Сладость смертного греха

      С трудом пригнав лошадей на пастбище, Томас победно смахнул тыльной стороной ладони со лба пот, воткнул посох в землю, а затем устало сел под деревом, чтобы насладиться долгожданной прохладой в тени. Ветерок приятно обдувал загоревшее веснушчатое лицо, желтеющие листья бесшумно падали с веток, вокруг царила тишь да благодать. Сегодня Томас вывел коней на выпас намного раньше, чем обычно, ведь всю ночь не смог сомкнуть ни глаза, беспокойно размышляя о вчерашнем дне. Неужели на табор скоро нападёт другой клан? Что произойдёт с мирным народом? Жива ли мать Азамата? Однако больше всего его волновал Дамиано, который впервые обнажил перед ним неуверенность и страхи. Не значит ли это, что грядёт война, в которой он не сможет одержать победу? Томас не верил в это, но тревога никак не давала покоя, сердце было не на месте. От одной лишь мысли, что придётся вновь воочию видеть смерти, жестокость и насилие, становилось тошно, а по телу гулял мерзкий холодок.       Поморщившись, он облокотился спиной на ствол дерева, стянул соломенную шляпу с макушки на лицо и принялся дремать, пока лошади спокойно жевали траву на пастбище. Стоило ему на миг провалиться в сладкий сон, как вдруг из табора донёсся истошный женский крик, заставивший встрепенуться и судорожно оглядеться по сторонам. Тишина. «Приснилось, что ли», — поспешно подумал Томас, перекрестившись. Когда он снова захотел вернуться к дрёме, крик повторился, принеся с собой звон бьющихся друг о друга оружий. О нет, только не это! Подскочив на ноги, парень рванул в лагерь, на всякий случай захватив с собой посох. «Нужно прятаться где подальше, а не совать нос не в своё дело!» — твердил голос разума, но Томас не слушал его, смело идя навстречу опасности. Скрывшись в густой траве за небольшим холмом, он осторожно выглянул, желая понять, в чём дело. Страх тут же овладела телом, кровь забурлила в венах, а взгляд намертво застыл на незнакомом мужчине, который грубо схватил Дамиано за волосы и вынудил позорно встать на колени, что-то злобно крича на неизвестном Томасу цыганском диалекте. В груди зажглось настоящее пламя гнева, заставившее вернуться к жеребцам и без лишних раздумий оседлать самого быстрого из них. О последствиях парень не думал, сейчас главной ценностью была жизнь другого человека, не своя. Обхватив шею лошади, чтобы не выпасть без седла, и направив посох острой частью вперёд, парень отправился спасать Дамиано, возжелав наказать недруга, который вот-вот зарежет вожака. — Прочь с дороги! — Томас замахивается палкой в попытке отогнать врага куда подальше, — Дамиано, беги! Беги!       Мужчина выругался и ловко увернулся, случайно выпустив Дамиано из рук. Воспользовавшись этим, цыган встал на ноги, поднял с земли свою саблю и снова напал на Эрнандо, не собираясь сдаваться без боя. — Томас! Эй, Томас, развяжи меня! — Беспомощно кричит Итан, как только видит его скачущим верхом на коне. — Там Дамиано!.. Он!.. Он!.. — Взволновано тараторит на одном дыхании Томас, спрыгнув с лошади и подбежав к привязанному к забору парню. — Видел, — Коротко отвечает цыган, покорно ожидая, когда веревки на запястьях ослабнут, — Против Эрнандо сложно идти один на один, в нём сила десятерых, нужно быть безумцем, чтобы сражаться с ним в одиночку. Ничего, сейчас спасём его. — Я с тобой! — Ну уж нет, ты останешься помогать женщинам и детям, — Итан разминает кисти рук, взглядом пытаясь найти своё оружие, — Собери всех выживших и уведи в лес, а мы с мужиками разберёмся с кланом Эрнандо. — Ладно, — Нехотя соглашается Томас, понимая, что в бою он будет только мешать, — Тогда поклянись, что сможешь уберечь его и себя. Поклянись! — Клянусь, — Согласно кивнув, Итан хватает первый попавшийся лук с колчаном стрел и спешит собрать подмогу, надеясь на лучший исход событий.

