***
Проснувшись рано утром, Хюррем почувствовала, что впервые с приезда в Стамбул чувствует себя спокойно и умиротворенно. Ей определенно понравилось жить у визиря, и мысли о побеге совершенно испарились. Но больше всего ее саму удивляло, с каким трепетом она ждала утренней встречи с хозяином дворца. Впервые девушка поймала себя на этой мысли, когда выбирала наряд для прогулки и почувствовала, что ей хочется порадовать мужчину своим внешним видом. Она помнила, что в первый день ей принесли только изумрудные ткани, и, сделав вывод, что он любит такие оттенки, наложница остановилась на темно-зеленом костюме с высоким изящным воротом. Он великолепно подчеркнул ее точеную фигуру, при этом скрыв оголенную кожу до самого подбородка, а мягкие бархатные перчатки довершили картину. Свои локоны, что волнами ниспадали на плечи, словно огненная лава, славянка предпочла оставить распущенными. Лишь заколола сзади несколько прядей, что были у самого лица. Убедившись, что все готово, рыжеволосая улыбнулась своему отражению, кокетливо закусив губу в предвкушении реакции мужчины, и покинула покои, чтобы разузнать, не ждут ли уже ее. Пройдясь по коридорам, на этот раз она без труда отыскала нужную дорогу. Хотя дворец еще несколько пугал ее своими размерами и путал разветвлениями коридоров с бесконечными дверями, Александра уже понемногу начала в нем ориентироваться и ощущала себя спокойно. Откинув мысли, при каких обстоятельствах она здесь оказалась, наложница с любопытством изучала настенные росписи, подмечая, что визирь серьезно нарушает мусульманские традиции. Отчего у любопытной девушки возникло к нему множество вопросов, которые она решила приберечь до подходящего случая. Не найдя по пути ни одной живой души, славянка добралась до выхода, где всегда была стража, которая на этот раз, к ее удивлению, без промедления выпустила рыжеволосую наружу. И ответом на эту неожиданность стала знакомая фигура во дворе. Ибрагим уже был здесь, а рядом с ним красовались, переминаясь с ноги на ногу, два вороных коня. Иссиня-черная шерсть животных, переливалась на солнце, завораживая своим блеском. Александра всегда обожала лошадей, но таких прекрасных представителей ей еще видеть не приходилось. — Они такие огромные, — изумлённо произнесла девушка, подойдя ближе и не отрывая глаз от великолепных животных. Прежде она видела лишь низкорослых арабских лошадей, по сравнению с которыми эти двое были просто гигантами, отчего ей даже стало страшно, что она не сможет управиться со своим конем. — Да, они отличаются от местных, немецкая порода. Мы привезли их из военного похода, — прокомментировал ее замечание визирь. — Так значит ты прибыл издалека, — полушепотом произнесла девушка, обращаясь к животному, и аккуратно потянулась к бархатному носу, отчего Ибрагим дёрнулся вперед, потому как нрав у его коня был не из дружелюбных. Жеребец уже не раз оставлял отпечатки своих зубов и копыт на слугах, что служили на конюшне, и подпускал к себе лишь своего всадника, но, казалось, замер от нежного прикосновения Александры и тихо зафырчал от наслаждения, прикрыв свои большие печальные глаза. Она покорила не меня одного… Подумалось мужчине, что удивлённо наблюдал за этой картиной.***
Наконец, выбравшись за пределы дворца и выехав на лесную дорогу, двое всадников погнали лошадей галопом. Несмотря на то, что Александра несколько месяцев не сидела в седле, она великолепно держалась и нисколько не отставала от мужчины, который то и дело поглядывал в ее сторону, следя, как думалось девушке, чтобы она не упала, но на самом деле любуясь, как рыжеволосая разрумянилась от быстрой езды. Ветер свистел в ушах, не в силах угнаться за резвым аллюром норовистых жеребцов. Сердце билось в груди дикой птицей, готовое, казалось, выпорхнуть, пока девушку все больше и больше охватывал азарт. Игривое настроение, что было с ней с самого утра, подстегнуло ее пришпорить коня, отчего он помчался еще быстрее, и уже в следующее мгновение рыжеволосая обогнала визиря, который не ожидал от нее такой прыти и лишь изумленно посмотрел вслед на сверкающие подковы. Девушка не представляла, где сейчас находится и куда направляется, лишь мчалась вперед, раскинув руки в стороны, и счастливо смеялась. Она почувствовала себя необычайно легко и свободно, вдыхая свежий лесной воздух, пока вокруг стремительно промелькивали деревья и полянки с полевыми цветами. — Александра, — послышался смешливый голос визиря, что уже слегка отстал, но зачарованно наблюдал за девичьими эмоциями, радуясь, что смог вызвать у нее