Фиолетовый Sprite

***

Кто такой Бог, чтобы его все слушались? А что, если Сезар этого не хочет? Может быть, он просто хочет чего-то или кого-то особенного для себя. Для своей искалеченной души. Чтобы этот кто-то был заплаткой или пластырем на его гниющие раны. Но Торрес, как гиена, хватает своего мертвого в эмоциях возлюбленного за ногу и тащит к себе в конуру, чтобы обглодать его кости и последние искры любви. Любовь гаснет, как светлячки на рассвете в поле. Она не может долго держаться в раздробленной грудной клетке шатена. Точнее, любовь никогда не останется с вами навечно. Возможно, она вольется во что-то большее, а иногда в что-то отвратительное. Торрес где-то глубоко в больном мозгу, точно, кристально чисто понимает, что все, что он делает, не есть хорошо. Но кто его может остановить? Пока никакого соперника нет, то и суда тоже. Его сознание меняется, и если бы он вовремя понял, что болен, то не принял бы все, что выдает его больной мозг, за чистую монету. — Сезар…? Ты опять смотришь в стену этим тупым мертвым взглядом. Ах да, они же сидят вместе с Марком в самом замечательном кафе округа Мандела. Здесь приятно пахло кофе и сдобой, от чего во рту собиралось огромное количество слюней, а ручки так и норовили купить выпечку и вкусить этот прелестный вкус на собственном язычке. — А? Что? — черноволосый пару раз моргает и возвращает свой взгляд зрачков обратно на сидящего перед ним Хитклиффа, попутно глупо улыбаясь, — Ты что-то спросил? — Повтори свой вопрос, Сез. — спокойно и вкрадчиво поясняет Марк. — Кто такой Бог, чтобы его все слушались? — повторяет этот назойливый вопрос Торрес. Сезар чувствует, как взгляд его друга скользит по его коже в непонимании. От такого взора казалось, что под его кожей скребутся жуки Скарабеи из какой-нибудь гробницы фараона в Египте. И все это жутко хотелось расчесать. Расчесать до крови и слезающей кожи с плоти. Лишь бы Марк не догадался о том, что черноволосого интересует только пустая болтовня Хитклиффа. Но не о Боге. Пускай его друг говорит обо всем. Все, что прочитал в этой книжонке в церкви во время молитв, а Торрес просто будет слушать прекрасный голос шатена. — Ну, Бог любит своих детей. То есть нас. — Марк в раздумии берет с виска прядку волос и начинает вертеть ее на пальцах, — И он прощает нам все грехи. Так что если ты чистосердечно извинишься перед ним, то он дарует тебе свою милость и любовь. Любовь. Странная штука, если честно. Сезар никогда не испытывал любви, кроме обычной кровной привязанности к родителям. Но когда он увидел Хитклиффа в тот день возле медпункта, то все полетело вокруг, как в эпицентре массового торнадо самого высокого класса. Хотелось выблевать кишки вместе с этими мерзкими бабочками наружу. Хотелось растоптать свою же грудь, которая нервно, словно в эпилепсии, дергалась от чувства первой влюбленности. — Правда круто? Наш Создатель заботиться о нас настолько, что пожертвовал сыном своим Божьим Иисусом Христом. — Хитклифф как ни в чем не бывало потягивает из стаканчика еще теплый вкусный латте, — Он любит нас и своего сына тоже. Почему он любит своего сына, раз навлек на того страдания и расплачивания в виде смерти? Это ли та самая любовь в таком чистом проявлении? Любовь как казино. Какую фишку бросишь и какую ставку предложишь — вот что вершит твою дальнейшую судьбу. Торрес хочет вершить судьбу его лучшего друга Марка. Он и вправду хочет взять этого милого ангелочка к себе и переломать тому все позвонки в крылышках, чтоб не улетел с гнездышка Сезара. — Марк, почему ты веришь в Бога? — черноволосый судорожно глотает воздух в прогнившие от вечных избиений легкие, — Он же просто не существует! Как ты можешь верить в такой бред сивой кобылы? Хитклифф замолкает, а его глаза начинают нервно бегать по всему помещению кафе, пытаясь ухватиться за любую деталь, чтобы не смотреть в глаза Сезара. Он просто не может вот так взять и признаться тому в том, что видит в Боге спасение его насущных проблем. Ведь как удобно просто взять и сказать, что так Бог велел. Простая и универсальная отмазка на