***

      Вечерело, в лесу становилось всё темнее, дети и их матери изнывали от жажды. Целы ли Итан и Дамиано? Не сожгли ли враги лагерь? Томас не знал, точнее боялся знать. Да, он неоднократно пытался проскользнуть в табор и понять, можно ли цыганам возвращаться в свои шатры, но все попытки незаметно провернуть это были тщетны. Как только он слышал чьи-то бранные речи, то сразу же в страхе убегал обратно, не желая попадаться на глаза враждебному клану. — Кажется, сегодня мы вынуждены переночевать в лесу, — Сообщает весть Томас, вызвавшись быть главным среди выживших женщин. — Я не буду ночевать здесь! Ни я, ни мои дети! — Тут же нервно возражает женщина, убаюкивая своего голодного месячного малыша, — Мы сейчас же уходим в лагерь! — Поймите, там опасно, я своими глазами видел, как люди Эрнандо ходят по табору, — Спокойно говорит Томас, стараясь не повышать голос в ответ. — Врёшь! Ты намеренно нас здесь держишь, ведь ты заодно с кланом Эрнандо! Подлец! Ты жалкий гаджо! — Мамаша небрежно хватает своего четырёхлетнего сына за руку, прижимает младенца к груди и уводит детей в сторону лагеря.       Остальной народ начал охотно поддакивать и идти следом за женщиной, то и дело язвительно оскверняя Томаса всеми известными ругательствами. Все порывы остановить и вразумить их оборачивались неудачей, взамен парень слышал одни колкости да недовольные возгласы, от которых внутри становилось гадко и неприятно. Делать было нечего, пришлось следовать за большинством, ведь парень был в ответе за цыган, которых спас. В лесу было тихо, лишь изредка у-ухала сова, ничего не предвещало беды, как вдруг вдали, в кромешной тьме, Томас увидел несколько факелов: «Прячьтесь!» — воскликнул было он, но народ не послушался и побежал навстречу свету, приговаривая, что это свои. На мгновение парню даже показалось, что настал конец, сейчас их схватит враждебный клан и всё канет в Лету, однако опасения оказались ложны, детское: «Папа, ты жив!» — позволило облегчённо выдохнуть и поблагодарить Бога за спасение. Кто-то счастливо обнимался с родными, кто-то горько плакал и не находил себе места от тяжёлой утраты, один Томас судорожно вглядывался в лица, пытаясь найти человека, которого он узнает из тысячи. — Зиппо, где вожак? — С дрожью в голосе спрашивает Томас у лучшего друга Дамиано, стараясь держать лицо спокойным, — Почему он не с вами? — Дамиано остался в таборе, ведь в бою тяжело ранили… — Начинает рассказывать Зиппо, но он не успевает закончить мысль, ведь Томас срывается с места и со всех ног спешит обратно в лагерь, стоит только услышать, что Дамиано тяжело ранен.       Опустошение, страх, гнев, отрицание — Томас чувствовал всё, что только было позволено чувствовать человеку, который в любой момент может потерять что-то значимое в своей жизни. Его не страшил тёмный лес, он не боялся спотыкаться о корни деревьев, ведь сейчас это было совершенно неважно. Неважны были и эмоции, которые так и норовили вырваться наружу в виде одиноких дорожек слёз. Выбежав в поле, Томас отправился к шатру Дамиано, невзирая на разруху и запах смерти, которые властвовали над табором после боёв. Вот он, момент истины. Распахнув полог, парень уже был готов подбежать к постели и пасть на колени, но в палатке никого не оказалось: «Сука!» — громко выругался он, не представляя, где искать дальше. Сердце страшно колотилось в груди, страх сковывал тело, в глазах мутнело. Ещё немного, и Томас бы отправился искать Дамиано по всему лагерю, с надеждой заглядывая в каждый уголок, однако взволнованный знакомый голос остановил его, заставив инстинктивно обернуться. — Разве ты не должен был прийти с мужиками и со всеми остальными?       