У стен есть уши.
Проснувшись утром, Наташа не сразу поняла, где находится. Она села, потерла глаза и слегка зажмурилась — лишь тогда девушка окончательно пришла в себя. Ее темные волосы свободно опустились на плечи, а взгляд янтарных глаз опаливал всё вокруг. Васильева повернула голову в сторону окна и тяжело вздохнула. Было раннее утро, и глубокая тишина леса проникала отрадным чувством спокойствия и мира. Не шевелился ни один куст, ни одно дерево, ни одна птица. Как же сейчас было хорошо! Никто ни кричит, ни смеется, ни толкует бессмысленный лепет. Но это умиротворение продлилось недолго. Где-то в глубине лагеря послышалось чириканье какой-то птички, ей ответила другая. Неизвестно откуда появилась маленькая божья коровка. Насекомое приземлилось на кровать девчонки. Наташа протянула палец, чтобы коровка забралась на него. Девушка наклонилась к ней: — Божья коровка, улети на небо, там твои детки кушают конфетки, — тихо прошептала девочка. Насекомое тут же улетело. Девицу это никак не удивило, ведь такие букашки были очень легковерными. И именно тогда все живое окончательно проснулось и зашевелилось; солнечные лучи пронизывали комнату, отчего некоторые начали жмуриться и удрученно стонать. Не теряя ни минуты, Наташа пошла в душ, прихватив с собой мыло и мочалку. Ей хотелось смыть остаток предыдущей ночи. Но вскоре пожалела о своём решении. Ее глаза испуганно сверкнули. Снова этот чертов коридор. Ее кожа моментально покрылась мурашками, сердце начало неистово колотиться. Воздух стал настолько тяжелым, что его можно было подержать в руках. Такая большая, а до сих пор в страшилки веришь, вот дуреха! Она до сих пор ощущала тошнотворный запах крови, который был хуже дерьма. Васильева глубоко вздохнула, будто насыщая легкие кислородом перед прыжком… Прыжком… Девушка прикрыла глаза и провела рукой по бедру. Яркий синяк украшал девичью ногу. Один. Холодные капельки воды бьют по мягкой коже и стекают ласковыми струйками по всему телу. Два. Она закрывает глаза и подставляет свое лицо под холодные струи воды. Три. Она проходит взглядом по всему телу. Один-два-три-четыре — столько синяков она насчитала. Четыре. Она намыливается с ног до головы, встаёт обратно под струи воды и смывает абсолютно все. В таких утомительных мечтах время проходит быстро, и наступает желанный час, когда она должна вступить в тот светлый рай, о котором говорили ей счастливые грёзы. Но с течением времени она понимает, что под этим блестящим времяпрепровождением стоит угнетённый день, который будет длиться, не прекращая. С грустью и горечью в сердце она отправляется обратно, прихватив с собой полотенце и мочалку, уверившись, что никакие удовольствия не смогут удовлетворить ее стремление — как можно скорее убраться отсюда. Но это спокойствие продлилось недолго. Девушка услышала нотки знакомого голоса. Будучи по натуре весьма любопытным человеком, Наташа аккуратно пошла на источник звука. И хотя внешнее Васильева оставалась спокойной, внутри она ощущала страх. Она начала часто дышать, а ее сердце стало биться о ребра. Еще бы — про этого хулигана часто говорили ребята. Александр Беклемишев — первый и по совместительству главный задира лагеря, немало гордившейся этим обстоятельством. Даже внешне он вызывал пугающие мысли. Его шрам над бровью, бунтарский вид, крепкое телосложение, угрожающая физиономия, тяжелая походка, как у хищника. В лагере каждый новичок должен знать свое место и понимать, кто тут главный.***