такой восторг. Девушка будто сияла и совершенно не была похожа на ту загнанную в глухую чащу лань, что брыкалась на него всего пару дней назад. Поняв, что слегка увлеклась, рыжеволосая замедлила лошадь, по бокам которой уже струился жаркий пот, и обернулась к мужчине, краем глаза уловив сверкающие водные блики. Теперь она поняла, куда они ехали… Визирь свернул в сторону, и девушка поехала за ним мимо высоких скал, а через несколько мгновений оказалась в небольшой живописной бухте. Солнце уже было высоко над горизонтом и сияло во всю силу, поблескивая на бирюзовых волнах. Здесь был слышен лишь шум прибоя, тихий шелест листьев, а легкий морской ветерок приятно щекотал лицо. Ибрагим первым спрыгнул с лошади и, не упустив возможности почувствовать девушку в своих руках, ловко обхватил ее за талию и помог спуститься. И только почувствовав под ногами землю, Александра ощутила, как колени слегка подкосились, отчего она инстинктивно впилась пальцами в плечи мужчины, заставив его обеспокоиться ее состоянием. — Все в порядке? — Кажется, я немного переусердствовала, — пробормотала наложница, чувствуя, как ей слегка обносит голову. Все же беспокойство и волнение последних дней не прошли бесследно, отразившись на ее самочувствии. — Разве? Всего лишь обогнала одного из лучших наездников империи, — усмехнулся грек. Только сейчас, почувствовав горячее дыхание мужчины на своей коже, наложница поняла, как близко друг к другу они стоят. Приоткрыв веки, девушка увидела его губы в нескольких миллиметрах от себя, и в памяти непроизвольно всплыли воспоминания, как они ласкали ее шею. Но, моментально откинув их сторону, Александра мягко отстранилась, сверив Ибрагима озорным взглядом. — Высокого вы о себе мнения, Паша Хазретлери. Ведь я еще и давно не практиковалась, — поддела она визиря, заметив, что его взгляд начал слегка туманиться, по-видимому, от тех же самых мыслей. — Идем, присядешь, — хрипло проговорил мужчина, подтверждая ее догадки, но ладони со спины не убрал. На берегу уже был подготовлен уютный шатер с разноцветными мягкими подушками, а на столике по центру стоял завтрак. Все также не отпуская от себя рыжеволосую, Ибрагим усадил ее и следом устроился совсем рядом так, что ткани их одежд невесомо соприкасались. — Ты ведь не из этих краев, верно? — завел разговор визирь. Это единственное, что он знал о девушке, и сейчас был подходящий момент узнать и другие подробности, которые не давали ему покоя с момента их встречи. На этот раз славянка легко пошла на разговор, и без задней мысли рассказала о своей жизни в Крыму, о людях, что заменили ей семью, которой она не знала, о приезде в Османскую империю… невольно заставив мужчину уже в который раз окунуться в прошлое. Ибрагим знал девушку всего ничего, но с ней он впервые за много лет смог без режущей сердце боли вспомнить о своем детстве. Пока наложница делилась своими счастливыми воспоминаниями, в его голове тоже возникали давно забытые образы радостных дней. Раньше они не посещали его. Все хорошее перекрывалось пережитым страхом и ужасом… но в ее присутствии все было иначе. Рыжеволосая словно солнце осветила то, что было поистине важно, и спрятала отголоски его отчаяние в глубокой тени прошлого. За этим разговором время текло безжалостно быстро. Ибрагим даже не заметил, как пробежало два часа, и настала пора отправляться в Топкапы. Нехотя он оторвал взор славянки и приказал слугам привести лошадей. — Александра, мне уже нужно ехать. Можешь остаться здесь еще немного или вернуться во дворец. С тобой останется моя охрана, они обо всем позаботятся, — обратился к рыжеволосой мужчина, после чего поднялся и, взобравшись на своего вороного жеребца, кинул последний взгляд на девушку, что провожала его грустными глазами... и на душе стало еще теплее. С самого начала визирь и не думал, что наложница вообще станет выполнять их договоренности, не говоря уже о вчерашнем рвении. А увидев ее искреннее расстроенной своим уходом, грек вовсе лишился почвы под ногами. Единственным желанием было остаться рядом с ней, но даже второй человек в империи не всегда может делать то, что ему хочется, потому мужчина сжал бока коня и немедленно пустил его галопом по в сторону дворца, пока еще был в состоянии управлять собой. Он нёсся по узкой лесной дороге, рассекая воздух, который со свистом проносился мимо него, и совсем не замечал, как стремительно приближался к пункту назначения. Все его мысли занимала рыжеволосая красавица, вызывая внутри приятный трепет. В голове еще была свежа каждая секунда, проведенная с