Томас не верил своим глазам, перед ним стоял Дамиано, подбитый, уставший, но живой и невредимый. Поддавшись внезапному порыву, парень кинулся Дамиано навстречу и обнял его так, будто сейчас он исчезнет и больше никогда не вернётся. — Тише, ты меня раздавишь, — Цыган растерянно смеётся, искренне не понимая, что нашло на Томаса, раньше он никогда не позволял так откровенно обниматься, предпочитая держаться на расстоянии. Кажется, кое-кто спалился. — Я думал… А ты… — Он несвязно бормочет какие-то ненужные в данный момент слова, с каждым мгновением прижимаясь всё теснее. Как же приятно осознавать, что Дамиано здесь, рядом, живой… — Мури, ты из-за меня так распереживался? — Довольно подмечает цыган, радуясь тому, что Томас беспокоился о нём, — Мури, я и не думал, что ты у меня такой сентиментальный. — Мне сказали, что ты тяжело ранен, а я испугался и… — Как только эмоции отпускают, Томас осознаёт, что воспринял слова Зиппо неправильно, отчего ему почему-то становится смешно. Отстранившись и положив руки Дамиано на шею, он заглядывает в карие ехидные глаза и понимает, что ради этого озорного взгляда он готов пойти и в огонь, и в воду, — Постой, раз ты здоров, то кто тогда ранен? — Несколько моих бойцов, но они поправятся, — Цыган ласково гладит Томаса по спине, не скрывая совершенно счастливую улыбку. Он и не знал, что забота может принести столько нежных чувств и тепла, — А что насчёт тебя?       Томас почему-то промолчал, ведь внутри всё затрепетало, мир исчез из-под ног, а мысли улетучились. Эмоции захлестнули с головой, хотелось совершить глупость, много глупостей, но здравый смысл сдерживал, утверждая, что это неправильно. Что неправильного в поцелуях, если это приятно? Губы Дамиано были так близко… Перед глазами тут же пробежали воспоминания о той самой ночи, жарких поцелуях и прикосновениях, фантомно до сих пор оставшихся на коже. Как же хочется повторить всё это, просто взять и повторить, не думая о последствиях. Дамиано похоже жаждал того же, потому что он подозрительно долго не отпускал его из объятий. Или Томасу только кажется? Это не имело значения, прочь предрассудки, нельзя упускать момент. Приоткрыв губы, парень неловко потянулся к лицу Дамиано, намереваясь сделать то, о чём наверняка ни раз пожалеет. Ещё чуть-чуть, ещё совсем немного, и они воссоединятся в поцелуе, который станет переломным в их отношениях, однако в последний момент страх, к сожалению, всё-таки взял верх над затуманенным разумом. В один миг Томасу стало настолько тошно от самого себя, что он не выдержал, резко отпрянул и буркнул первое, что пришло в голову: — А… Э… Да, со мной всё в порядке, — Парень отходит на пару шагов назад и позорно тупит взгляд, страшно виня себя за намерение поцеловать. Господи, о чём он только думал?! Целоваться с мужчиной мерзко! — Оу, ну, хорошо, — Дамиано заметно меняется в лице, — А ты точно не хочешь?.. — Тебе, наверное, пора идти? — Резко перебивает Томас, заведомо зная, о чём тот хочет спросить. — Да, но… — Иди, я не смею тебя задерживать, — Парень скрещивает руки на груди, пытаясь совладать со стыдом, — Я тоже пойду, Азамата нужно отвести к матери. Её же спасли? — Спасли, — Дамиано раздражённо дёргает бровями, понимая, что разговор заходит в тупик и у него больше нет ни единого шанса остаться с Томасом наедине.       Обменявшись непонятными взглядами и глупо простояв на месте пару долгих мгновений, парни разошлись, думая каждый о своём. Дамиано же не могло показаться, верно? Томас почти его поцеловал! Причём сам, его даже не пришлось уговаривать! Значит есть шанс, что они испытывают друг к другу одни и те же чувства. Правда, непонятно одно — почему поцелуя всё-таки не произошло? Дамиано-то был как никогда готов принять дар, посланный с небес, он даже первым не стал лезть, уступив инициативу Томасу, но, видимо, это сыграло с ним злую шутку. Зря он не взял дело в свои руки, зря! Ничего, в следующий раз всё обязательно получится.       