Рано утром Бекля проснулся от беспокойной, волнующей мысли: цела ли пачка сигарет? Парень попытался отмахнуться от этой мысли, но тревожное предчувствие не оставляло его. Он перевел взгляд на своих приспешников — спят, как убитые. Сашка раздраженно фыркнул. Кое-как одевшись, юноша встал и прокрался в зал. Тогда, он разыскал толстую деревянную палку, подложил ее под край, а сам лег на живот и стал шарить. Ничего. Александр зашел с другой стороны, опять поискал: по-прежнему его рука ездила по пыльному полу. Он похолодел и, стараясь успокоить себя, сказал вслух: — Наверное, закатились. Опять усилия, ползания, разочарование. Их нигде нет. — Неужели сперли, черти? — яростно выкрикнул Бекля, забывая об осторожности. — Ну, хорошо! Злобно пригрозив кулаком в направлении спальни, он тихо привстал и развернулся. Перед ним оказалась пыльная, никому ненужная тумбочка. Парень задумчиво обвел взглядом этот предмет. Может быть там лежит заветная пачка сигарет? Юноша опустился на колени и пошарил рукой, натыкаясь на картонную упаковку. Когда он снова показался в дверях, на его лице играла победная улыбка. В руке Бекля держал пачку сигарет. Но он не знал что за ним наблюдала пара янтарных глаз. Наташа закрыла рот рукой, чтобы не выдать себя, и ловила каждое слово, каждое движение юноши. «Предупрежден — значит, вооружен».***
День протянулся по заведенному порядку. Утренний час сменился зарядкой на улице, зарядка — завтраком. Когда наступало время приема пищи, то весь состав выкликивался «Здесь». Зачем? Чтобы не дай бог кого-то забыть. И только тогда ребята получали право есть, когда перед фамилией вырастала так называемая «галочка», означающая, что он здесь, в столовой, ждет свою порцию. После этого появлялись работники лагеря, правда все на одно лицо, в отличие от широкоплечей бабы Нюры. Та самая, которая совсем недавно оглядывала всех пронзительным недоверчивым пугающим взглядом. Правда сейчас она показывала себя в роли невероятного работоспособного человека. И ведь не скажешь, что ей было глубоко за пятьдесят. Женщина разливала неизменную пшеничную кашу, потому что в кладовой кроме этого ничего не было. Хотя, постойте! Так как это смена Олимпийская, то можно себя и побаловать, ведь так? Давали там еще и арбузы. По сигналу Свистухи начиналось всеобщее сопение, пыхтение и чавканье, продолжавшееся, впрочем, недолго, так как порции каши были малы. — Прекратите горланить! — кричала женщина, обращаясь к сидящим. — Нечего головами мотать! Ешьте и выходите! Но дети были безучастны к ее словам. Каждый занимался своими делами. Кто-то болтал, кто-то просто швырялся едой, отчего потом смачно получал от бабы Нюры, а кто-то вообще спал. Лохматые, невыспавшиеся головы были рассеяны, возбуждены шумом, что вырывался в окна бурными всплесками. Размякли головы и у старших от тепла и бодрого жизнерадостного шума. Наташа перебирала ложкой кашу, есть совсем не хотелось. Проанализировав прожитый день в лагере, Васильева пришла к выводу, что большинство драчунов были неуклюжими здоровяками. Они наводили страх тем, кому могут причинить боль и страдания. Рулет был самым здоровым задирой. Создавалось такое ощущение, будто от каждого его шага начинала дрожать земля. Постоянный свинячий гогот, отвратительные замашки. Правда, он никак не мог противиться Сашке. Если Бекле перейти дорогу, то автоматически ты становишься трупом. На них слова никогда не действовали и не будут действовать. Она сидела рядом с Катькой. Потом к ним подсела Жанка и ее подружка. Шалаева начала возбужденно рассказывать о том, как она познакомилась с хорошеньким юнцом. Катька ее слушала с необычным вниманием: — Смотрю, он на меня взглянул и улыбнулся, а я нет. Потом догнал меня и сказал: «Не хочешь вместе потанцевать на дискотеке?» А я говорю: «Отстань, недомерок, а то глаз на жопу натяну!» — Тебе не кажется, что ты с ним была грубовата? — вступила в разговор Екатерина, пытаясь защитить паренька. — Он же просто хотел тебя пригласить на танец, по-моему очень мило, — девушка слегка улыбнулась и аккуратно поправила выбившуюся прядь волос. — Ой, молчи, Смирнова! — воскликнула Шалаева, вызывая непонимание Екатерины. — Нифига ты не шаришь! Он сто процентов на меня запал и теперь не отвяжется! Когда наступит дискотека, то он… — Найдет себе