ней, и его сердце пело от счастья, а губы расплывались в глупой улыбке как у мальчишки, что впервые в жизни влюбился. Ибрагим был искренне рад, что девушка наконец-то начала делать первые робкие шаги навстречу, понемногу открываясь ему. И даже этой малости было достаточно, чтобы изменить его. Все сознательные годы жизни визирь посвятил другим. Он не видел в жизни больше никакой цели, кроме как служение своему государю и процветание империи, и тратил на это все свое время и силы. При этом о себе мужчина совершенно не думал и отодвигал свои желания и стремления в сторону. Визирь был поистине одинок… хотя падишах называл его своим братом, в их отношениях всегда были строгие границы, пересечение которых грозило греку лишением головы. Ибрагим никогда не забывал этого и строго следовал голосу разума, отключая все чувства. Таким он был… истинным рабом своего господина и империи… всего пару дней назад. Но первый дикий взгляд лазурных глаз будто что-то изменил в нем… прежде он никогда и ни в ком не видел столь открытого неповиновения. Разумеется, попадались взбалмошные рабы, которые смели воспротивиться судьбе, но ими руководила глупость. В таких случаях всего лишь страх перед болью и смертью превращал их послушных слуг. Но здесь было другое... Александра сознательно шла на смерть, не готовая мириться ни с чем, что шло вразрез с ее стремлениями и желаниями. И эта прямолинейность подкупала Ибрагима и заставляла задумываться о собственной жизни. Он считал себя сильным, отважным и даже могущественным. Но уже успел признавать, что эти качества не шли в сравнение со стойкостью нежной юной девы. Вот почему ему так горячо хотелось добиться ее расположения… стать ближе… понять, что ей движет… она не была похожа ни на кого из тех, кто встречался ему прежде. Добравшись до дворца, мужчина машинально спрыгнул с лошади и пошел по хорошо знакомой дороге к своему кабинету, даже не смотря по сторонам, пока не почувствовал на себе настойчивый взгляд. На его лице все также было умиротворенное выражение и легкая улыбка, что Хатидже Султан не видела с тех самых пор, как они уехали от спокойной жизни в Манисе и перебрались в столицу. В последнее время визирь практически всегда был хмур и серьезен, и сейчас девушка насторожилась от мысли, что могло на него так повлиять. Единственным вариантом ревнивой султанши, что считала мужчину своим будущим супругом, стала другая женщина Девушка на долю секунды нахмурилась, но затем вернула себе безмятежный приветливый вид, решив украдкой разузнать, в чем дело. — Ибрагим Паша, добрый день. Вы сегодня прибыли позже обычного. Ничего не случилось? — невинно произнесла султанша, с трудом держа в узде свои подозрения и стараясь не выдать истинных чувств. Услышав звук ее голоса, Ибрагим выпрямился и скрыл все эмоции со своего лица, как великолепно умел. Он знал о привязанности Хатидже к нему еще с ранних лет. Когда-то они были очень дружны и часто проводили вместе время, прогуливаясь наедине по дворцовому саду. Хрупкая, нежная Хатидже действительно когда-то была дорога мужчине. Как и ее брату Шехзаде греку хотелось заботиться и оберегать ее, потому как девушка была слишком ранима и легко расстраивалась по любому поводу. Юная султанша же воспринимала его внимание как нечто большее… Однажды ранним весенним вечером, когда солнце лишь начало клониться к закату и окрашить пушистые облака в нежно-розовые тона, а двое молодых людей вновь медленно брели по садовым дорожкам, обсуждая прошедший день, Хатидже неожиданно взяла мужчину за руку. Это был робкий непозволительный для них жест, и когда девушка потянула его ладонь к своей груди, где чувствовалось гулкое биение ее сердца, Ибрагим понял, что перешел черту в дружеских отношениях с султаншей… — Ибрагим, я давно хотела вам сказать… — неуверенно заговорила она, когда его пальцы уже коснулись ткани платья, с трудом подбирая подходящие слова, а мужчина лишь напряженно наблюдал за ее эмоциями, понимая, какую рану на ее трепетном сердце оставят его следующие слова. Султанша же раскраснелась и бегала глазами по его лицу в поисках поддержки, и уже пожалела, что начала этот щепетильный разговор, но все же она была уверена, что Ибрагим отвечает ей взаимностью, и решилась сделать то, что было нельзя… Вместо слов, Хатидже потянулась к мужчине за поцелуем, что грек уже не мог проигнорировать. Мужчина резко отшатнулся и отдернул свою руку, готовясь осадить госпожу, но, увидев ее слегка испуганное лицо, нашел в себе силы смягчиться. — Хатидже Султан, — острожно заговорил Ибрагим, понимая, что