать дурно пахнущую одежду, поэтому думать о блаженстве было пока рановато. Однако, к удивлению, вычистить вещи получилось подозрительно легко, поэтому, не теряя времени, Томас опасливо оглянулся по сторонам, скинул с себя одежду и аккуратными шагами вошёл в реку, боясь наткнуться на непригодное для купания дно. Встав по пояс в воду, он резко опустился вниз, с головой ныряя в прохладу. По ноющему телу сразу же растеклась дрожь, позволившая вмиг скинуть с себя усталость и расслабиться. Пока Томас плескался в реке, стирая с белой кожи грязь и пот, до него вдруг донёсся приглушённый детский лепет откуда-то с берега. Смутившись, парень решил быстрее заканчивать с водными процедурами, ведь одеваться под чужими наглыми взглядами он отнюдь не горел желанием. Однако, стоило последний раз умыться и инстинктивно оглянуться, как в поле зрения попали какие-то шаловливые мальчуганы, быстро-быстро убегающие в сторону табора под звонкий смех. Странно… Снова невзначай посмотрев на берег, Томас нервно сглотнул, с ужасом не обнаружив своей одежды под кустом. О нет! — Эй, вернитесь! — Кричит он, прекрасно понимая, что окликать детей бессмысленно, они всё равно не выполнят его просьб. И как теперь быть? Неужели до шатра Дамиано придётся добираться голым?! Это же позор на весь табор! Томас и так не самый желанный гость в нём, а здесь ещё и это… Но делать нечего, долго стоять в воде не выйдет, а звать кого-либо нет толку. Да кто вообще захочет помогать ему? Безутешно помотав головой, Томас поплёлся на берег, прикрыв руками самое сокровенное — пах. Было холодно и зябко, но парень шёл, невзирая даже на то, что в стопы больно впивались мелкие камушки. На самом деле путь был не так уж и долог, но Томасу казалось, что он шёл целую вечность, постоянно прячась то за кустами, то за деревьями. Добравшись до табора, он скрылся за ближайшим стогом сена, незаметно выглянул из-за него и принялся ждать, когда путь будет достаточно безлюден. Ждать пришлось долго, ведь люди, как назло, то и дело норовили пройти именно возле палатки Дамиано, которая, между прочим, находилась в самом центре. И, как только Томас со всех ног рванул к шатру, со стороны сразу же послышался знакомый детский смех с нотками издёвки, от которого внутри стало невыносимо стыдно и гадко. Забежав в шатёр, он облегчённо облокотился спиной на балку, чтобы отдышаться, но не тут-то было — сзади раздался ехидный довольный голос: — Неужто так хочется секса, что от этого ты начал щеголять голым по моему табору? Томас ничего не ответил, он лишь снова прикрыл руками пах, желая взглядом найти хоть что-то, во что можно было бы одеться. — Что случилось? — Уже менее ехидно спрашивает Дамиано, заинтересованно рассматривая обнаженную фигуру парня. — Я пошёл искупаться в реке, а дети украли мою одежду, — Явно нехотя выдавливает Томас, чувствуя себя совершенно неловко под внимательным взглядом. — Опять Алонзо и его компашка… — С этими словами Дамиано устало вздыхает, закатывает глаза и выходит из палатки, что-то неразборчиво причитая под нос. Томас воспользовался моментом и метнулся к ящику, ведь именно оттуда в прошлый раз Дамиано доставал одежду. Однако там её не оказалось, вместо вещей он наткнулся на чей-то дневник, на кожаной обложке которого красивым каллиграфическим почерком были выцарапаны инициалы «РД». Не в силах противостоять любопытству, Томас схватил книгу, настороженно взглянул на полог и открыл её, твёрдо решая прочитать лишь пару строк. «Я продолжаю писать о своей жизни, но на этот раз в другой книге, ибо прошлая закончилась. Сегодня, несмотря на ледяной ветер, Даниэль вместе с Дамиано отправился на охоту, намереваясь наконец-то научить младшего сына убивать. Дамиано уже пятнадцать, умом я понимаю, что ему давно пора научиться не бояться смерти, но сердце ноет, когда он обнимает меня и чуть ли не в слезах твердит, что не может лишать жизни. Я пыталась поговорить с Даниэлем насчёт этого, но он не слушал меня, отговариваясь тем, что всегда хотел воспитать сыновей воинами. Воинами или убийцами? Якопо я не смогла уберечь от влияния Даниэля, но Дамиано ещё могу отгородить от жестокости этого мира». Томас округлил глаза в изумлении, не задумываясь, переворачивая страницу. «Щека горит, глаза бесконечно полны слёз, пальцы подрагивают… Даниэль поднял на меня руку и сказал, что изгонит Дамиано, если он не научится быть жестоким, а я не перестану оберегать его от зла. Но я не могу так! Дамиано чист душой, его