какого-нибудь получше, — пробубнила Наташа, вызывая нотки гнева у Жанки. — Слышь, Васильева, соплю подбери! В носу тает, — гаркнула Шалаева, презрительно озираясь на девушку. — Ты в этом вообще не разбираешься, поэтому губу закатай! — рыжая овца Лелик засмеялась, прерывая звучавшие из ее накрашенного рта непонятные звуки хрюканиями. А Катерина упорно пыталась прервать этот спор, дабы избежать плачевных последствий, но у нее ничего не получилось. — Тебя даже никакой пацан не позовет, так и знай! Но Васильева даже не успела ответить, когда в столовой послышался чей-то крик. Все тут же встрепенулись и повыскакивали со своих мест. Пол моментально начал дрожать, будто от землетрясения. — Ловите крысу! — крикнул кто-то. — Ловите, не стойте! Животное, оглушенное страшным шумом, заметалось по залу, не зная, куда скрыться, а за ним хохотом и визгом носилась толпа мальчишек, стараясь затоптать его ногами. Многие девочки прыгнули на лавки и визжали от страха, настолько им было мерзко от одного только вида грызуна. Юнцы едва не протерли коленки, ползая по полу, заглядывая под столы и стулья, чтобы поймать эту несчастную мышку. Именно в этот момент на столовую обрушился вихрь, ураган, циклон, смерч, тайфун! Бушевала Свистунова, баба Нюра, другие работники. Одна кричала, что они разбойники, разрушители, вандалы! Вторая просила, чтобы беспризорники разошлись, уступили ей место для того, чтобы баба Нюра поскорее схватила мышь и выбросила ее к чертовой матери. Но ни крики Свистухи, ни просьба бабы Нюры никак не повлияли на ребятню. — Лови! — Бей! — Души! — Топчи! Вся столовая содрогалась под дробным топотом ног и от могучего рева. Тихо позвякивали стекла с деревянных окон. — Слева! — Давай-давай! — Ногой! — Да не туда, мазила! Двери столовой были плотно закрыты. Щели заткнуты. Все пути отступления серому существу были отрезаны. Тщетно тыкался ее острый носик в углы. Везде стены, стены, стены, стены. Наконец какой-то парень в очках, почувствовав себя героем, сбивая всех со своего пути, помчался напролом к затравленной крысе и энергично схватил ее за хвост. Многие мальчишки тут же остановились и злобно заворчали. Им вовсе не хотелось заканчивать такое интересное развлечение. — Тьфу ты, Лагунов! Многие его характеризовали так: Лагунов Валера — пацан из интеллигентной семьи, раньше был брат. Лагунов — очень способный мальчик (со своими странностями в голове), все усваивает, анализирует, не чужд к лени. К товарищам относится настороженно, во всем ищет подвох. Не терпит шумные компании и всегда под каким-нибудь предлогом старается что-то вытворить, дабы поскорее уехать отсюда. Со старшими сдержан, обращается на «вы», возражает всегда логично и почти не грубит. Почти… Возможно чужд к спекуляциям. В любом случае, всегда серьезный и несколько замкнутый. У ребенка круглая голова, коротенькая, даже худощавая фигура. Всегда носит очки. А ведь это он поднимал флаг, точно! Наташка хмыкнула. Даже тут успел выделиться, во дает! — Надо было ее прикончить! — завопил один из ребят. — Надо было убивать? — возмущенно прошипел паренек в очках. Юнец старательно, но безуспешно душил в себе злость, которая вырывалась наружу, отражаясь лихорадочным блеском в глазах. — Разве это стоит жизни несчастной мышки? — он резко вздрогнул, ощущая холодную, как лед, руку товарища. Лагунов недоуменно изогнул бровь, продолжая смотреть на Левку. Хлопов улыбался. Его дьявольская улыбка. Лагунов широко распахнул глаза и резко схватил руку товарища. Лев не отвечал, лишь искоса поглядывал на Валерку. Его улыбка стала стеклянной. Но глаза… Они отдавали свирепостью и гневом. Кудряш тут же тяжело задышал, держась за руку. — Подумаешь, герой, отличился! — буркнул тот, выходя из этого скопления муравьёв. — Не волнуйтесь, я ее выброшу! — промолвил парень. — Я ведь прилежный пионер! Должен убрать несносного грызуна! — Ой, иди уже! — отмахнулась