сам виноват в сложившейся ситуации, — чтобы вы сейчас не хотели сделать или сказать, для нас это непозволительно. Я всего лишь один из рабов вашей династии. Вы же ее представитель. Надеюсь, впредь вы будете держать подобные порывы при себе, иначе мы оба пострадаем от этого. Хорошего вам вечера, госпожа, — с этими словами на губах, мужчина скрылся за поворотом извилистой дорожки, не позволив девушке проронить даже слова в ответ. Она лишь смотрела ему вслед, досадливо поджав губы и пытаясь принять, что он прав. Султанша ничего не могла поделать со своими чувствами, однако, он был ей важен, и девушка не хотела причинить возлюбленному вреда, поэтому решила больше не допускать таких порывов. С того разговора в саду Хатидже позволяла себя лишь робкие взгляды в сторону мужчины, но все изменилось, когда он поднялся в своем положении до подходящего уровня, став визирем. В то же время за эти годы Ибрагим уже давно и думать забыл о сильной привязанности госпожи. Был уверен, что с годами она уже давно прошла. Но эти надежды стали трещать по швам, когда девушка вновь начала без предупреждения врываться к нему в кабинет под разными предлогами… и сейчас, смотря в глаза султанше, что даже при всем усилии не могла спрятать своих эмоций от него, грек прекрасно понимал, что ее вопросы не просто голый интерес. — Доброе, госпожа. Не беспокойтесь, меня задержали лишь личные причины, — с акцентом на последних словах произнес мужчина, пытаясь в очередной раз достучаться до султанши, что расспросы с ее стороны неуместны. — Что-то случилось в вашем дворце? — вырвалось у девушки. Рядом с ним она никогда не могла держать себя в руках и желала знать все, что происходит в его жизни, не понимая, что этим заставляет возлюбленного все больше отстраняться. Она привыкла всегда получать то, что ей хочется, и даже не хотела думать о том, что Ибрагим не будет ее, ведь младшей дочери султана никогда ни в чем не отказывали. И больше того, она даже не понимала, почему грек медлит. Госпожа слепо верила в свои иллюзии, что они обязательно будут вместе, потому ответ и интонация мужчины ее нисколько не смутили и не навели ни на какие мысли. — Да, султанша. Но я бы не хотел забивать вам голову несущественными вопросами. — Мне интересно все, что связано с вами. — … госпожа, — с нажимом протянул мужчина. Терпение подходило к контрольной точке, и Ибрагиму еле хватало усилий, сдерживать себя, — мне кажется, в последнее время вы проявляется ко мне слишком много внимания, что могут неправильно истолковать, — напрямую заявил визирь, но даже эти слова уже были не способны образумить султаншу. Она не замечала его холодности, а в своих фантазиях девушка давно жила в их общем счастливом будущем. — Не тревожьтесь об этом. Времена изменились, теперь вы Великий визирь. И я уже давно хотела поговорить с вами о нас. — О нас?! — воскликнул мужчина, действительно сильно удивившись, что она позволила себе подобные выражения. — Когда-то вы сказали, что это невозможно из-за разницы в наших положениях, но теперь все изменилось, не так ли? Больше нет смысла медлить. Я собираюсь поговорить с братом, и уже скоро мы сможем… Слова выбили мужчину из колеи и словно лишили возможности говорить. Но визиря спас голос султана. Появившись за спиной сестры, он улыбнулся им обоим и поприветствовал своего друга. — Ибрагим, рад тебя видеть. Хатидже, я как раз собирался проведать Валиде, — добавил падишах, тем самым приглашая девушку пойти с ним, отчего султанша не могла отказаться, и, опустив глаза, покорно последовала за братом. Ибрагим же наконец смог сделать вдох. Хотя нового разговора с Хатидже было не избежать, по крайней мере он сможет все хорошо обдумать и найти выход из положения. Наблюдая, как две царственные фигуры скрываются за поворотом каменного коридора, Ибрагим ощутил, что встреча с сестрой султана вытянула из него все счастье, что было с ним утром. Если во дворец он буквально летел, не чувствуя под собой земли, то теперь его словно придавило огромной скалой, отчего еще сильнее хотелось вернуться к рыжеволосой...***