все, верно? — Сезар, я уже тысячу и один раз говорил из-за чего я… И вообще, почему ты задаешь такие неудобные вопросы, чувак? — шатен сипло с хрипотцой хихикает. Марк влюблен по уши той самой чистой любовью в Сезара, а Торрес наоборот был влюблен самой отвратительной и грязной недо-любовью в Хитклиффа. — Ну, понимаешь, не думаю что искать спасение в Боге — это нормально. — под нос бурчит черноволосый. — Блять, Сезар! Не думаю, что то, как ты дрочил в прошлом на то, как тебя избивают — это нормально! — в ответку тараторит Хитклифф. Земля уходит из-под Торреса, а его сознание улетает за пределы Галактики понимания. Как Марк, черт возьми, догадался? Может быть, Сезар как-то спалился? Что вообще этот идиот знает об его состоянии. Марк даже не представляет, что внутри черноволосого есть целый прекрасный и отвратный мир, в котором шатену поклоняются, как будто он Бог. Он точно не хотел бы знать, какие именно извилины шевелятся у того в мозгу и какие фантазии пролетают перед глазами. — Марк, ты ничего не знаешь… — Что именно я не знаю?! — кричит в ответ шатен. Марк заебался смотреть на то, как Торрес, будто наркоман, шляется по улице и мертвецким взглядом на всех смотрит. А прохожим хоть бы хны. Они все видят на месте эмоционально нестабильном парне, прилежного и идеального Сезара Торреса. Хитклифф прекрасно знает, что у того в семье проблемы, но это не такой уж и повод вести себя, будто ты умалишенный. — Марк… Слушай, я тебя люблю и уважаю, но пожалуйста, отстань от меня с этими вопросами раз и навсегда… — вздыхает черноволосый и прикрывает глаза, а после ощущает как Марк встает со стула из-за стола. — Я тоже люблю тебя, дружище, но все-таки тебе нужно пойти и попросить психологическую помощь. — говорит Хитклифф и уходит из кафе. — Бля-я-ять… — стонет Сезар и зарывается руками в волосы, — Как обычно «люблю как друга»… Но ничего, Марк, ты получишь мою любовь. Ведь она такая сладкая и идеальная. Сезар кое как доходит домой на негнущихся ногах. Все его тело бросает в жар только от мысли, что он может провернуть какое-нибудь похищение Марка к себе в дом, чтобы они навечно были вместе. Ведь они, как инь и янь, должны быть только вместе. Но у Торреса только черная часть в этом дуэте, а у Хитклиффа белая, ибо тот чересчур невинный. — Где ты опять шлялся? — окликает его голос из проема двери кабинета его отца. Ах, точно, опять это его мать. Эта женщина и так уже наследила в его жизни вдоволь, а сейчас опять пристанет с этими заебанными и никому не нужными вопросами. — Я не шлялся, а гулял. — сказал как отрезал Торрес, — Все конспекты и тому подобное выучены, домашка сделана, а дом находится в чистоте и порядке. Что тебе еще нужно, матушка? — Чтобы ты дома был, птенчик. А будешь пытаться улететь от меня, то я тебе быстренько крылья сломаю. — мило улыбается Миссис Торрес. — Остань уже от меня. Ты и так воспитала из меня идеального человека, все как ты хотела. — Сезар сжимает руки, а его ногти впиваются в ладонь, — Ты влила в меня все, чего ты не смогла добиться! — Закройся шавка. Это ли материнская любовь к своему ребенку? Является ли это тоже той самой красивой и любимой любовью в глазах всех людей? Торрес не знает такого понятия, как «любовь». Есть только одержимость и привязанность. Лучшие подружки, которые идут рука об руку с гнилым сердцем Сезара. Пока его сознание конфликтует с самим собой, его нежные симфоничные руки с легкостью разрывают плоть кухонным ножом. — Прости, мам. Его мать лежит под ним истекая кровью из разорванного горла. Она пачкает красной жидкостью весь паркет и Торрес лишь недовольно цыкает на это. Нож выскальзает из ослабевших рук и со звоном падает на пол. Хотелось залезть рукой в дырку у нее на шее и вытащить оттуда все голосовые связки. Чтобы та больше никогда не смогла навязать ему свою любовь и правила идеального поведения. Эта женщина просто довела его. Он ни в чем не виноват. — Гори в Аду, мразота. — шипит словно дворовая кошка Сезар. Но он то сам знает, что единственный, кто тут будет гореть в Аду — это только он сам и его довольные бесы в голове.