женщина. Наталья Васильева посмотрела на паренька недоверчивым взглядом, а потом взглянула на Шалаеву и злорадно улыбнулась, ведь та тряслась от брезгливости с поднятыми руками. Жанка то отпускала шокированный взгляд, то обратно поднимала. С ее ярко намазанных губ сорвался стон отвращения, ведь совсем недавно это мерзкое существо бегало по всей столовой. А вдруг эта крыса еще и заразна? Васильева до сих пор наблюдала за ней со смехом и неким злорадством, чувство ужасное, но что поделать. Наташка встретилась со взглядом голубовато-зеленых глаз. Шалаева крепко сжала челюсть. Проклятая дрянь! Чего удумала ржать надо мной? Ну погоди, дай мне только добраться до тебя! Жанка задрала голову вверх, поправляя свою прическу, а потом подозвала Лелика и они вместе покинули столовую.***
После завтрака Наташа пошла к доктору. Имени девчонка не запомнила. Он грозно посмотрел на девушку и сказал: — Ну, чего стоишь? Заходи. — и махнул рукой. Мужчина осторожно раздвинул каштановые волосы, внимательно осмотрел и, предупредив, что придется потерпеть, начал обрабатывать рану зелёнкой. Девушка от боли подпрыгнула. — Ну и куда мы смотрели, когда на дерево лезли? — доктор посветил Васильевой в зрачки и постучал по колену резиновым молоточком. — Заживает нормально, — констатировал врач, убирая инструмент. — Есть головокружение или тошнота? — Нет. — Тогда через пару дней ты уже будешь окончательно здорова. Все, можешь идти. — Но… — У меня очередь. Наташа посмотрела за спину доктора и там никого не оказалось. Конечно! Хоть какие-нибудь таблетки бы выписал, козел! Девушка спрыгнула с кушетки и быстро направилась к выходу. Сначала она злилась на бестактность этого врача, но потом злоба перешла в смирение. Бог с ним. Небось не выспался. Бывает. Мужчина устало плюхнулся на стул, потер свои глаза. Нетвердая рука пошарила по столу в поисках бутылки и случайно смахнула ее на пол. Бутылка упала на кафельный пол, и хорошая водка разбилась вдребезги. — Проклятье! — выругался доктор. Потом он поплелся за веником и начал убирать. Ему не хотелось, чтобы кто-то из посторонних обнаружил его: слушать болтовню было бы просто невыносимо для ушей (не для внутреннего состояния, отнюдь нет. Ему был бы неприятен шум и возня от этих надоедливых букашек) В каком-то шкафчике он нашел новую и вернулся обратно к себе в кабинет. Его не шатало, отнюдь нет. Ну, почти не шатало. — Сначала один говорит, что люди кусают, потом вторая, ну что за напасть! — пробурчал себе под нос доктор, наливая в граненый стакан жидкость. — Как же все достало! А ведь ему исполнилось только пятьдесят два года. Солидный возраст. Серебристая седина, вокруг пронзительно-карих глаз типичные морщинки, волевой подбородок и решительно очерченный рот. Шикарная работа, шикарный коллектив, заработная плата тоже хороша, ну что может быть не так? Почему на душе противно, словно удав обхватил шею и медленно, но верно душит и душит… Я никудышный человек. Он закрыл глаза и тяжело вздохнул. Теперь его лицо исказилось и выражало лишь усталый, даже потрепанный вид. Интересно, а хоть кто-то сможет его спасти или отговорить от той или иной участи? Он начал тихо посмеиваться. Никому нет до него никакого дела. Он мечтает сделать петлю и задушить себя.***
— И зачем я там должна быть? Нет, ну серьезно, Катька, зачем? — спросила Наташка. — Вероника Генриховна сказала, что у нас скоро будет концерт! — воскликнула девушка. — И меня позвали, представляешь? — Ух-ты, поздравляю! — Прошу, присаживайся! — воскликнула Екатерина указывая пальчиком на скамейку. Васильева не стала спорить или как-то возражать. Все таки Катька неплохая девушка. Добрая, милая. Как-то не хочется ее огорчать. На удивление не было того привычного шума. Васильевой даже показалось, что она попала в церковь. Однажды Наташа с отцом каким-то образом оказались на церемонии. Была ли соседка Маринка другом