Весь день грек провел в поисках выхода. Ситуация была серьезней любого восстания, потому как касалась чувств любимой сестры султана. Визирь прекрасно знал, что Сулейман, конечно, не станет принуждать его к браку без его желания, но огорчение сестры обязательно скажется на их отношениях. А с тех пор, как Шехзаде стал правителем, напряжение и так стало ощущаться чаще. Лишь к вечеру Ибрагим смог оторваться от гнетущих мыслей и решить пару несущественных вопросов, когда вспомнил, что на сегодняшний день планировался приезда султана на ужин. Дни с рыжеволосой пролетели столь стремительно, что он и думать забыл о всех планах. И напоминанием послужило послание от его главной калфы, что все готово к приезду султана. Визирь сразу же направился к правителю, и тут его ждал еще один неприятный сюрприз… — Повелитель, — обратился к падишаху Ибрагим, — к сегодняшнему ужину все готово, мы может отправлять уже сейчас, — объявил Паргали. — Отлично, Ибрагим, только мы поедем не одни. Валиде, Хатидже и Махидевран отправятся с нами. Они давно никуда не выезжали, и сестра изъявила желание присоединиться к ужину. Визирь не ожидал такого поворота... — Как пожелаете, Повелитель. Только их не смутит присутствие Матракчи? — то, что художник приглашен на ужин, было последней невесомой надеждой грека на то, что приезд женщин султанской семьи будет отменен. Всё же присутствие на семейном ужине незнакомых мужчин выходило за рамки дозволенного. — Матракчи может остаться и отужинать с нами. Думаю, всем будет интересно послушать об его книге. А дела обсудим после ужина. — Хорошо, повелитель. Тогда я отправлюсь во дворец первым, чтобы предупредить об изменениях, и буду ждать вашего приезда. — Ступай, Паргали. Вышел Ибрагим из покоев Султана поникшим, ведь меньше всего ему сейчас хотелось проводить вечер в компании Хатидже Султан, которая обязательно найдет момент остаться с ним наедине и закончить начатый разговор. Но делать было нечего, и, добравшись до своего дворца, визирь первым делом распорядился подготовить стол еще для четырех гостей.***
Пока Султан находился в дороге, во дворце Великого визиря творился переполох. Слуги метались туда-сюда под чутким наблюдением Ибрагима. Это был первый ужин правителя в его новом дворце, и все должно было пройти великолепно. Но визирь предчувствовал, что с присутствием женщин что-то может пойти не по плану… Валиде всегда его недолюбливала. Махидевран после последнего инцидента была хмурой и, непонятно, что о нем думала. К тому же была вероятность, что Хатидже Султан может продолжить щепетильный разговор в присутствии своей семьи. От волнения становилось трудно дышать, поэтому мужчина то и дело отодвигал ворот кафтана, мельком посматривая на окно, и удерживал желание выйти и подышать свежим воздухом, потому как нужен был здесь, чтобы за всем проследить. Одна Гюльфем Хатун не вызывала никаких волнений, за что он был необычно ей благодарен. Вспомнив об этой девушке, Ибрагим решил, что не помешает поговорить с ней о Хатидже. Гюльфем всегда внимательно относилась к просьбам, не задавая лишних вопросов, и вполне могла спасти его и в этой ситуации***
В течение часа все приготовления были окончены, а экипаж с членами правящей семьи уже подъехал к дворцу. Беглым взглядом пройдясь по залу для приема, Ибрагим вышел встретить гостей, которые первым делом похвалили его вкус в оформлении сада. Только несколько месяцев назад этот дворец был нежилым и выглядел заброшенным, но сейчас он обрел новую жизнь. Здесь благоухали экзотические цветы, а двор украшали монументальные каменные статуи иноземных богов. Необычное оформление пришлось по вкусу всем, кроме Валиде Султан, которая не преминула прокомментировать, что второму человеку в государстве не пристало поклоняться идолам. — Валиде, вы преувеличиваете. Это всего лишь произведения искусства, — одернул ее Султан, волнуясь, что слова матери могут огорчить его друга, на что женщина искривила губы, косо поглядев на Ибрагима, но все же придержала очередную колкую фразу и гордо направилась ко входу во дворец. — Не переживайте, Паша, эти статуи прекрасны, просто Валиде слишком чтит правила и традиции, — решила поддержать мужчину Хатидже, на что визирь лишь выдавил подобие благодарной улыбки и жестом руки предложил гостям также пройти внутрь. Его нисколько не волновало мнение кого бы то ни было о его статуях. Для него они были частью культуры, в которой он воспитывался, и, глядя на них, Ибрагим вспоминал настоящего себя, откуда он родом, кто он есть на самом деле. Они были его связью с потерянной жизнью, которую он никогда не проживет, став рабом Османского государства…***