Однако следующего раза не случилось ни через день, ни через неделю, ведь Томас начал избегать Дамиано до такой степени, что даже перебрался спать на пол в самый угол шатра, толком не объяснив причину резкого холода в отношениях. Любая попытка завести разговор оканчивалась испуганным взглядом и невнятными отказами, которые лишь раздражали, ведь звучали чересчур фальшиво. Дамиано ничего не понимал, то Томас набрасывается на него с объятиями и чуть ли не целует, то обходит стороной и боится слово лишнее сказать, что за срань?! Но это были ещё цветочки, вместо того, чтобы выполнять обязанности конюха, парень начал сутками напролёт пропадать в запое, выпивая все запасы честно украденного вина. И ладно бы просто пил, он же себе ещё и собутыльников находил! А затем всей собранной оравой кричал песни, вступал в какие-то глупые споры и буянил как все уважающие себя пьяницы. Правда, в отличие от остальных мужиков, Томас не приставал к девушкам, предпочитая во время чужих лобызаний допивать остатки выпивки и одиноко разгуливать по табору в поисках новых друзей. Всё это мракобесие продолжалось до тех пор, пока у Дамиано не кончилось терпение. Это было невозможно терпеть! — Пошли поговорим, — Цыган бесцеремонно хватает Томаса под руку, поднимая изрядно подвыпившую тушу с земли на ноги. — Давай позж-ж-же, хорошо? У меня здесь ва-а-аж-ж-жное дело, — Парень хватает кружку с вином, едва попадая ею себе в рот, — Я не могу оставить своих друзей скучать одних. — Какие друзья? Здесь никого нет, — Дамиано через силу тащит Томаса в сторону, подальше от спящего табора, желая уединиться. — Правильно, потому что я послал их к чертям собачьим! — Он икает и грубо швыряет кружку в траву, — Видите ли, если я не хочу затащить бабу в постель, значит я не мужик. А я мужик! — Томас с силой ударяет себя в грудь, чуть ли не падая с ног, — Просто отличаюсь от этих подлых сук. — Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, — Дамиано останавливаться, проверяя, нет ли никого поблизости, — Почему ты избегаешь меня? — Я не избегаю тебя, — Томас фыркает, как-то по-детски насупившись, — У меня просто много дел. — Пить до состояния свиньи и каждый день пропадать в библиотеке Итана, ты называешь делами? — Слегка повысив голос, Дамиано эмоционально жестикулирует, находясь на взводе. Поведение Томаса злит как никогда. — Я ваще-то свободный человек, ты сам разрешил делать то, что мне вздумается! Так что закрой рот, пока я тебе не врезал! — Уподобляться пьяницам не самое лучшее занятие, знаешь ли! — Я не уподо… Бляю… Не уподо… Я не такой, как эти бляди! — Томас порывается уйти, но ему не дают, — Отвяжись от меня! — Не такой, ты совсем другой, и это нормально, ты не обязан любить то, что и все остальные, — Дамиано тяжело вздыхает и немного остывает, понимая, что крики сейчас ни к чему, — Я тоже отличаюсь от других. Всегда отличался.       