или просто знакомой папаши, сказать сложно. Она венчалась в какой-то церкви. Внутри здания было красиво. Пахло свечками. Кругом были нарисованы ангелы. Они были обложены облаками. Людей куча. Маринка, вся в цветах, как принцесса, встала рядом со своим женишком. После этого они натягивали на палец колечки, а потом крепко держались за руки. А потом молодожены поцеловались. Маленькая Васильева скривилась в отвращении, настолько ей было противно от происходящего. Потом она ощутила больной толчок по макушке. Девочка схватилась за голову, презрительно смотря на своего отца. Мужчина также грозно смотрел на дочь. Кто-то говорил: «Любовь — такое прекрасное теплое чувство!» Ей никогда не нравились ни романы, ни вся эта ванильная чепуха, слишком уж было мерзко. Она даже пыталась читать книжку в таком жанре. Роман Наташа нашла в коробке, где лежали забытые или ненужные вещи матери, которые Васильева припрятала в тайне от папаши. «Сердце стучит очень сильно, когда ты со мною рядом. И присуще необъяснимое и нереальное желание подойти к тебе и прижаться. А потом почувствовать на своих плечах твоих руки. А потом накрыть твои губы своими…» Не прошло и десяти минут как отец хватился по книжке кулаком, и она полетела через всю комнату. — Молодец, Наташа, ничего не сказать! — промолвил тот, крепко сжимая руки в кулак, заставляя девочку поежиться на табуретке. — Если снова увижу вещи этой дряни, ремня отхватишь, поняла? — Мне дали просто почитать! — начала оправдываться девица. Отец тут же ударил кулаком по столу, отчего Васильева вздрогнула и ощутила, как из левого глаза полилась тонкой струйкой слеза. — Перестань реветь, никто не сдох! И прекрати мне лгать, Наташа, а то всыплю тебе ремня, мало не покажется, ты все поняла? Читай свою книжку сколько хочешь, но лжи в своем доме я не потерплю, поняла? Но мало-помалу старик совсем распустился. Дома ему не сиделось, все время куда-то надолго уходил. Один раз он даже запер ее, а сам уехал на рыбалку со своими дружками. Насколько? Неизвестно. Скука была неимоверная. Наташка даже думала, что он утонул со своей ржавой лодкой и она ни за что не сможет выбраться. Поминай как звали. Она много раз пробовала выбраться из дома, только не было никакой лазейки, пути. По трубе слезать не вариант, слишком страшно и высоко. А дверь была сделана из твердых брусков. Папаша, перед отъездом, забирал все колющие и режущие предметы в доме, чтобы не дай бог его дочурка выколола себе глаза. Сама забота. Но в этот раз она нашла что-то путное. Это была ржавая пила. Девчонка взяла ее начала отпиливать кусок нижнего бревна, чтобы она смогла пролезть. Заняло это все крайне много времени, но Васильева смогла. Смогла сделать дырку. Она спрятала пилу в укромное место, а через несколько минут приехал и отец. Очень вовремя. К слову смотреть на него было крайне трудно — весь грязный, пахнет отвратительно, будто в канаве провалялся, ну и разумеется опять выпивший. А если он выпьет много, то начнет говорить, как плохо живется в стране! Это любимая тема, без нее никуда. Самым ужасным было то, что в Наташе начала проявляться некая враждебность, которую нередко вызывал в ней отец, вытесняя что-то темное и пугающее, похожее на ненависть. А потом, когда эта ненависть настигает апогея, она осознает, что любит своего родителя. И он ее тоже. Отец держится как может, чтобы не съехать с катушек окончательно. Его держит ребенок, тот самый ребенок, который был зачат на двуспальной деревянной кровати. — Я уже не могу! Ради чего это все? Живем в глуши, в этой дыре! — Ради вас! Ради семьи! — Знаешь что… Все эти воспоминания пронеслись у нее в голове быстрее, чем занял их процесс перечисления. Отец, отец, отец. А если бы он не пил, нашел нормальную работу, другую женщину, могло быть иначе? Только богу известно. И вновь она ощутила мерзкое опустошение. Нечего скрывать, Васильева нуждалась в