Все гости, после позволения Султана, расселись по своим местам, и с первой секунды ужина визирь чувствовал на себя пристальный взгляд Хатидже. Девушка практически не отрывала от него глаз, заставляя мужчину напрягаться и стискивать вилку в руках, ведь заметь это Повелитель или Валиде Султан, что без того была недовольна им, то его ждут большие неприятности. Хотя падишах был к нему благосклонен, визирь прекрасно понимал, что любой вопрос, связанный с членами семьи, мог изменить его положение. Ибрагим вновь вспомнил о своем намерении поговорить с Гюльфем, которая наверняка была осведомлена о чувствах своей подруги. Оставалось только выкроить для этого подходящий момент. Подумав о девушке, он провел мимолетным взглядом по присутствующим и зацепился за фигуру Гюльфем, тоскливо подумав, почему все женщины не могут быть такими вдумчивыми и спокойными. Этот взгляд был недолгим, но его хватило Хатидже. Давняя любовь к визирю мешала видеть реальную картину мира и мыслить здраво. И пока он даже не думал о ней, девушка в каждом его взгляде, жесте и поступке наблюдала скрытый подтекст, и этот раз не стал исключением. Проследив за задумчивыми глазами паши, султанша обернулась к Гюльфем и крепко сжала челюсти, чувствуя внутри ревностный огонь, который начал разрастаться по всему её телу. В этот момент она даже не задумалась, что Гюльфем была наложницей Повелителя, да со своим кротким характером никак не могла решиться даже посмотреть в сторону кого-то другого. Сейчас для Хатидже она была лишь привлекательной женщиной, на которую засматривается мужчина, который принадлежал самой султанше, отчего она начинала потихоньку закипать и всеми силами пытаться поймать взгляд визиря, уже даже не задумываясь, что это могут заметить присутствующие. В голове ярко горели воспоминания о сегодняшнем утре, когда она встретила счастливо улыбающегося визиря, а затем не смогла отыскать во дворце Гюльфем. Позже оказалось, что девушка все утро провела в саду. Тогда султанша не придала этому особого значения, хотя раньше не замечала у Гюльфем любви к одиночным прогулкам. Но сейчас, наблюдая, как визирь внимательно смотрит на наложницу правителя, султанша сделала один единственный вывод — что они вполне могли прогуливаться вместе. Но совершенно не представляла, когда могли начаться их отношения и сколько уже продолжаются. От всех этих мыслей Хатидже вперила напряженный взгляд в тарелку и сжала вилку в руках до побеления костяшек, что не ушло от взора Махидевран. Подняв удивленный взгляд на подругу, мать Шехзаде попыталась понять, что стало причиной такого настроения. Только днем сестра султана прекрасно себя чувствовала и с воодушевлением говорила о вечерней поездке на ужин во дворец паши. У самой Махидевран не было настроения уже несколько дней. Исчезновение последней наложницы не прошло без последствий. Как и паша, Валиде Султан, хотя и не напрямую, но высказала ей свои переживая, дав понять, что все понимает, отчего девушке стало еще хуже. Теперь она лишилась оружия и понимала, что в скором времени у падишаха может появиться новая фаворитка. С рождения старшего Шехзаде прошло уже больше пяти лет, но она так и не смогла родить еще одного ребенка, а значит у ее сына определенно появится конкурент в борьбе за престол от другой женщины, и она ничего не сможет с этим поделать, кроме как наблюдать со стороны. С момента приезда в Стамбул черкешенка ежедневно с тоской вспоминала счастливые дни в Манисе, когда в жизни будущего султана не было никого, кроме нее. Но по приезде в столицу все кардинально изменилось. …изменился султан, что любил только ее… …Ибрагим, что всегда был ее опорой… …Хатидже, с которой они могли говорить ночами напролет… Сидящие сейчас вокруг нее люди были единственной семьей, которую она помнила. И они были настоящей семьей, но все разрушило восшествие любимого на престол. Первой пострадала она от бесконечной вереницы других женщин и холодности мужчины, для которого она некогда была всем миром. А теперь Махидевран видела ту же тоску в глазах сестры султана, но Хатидже давно уже перестала делиться с ней своими мыслями, потому черкешенка могла только догадываться, кто стал причиной таких мучений. Но султанша однозначно была чем-то подавлена и даже разозлена, с чем наложница прежде никогда не сталкивалась. Лишь Матракчи был совершенно спокоен и с любопытством подмечал настроения окружающих. Как художник он отлично разбирался в человеческих эмоциях, а паша в подробностях рассказывал ему обо всем, что происходило во дворце. Потому его разум рисовал весьма любопытную картину и наводил на интересные размышления, которые, впрочем, мужчина, всегда держал при себе и делился ими лишь с дорогими ему людьми, когда они нуждались в поддержке. Разумеется, самой любопытной фигурой для Матракчи был сам Падишах. С виду властный и могущественный сын Селима Грозного внушал окружающим лишь трепет и страх. Но Матракчи довольно хорошо знал его