Томас затих и уставился в одну точку, будто усиленно размышляя над чем-то важным. Он выглядел уставшим, замученным своими же мыслями, которые он упорно пытался утопить в вине, чтобы избавиться от них и почувствовать сладкую пустоту в голове. Дамиано прекрасно знал это состояние, когда ты настолько устал от самого себя, что единственным спасением является выпивка, в которой хочется захлебнуться и навсегда спрятаться от внешнего мира. Однако избегать проблемы не выход, рано или поздно с ними придётся столкнуться лицом к лицу для того, чтобы сделать непростой выбор. — Помоги мне… — Что? — Дамиано удивляется внезапной смене настроения Томаса, из злобного и недовольного он превращается в слабого и жалкого человека, который ужасно запутался в себе. — Меня постоянно преследуют страшные желания, порой я даже не могу сдерживать их в себе, отчего творю ужасные вещи, которые не должен делать любой нормальный человек. Думаешь, мне нравится напиваться вусмерть? Священнослужителям запрещено пить, пьянство является ужасным грехом, но я всё равно делаю это, потому что не знаю, как по-другому справиться с ядом, управляющим моим телом, — Сжавшись и обняв себя на плечи, Томас трезвеет, постепенно переставая пьяно тянуть гласные в словах. Он не особо осознаёт, что говорит, но от сказанного ему становится легче, — Прошу, помоги мне избавиться от дурных желаний, я устал испытывать отвращение к самому себе. — А если я скажу, что твои желания взаимны? — Цыган теряется, чувствуя, как от своих же слов по коже бегут мурашки, — Теперь ты хочешь избавиться от них?       Томас поднял взгляд и странно взглянул на Дамиано, который выглядел подозрительно искренним в этот момент. Мысли перемешались, в животе что-то защекотало, а ладони вспотели. — Нет… Да… Не знаю, — Парень хватает себя за голову и жмурится, застонав от безысходности, — Всё слишком сложно! — Пошли спать? — Потрепав его по волосам, Дамиано уводит разговор в другое русло и по-доброму улыбается, — Тебе нужно проспаться. — Угу… — Но перед этим можешь пообещать мне одну вещь? — Увидев нерешительный кивок согласия, он продолжает, — Не слушай людей, которые указывают тебе, как нужно жить, по себе знаю, насколько это паршиво. — Жизнь без правил приведёт к хаосу, разве нет? — Томас широко зевает, чувствуя ужасную сонливость. На душе так свободно после исповеди… — Согласен, но отчасти, — Дамиано закидывает руки за голову, наслаждаясь ночной прохладой, — Правила необходимы, не спорю, однако жить строго по указке… Ну, знаешь, такое себе дело. Я считаю, что лучше оступаться и падать, нежели бояться дышать полной грудью и отказывать себе в том, что по-настоящему нравится. — Наверное, ты прав, — У Томаса нет сил спорить, единственное, что сейчас ему под силу — это дойти до шатра и рухнуть на постель. Спать на полу больше не хотелось, если честно, он давно отвык засыпать без тепла под боком.       Приобняв парня за талию, Дамиано по-дружески боднул его головой, радуясь маленькой победе. Наконец-то вышло переубедить Томаса хоть в чём-то! Может, однажды получится донести мысль о том, что в любви нет ничего постыдного? Было бы неплохо, но как сделать это — вопрос хороший. Наверное, сейчас самое время показать свою природную обворожительность и попытаться поухаживать за Томасом, чтобы облегчить его внутренние муки. Правда, Дамиано понятия не имел, как ухаживать за мужчинами и что нужно делать, чтобы им понравиться. С женщинами проще — сказал пару лесных слов, подарил что-нибудь красивое в знак чистой любви и увёл за ближайший сеновал доказывать чувства на деле. С Томасом же такое не прокатывало, от комплиментов и подарков он всегда воротил нос и кривился так, словно дохлую мышь увидел. Про секс лучше вообще молчать, любой намёк на близость заканчивался одинаково — отказом и просьбой убрать шаловливые руки куда подальше. А Дамиано так секса хотелось, хоть заживо закапывай! Он даже пытался подобрать девушек, похожих на Томаса, но всё было не то, отдаться плотскому удовольствию с головой никак не получалось, душа требовала другого человека. Поэтому парню оставалось одно — рукоблудить и грезить о близости в мечтах.