обычной жизни, без ссор и ругани. И если уж девушка станет родителем, то она не будет избивать своего ребенка, чтобы он не избивал своих детей, а они своих и так далее. Радуйся, Наташа, может у тебя вообще ничего не будет! И зачем ей вообще сейчас об этом думать? Девушка мотнула головой. Ей явно не стоит утопать в тишине и в своих мыслях, как в болоте. Она взглянула на Жанку. Шалаева лениво развалилась на скамейке, накидывая свои ноги на соседние сидушки. Девушка продолжала презрительно смотреть на юную Анастасийку (сейчас ей не было никакого дела до Васильевой, потом с ней разберется). Та что-то обсуждала с Катькой, нервно поглядывая на вожатую, которая сидела за столом. Рядом с Шалаевой сидела упитанная рыжая девушка, с такими же замашками, что и у подруги. Она накручивала локон своих волос, причмокивая, будто корова. Васильева недовольно фыркнула. Вроде девушки, а замашки, как у гопников. Хотя, пол тут не важен. Мужчина, женщина, пожилой человек или ребенок — никто не должен вести себя подобным образом. Вдруг послышался детский смех. Наташа обернулась и увидела отряд, во главе которого стоял Максим с какой-то девушкой. Он везде, даже там, где его не может быть. Юноша что-то сказал девице на последок, а потом она повела отряд по местам. В руках парень держал распечатанные листочки. Он деловито, словно в циркуляр, всматривался в бумажки. Наверняка там были списки отрядов, кружков и тому подобное. Наташка встала и помчалась к нему. Ноги почему-то сами двинулись. В голове уже был заготовлен текст, но когда она все ближе и ближе приближалась к нему, слова смешивались и окончательно испарились. — Привет, — промолвила девушка, привлекая внимание парня. Максим сложил бумажки и добродушно улыбнулся Васильевой. — Вижу кровожадная Свистуха тебя не съела? — Она идет за Жанкой, — сказала Наташа, слегка улыбаясь. — Вчера поздно вечером такой крик подняла, кошмар! — Весело у вас. А меня весь день малышня доставала. После «крысиного» завтрака давай ныть: хотим выступать, хотим быть как взрослые! Двух девчонок чуть до крика не довели, жуть. А потом это представление и другие подхватили, ну и у меня выхода другого не было, как привести их сюда и записать, — парень по привычке полез пятерней в свою гриву, оставляя небрежный уход. Он посмотрел на свой отряд и все также, как-то по-детски, улыбнулся. — Я, — начала девушка, привлекая внимание парня. Перед ее глазами вихрем пронеслись ужасные сцены: гирлянда, надоедливая Ленка, нога, скачок, ноющая боль, крик Свистухи. Она тут же опустила голову, нервно постукивая ножкой. Щеки обдало неприятным жжением. Она чувствовала себя маленьким ребенком, которого все ругали и ругали за откусанный без спроса шоколад. На протяжении минуты она стояла в нерешимости и тревоге, то и дело поглядывая на свои ботинки, в надежде успокоиться и отогнать волнение. А если он начнет ее обвинять, оскорблять, унижать? Да нет, нет, нет! Этого не может быть! Ей пришлось вынести долгую борьбу с собой, чтобы сделать шаг вперед. И она решилась на это, глубоко вздохнула, чтобы хоть на секунду унять колотившееся сердце и снова посмотрела на юношу. — Я хотела бы извиниться за тот случай и… — Расслабься, оба виноваты, — прервал ее парень, размахивая рукой. Максим приблизился к ней, вызывая непонимание и новый поток неловкости. Парень поднес ладонь к губам и тихо прошептал. — И насчет Свистуновой не волнуйся. Поорет и перестанет, — продолжил тот, переводя свой взгляд на сцену. Наташа удивленно уставилась на него. Не такой реакции она ожидала. Даже хорошо, что он не оказался злопамятным говнюком. Парень огляделся по сторонам и встретился с недовольным взглядом Вероники и незнакомой девушки, которая обвела Васильеву презрительным взглядом, отчего Наташка скривила губы. — Ну что ж, раз мы все уладили, то я пойду, а то вон те милые дамы снова начнут меня терроризировать. До встречи!