поэтичную натуру. И было довольно интересно наблюдать за его взаимодействиями с членами семьи. Особенно, это касалось взглядов и фраз для его Валиде. Женщина была явно недовольна обстановкой, смущая своим откровенно выраженным недовольством не только всех присутствующих, но больше всего собственного сына. А к концу вечера султанша вновь не сдержала неуместных комментариев по поводу росписей на стенах, и на этот раз даже слова сына не смогли остановить поток ее мысли, настолько она была возмущена, что дворец был оформлен в европейском стиле. — Сын, это непозволительно. Что скажет народ о том, что твой Великий визирь поклоняется культуре иноверцев? Это поставит под удар твою власть и репутацию всей династии… — Валиде, прошу вас. Мы собрались поужинать. Ни к чему сейчас вести такие разговоры, — лениво парировал ее высказывания Султан, прекрасно понимая, что его мать все равно не последует его просьбе. — Ну раз мое слово уже ничего здесь не значит, оставлю вас, — с этими словами Валиде поднялась из-за стола и покинула обеденный зал, а несколько мгновений погодя, с позволения Султана, за ней отправились все женщины, позволив мужчинам спокойно выдохнуть.***
Тем временем Александра, что вновь весь день провела в библиотеке, даже не знала о приеме. Суета во дворце не коснулась той части дворца, где она была, и не привлекла ее внимания, потому девушка не подозревала с кем ей придется столкнуться… Уже был поздний вечер, когда она поднялась с тахты, отложив в сторону книгу, и направилась в сад. Стояла чудесная теплая погода, не было ни дуновения ветра, а воздух наполняли цветочные ароматы, что так благоволило совершить прогулку. Больше всего в дворцовом саду девушку привлекал розарий. Отчего-то розы напоминали ей о семье, которую она не знала. Их нежный душистый аромат был будто отрывком из детских воспоминаний, давно затерявшихся в глубинах памяти. Рыжеволосая не знала, где родилась и кем была, но точно знала, что там ее окружали розы, потому сразу заприметила их в саду визиря, что стал ее любимым пристанищем. Алые, белоснежные, цвета ночного неба… здесь были собраны розы всевозможных и самых поразительных форм и окрасок, и славянка с восхищением и трепетом любовалась бархатными бутонами, невесомо проводя по ними кончиками пальцев. Были только она и эти прекрасные цветы, что буквально заворожили наложницу, потому она не замечала ничего вокруг и даже не обратила внимания на приближающиеся за спиной шаги и женские голоса.***
Последовав вслед за Валиде Султан, девушки из семьи султана также вышли в сад, надеясь найти ее на площадке перед дворцом, но женщины там не оказалось. Один из стражников дворца сообщил, что женщина направилась в сад, и султанши решили разделиться, чтобы как можно скорее отыскать ее. Хатидже все еще была молчалива, и даже исчезновение матери не оторвало ее от мыслей об Ибрагиме и Гюльфем, которая отправилась на поиски вместе с ней. Искоса поглядывая на наложницу, что оглядывалась по сторонам, пока сестра султана продумывала, как вывести девушку на чистую воду. — Этот сад ничем не уступает нашему, верно, Гюльфем? — решила начать султанша издалека. — Вы правы, Хатидже Султан. Паша очень постарался и превратил его просто в райское место, — благодушно отозвалась Гюльфем, продолжая брести по тропинке. Хотя она заметила напряженные нотки в голосе султанши, но не придала им значения, решив, что она волнуется о своей Валиде. Но уже следующий вопрос несколько ее удивил. — Это верно. Ты здесь в первый раз? — Разумеется, госпожа, — Гюльфем была настолько невозмутима, что Хатидже даже не знала, от чего оттолкнуться в этом разговоре, когда мимолётным взглядом зацепилась за фигуру в лунном свете, что притаилась у пышного розового куста. Хатидже нахмурилась… даже издалека было видно, что перед ней стояла изящная девушка. Длинные огненные локоны струились по ее прямой спине, а тело облегал белый расшитый золотом шелк. Внутри что-то кольнуло от подозрения, потому как мало кто мог так безмятежно разгуливать по дворцу визиря, и госпожа стремительно направилась к незнакомке с намерением выяснить, что та забыла здесь, да ещё в такое время. Гюльфем, засмотревшись в другую сторону в попытке разглядеть знакомую фигуру Валиде, не сразу уловила момент, когда осталась без компании Хатидже, пока султанша уже вплотную приблизилась к рыжеволосой и схватила ее плечо, отчего Александра передёрнулась всем телом, почувствовав, как чужие пальцы больно впились в ее кожу и дёрнули в сторону. В развороте наложница отшатнулась назад, округлившимися