сердце полно добра, я не могу позволить сломить своего сына!» — на этом моменте чернила стали размыты, а слова — неразборчивы, видимо, из-за слёз, когда-то попавших на бумагу, — «…Якопо говорит, что соседний клан уже третий раз ворует у нас припасы, надвигается зима, если не предпринять волевое решение, табор рискует умереть от голода. Сердце подсказывает, что скоро начнутся тяжёлые времена, но я стараюсь верить в лучшее, несмотря ни на что». Послышались чьи-то шаги, Томас вздрогнул и поспешил положить дневник туда, откуда его взял. Сердце быстро стучало в груди, а тело покрылось мурашками от страха быть замеченным, но всё обошлось, он успел замести следы быстрее, чем Дамиано вошёл в шатёр, держа украденную детьми одежду в руках. — Слышал, тебя окрестили гаджо? — Он протягивает вещи, насмешливо ухмыляясь. — Что это значит? — Томас резко выхватывает одежду и принимается как можно быстрее натягивать её на себя. — Чужак, — Дамиано хмыкает, — Хотя, тебе больше подходит барко — баран, или бигодякиро — безумец, — Он улыбается, обнажая золотые зубы, — Но да ладно, ступай на ужин, мне нужно работать. — А смысл идти туда? Чтобы меня снова обозвали чужаком и прогнали? — Тебя не подпускают к еде? — Вопросом на вопрос отвечает Дамиано, нахмурившись. — Да ну их, — Томас отмахивается, выходя из шатра. Нужно многое обдумать. — Ты куда? — Прогуляться. Нельзя? Ты же разрешил мне ходить где угодно! — Он оборачивается, смотря на стоящего у полога Дамиано. Мужчина ничего не сказал, он лишь кивнул, обратно заходя в палатку.***
Томас вернулся, лишь когда солнце полностью спряталось за горизонтом, отдав власть ясной ночи и безликой луне. Всё это время он пробыл в поле, уныло измеряя шагами землю, погруженный в думы. Прочитанное не давало покоя, заставляя Томаса вновь и вновь размышлять над тем, что же произошло с Дамиано. Почему он так изменился? Ведь, судя по записям его матери, он был миролюбивым человеком, не способным причинять боль и лишать жизни. Что его сломало? Неужели отец-тиран? По-хорошему, Томаса не должно это волновать, ему незачем лезть в чужую судьбу, но непонятное чувство внутри твердило, что он обязан докопаться до истины. Нужно же знать историю человека, с которым он вынужден бок о бок жить, верно? Поэтому с этого момента Томас твёрдо решил начать узнавать Дамиано поближе, ведь, кажется, он совсем не такой, каким кажется на первый взгляд. Когда он зашёл в шатёр, то обнаружил Дамиано за заточкой кинжалов, звенящих и скрежещущих под абразивным камнем и сильными руками. Почему-то в голове сразу же пробежала мысль, что ножи точат по его душу, но приветливая улыбка и радостное: «Наконец-то ты пришёл, я думал, тебя волки сожрали», — прогнали эти бредни. Пробурчав что-то смутно похожее на приветствие, Томас покосился на свою самодельную постель в углу, с украдкой вздыхая. Спать хотелось жутко, но вставать утром с невыносимой болью в теле — не очень. А может всё-таки стоит лечь на постель Дамиано?.. Что такого страшного произойдёт, если он разделит с ним удобную мягкую кровать? Ну, переспит разок другой, в конце концов это не смертельно, даже приятно… Так, стоп, о чём он думает? Прочь эти мысли! Даже если Дамиано начнёт приставать, Томас при всём желании не возбудится и не поддастся страсти, ведь устал настолько, что стоять на ногах не может, не говоря о чём-то большем. Плюнув на всё, он лёг на кровать, закутался в плед и старательно попытался не думать о том, что совершил. Через пару минут за спиной ожидаемо потушили лампу, кровать прогнулась под чужим весом и весело скрипнула, а под одеяло нагло забрался Дамиано, обдавая плечо горячим дыханием. Он был слишком близко. Томас не обращал внимание на это, не обращал внимание, как по его бедру гуляет шаловливая ладонь, не обращал внимание, как чужие губы мягко касаются кожи за ухом… Он не обращал на всё это внимание до тех пор, пока Дамиано не навис над этим, тихо произнеся: «Я же знаю, ты не спишь». — Я не хочу, — Только и смог сказать Томас, зло взглянув на него. На это Дамиано недовольно простонал и опустился обратно на постель, разом теряя видимую уверенность. Что? Так просто? Томас даже обернулся, чтобы убедиться, что от него отстали. И правда отстали… Парень и не думал, что отказ сработает, ведь в прошлый раз он тоже сопротивлялся, но его всё равно совратили. Правда, сопротивлялся ли по-настоящему или все отказы были мнимы? Кажется, он сам позволил нетерпеливым рукам забраться под рясу и… Неважно.