глазами осмотрев стоящую перед ней хрупкую незнакомку, что прожигала ее озлобленными глазами. — Ты кто такая? Что здесь делаешь? — требовательно рыкнула султанша грозным голосом, что никак не соответствовал ее внешнему виду. Но мгновение славянка даже потеряла дал речи, но она была не из робкого десятка… — По какому праву вы разговариваете со мной в таком тоне? Уберите руки, — спокойно произнесла она в ответ, поборов нахлынувшее волнение и чувствуя, как пальцы на ее плече всё крепче впиваются в кожу, доставляя дискомфорт, отчего становилось понятно, что отпускать её явно не планируют. Хатидже пропустила требование девушки мимо ушей и продолжила гнуть свою линию. — Отвечай на вопрос, который был задан! Что ты делаешь во дворце паши? Разворачивающаяся ситуация Александре не нравилась. Особенно выводила из себя наглость незнакомой девушки. Без церемоний откинув от своего плеча руку султанши, рыжеволосая слегка оттолкнула госпожу, отчего Хатидже опешила и в тот же миг будто ослепла от нахлынувшей ярости. Белоснежную щеку славянки обожгла звонкая пощёчина, а госпожа вновь подошла к девушке вплотную, угрожающе смотря свысока. — Ты хоть знаешь, кто я? Как посмела проявить ко мне неуважение?! Александра поджала губы и вклинилась в лицо султанши острым взглядом исподлобья. Ладони крепко сжались в кулаки так, что ногти оставили на нежной коже алые полумесяцы. Между девушками закипали злость и напряжение, потихоньку туманя разум. — Если бы сперва вы оказали подобающее уважение, а не хватали меня словно бешеная кошка, то… — все также спокойно старалась отвечать Александра, но ее голос заглушил очередной возглас. — Закрой свой грязный рот! — Хатидже вцепилась в предплечье девушки и резко тряхнула, — немедленно извинись! — это стало контрольной точкой, после которой рыжеволосая уже не смогла сдержаться… оттолкнув от себя госпожу, славянка перешла на повышенный тон: — И не подумаю! Хватит меня трогать! — Ах, ты ж… Будто обезумевшая, Хатидже схватила Александру за волосы и дёрнула в свою сторону. Наложница вцепилась в ее руки, пытаясь отцепить от себя, но хватка была мертвой. Славянка выворачивалась, как могла и вскоре обе девушки потеряли всякое равновесие, упав в ближайшие кусты. Хатидже придавила рабыню своим весом и вцепилась той в лицо, но получила ответную пощёчину. Ветки кустов и шипы роз царапали, впивались в кожу, оставляя кровавые следы, но из-за бушующего в крови адреналина вся боль притуплялась и меркла. Неизвестно, сколько бы ещё это продолжалось, если бы не вмешались со стороны…. — Что здесь происходит?! Хатидже! Пребывая в чудовищном изумлении, Валиде Султан в ужасе подлетела к девушкам и оттолкнула Хатидже от незнакомки, а затем за руки оттащила в сторону. — Мама, пустите! Эта дрянь должна быть наказана! — кричала молодая султанша, все еще находясь в забытье и продолжала дико вырываться. Александра же, откинув с лица прилипшие волосы, принялась выбираться из кустов, пока статная женщина удерживала бушующую незнакомку. И, поднявшись на ноги, рыжеволосая не смогла промолчать и прокричала: — Почему эта женщина накинулась на меня ни с того ни сего?! Кто вы такие?! — воскликнула наложница, тяжело и часто дыша. Ее возмущению не было предела, и в голове не было абсолютных никаких мыслей, кроме зверского негодования. Валиде перемещала свой ошеломленный взгляд с одной на другую, пытаясь сложить в голове возможную картину произошедшего, и остановилась на Хатидже, лицо которой перекосилось от злобы. — Хатидже, что ты здесь творишь?! Зачем ты ввязалась в драку?! — грозно произнесла султанша, все еще не зная, как реагировать в этой ситуации. — Она посмела не подчиниться моему приказу! — Да ты кто такая, что я должна… — продолжила возмущаться рыжеволосая, но была прервана Валиде Султан. — Замолчи! Перед тобой члены османской династии. Держи свой язык за зубами, пока не разрешат говорить! — выпалила женщина на одном дыхании. Изумление от произошедшего уже начало потихоньку отступать на второй план, оставляя после себя чувства стыда и досады за то, что ее дочь замешана в подобном инциденте. К этому моменту уже и сама султанша начала приходить в себя и понимать, что она натворила и как все это выглядело со стороны, — Гюльфем! — обратилась Валиде к подлетевшей девушке, которая увидела уже только конец сцены, и, сломя голову, понеслась к своей подруге, — немедленно езжайте в Топкапы и не высовывайте носов из своих покоев, — приказала султанша тоном, что не терпел возражений, потому девушкам ничего не оставалось, как поспешно удалиться.