Цена вечности: Сумрачные лабиринты

Чернота рассеивалась медленно, тяжело, цепляясь за сознание липкими щупальцами. Едва ощутив, что может двигаться, Эскель вскочил на ноги, готовясь к битве, но рядом никого не оказалось. Его окружали ровные каменные стены маленькой камеры, ровно под размер лежащего человека. Ни стола, ни кровати. По стенам кое-где сбегали струйки воды, поблескивающие в свете одинокой свечи, прилепленной прямо к стене. От свечи его отделяла решетка с толстыми прутьями, совсем как в темнице. Эскель попытался разглядеть что-нибудь за пределами камеры, но увидел только длинный коридор, уходящий в обе стороны. Коридор напоминал скорее тоннель, пробитый в скале водой. Ведьмачьи мечи исчезли, как и сумка с эликсирами. Кто-то забрал даже кинжал из голенища сапога. Эскель схватился за шею и с облегчением обнаружил там медальон, последнее, что у него сохранилось. Одежда оставалась еще влажной, значит, без сознания он пробыл недолго. Выудить из воспоминаний хоть что-то полезное среди обрывков образов не удалось. Как назвал себя тот подозрительный человек? Хозяин моря? Эскель не был уверен, что разговор ему не приснился. Сделав несколько шагов, он наткнулся на стену. Попробовал подергать решетку. Свеча нервно мигнула несколько раз и затрещала. Эскель с подозрением уставился на нее. Находясь в незнакомом месте неизвестно у кого, он был готов ожидать опасности откуда угодно. В гулкой тишине раздался шелест одежд. Эскель замер, прислушиваясь, отступил от решетки, оставляя себе место для маневра. Он расслышал тихие одинокие шаги, неторопливые и тяжелые. А потом увидел старика в серой мантии, в котором безошибочно угадал чародея. Только чародей мог смотреть на ведьмака льдисто-равнодушным взглядом, растягивая губы, полускрытые длинными усами и белой бородой, в непонятной брезгливой улыбке. Эскель инстинктивно скрестил на груди руки, не желая начинать разговор. — Я мог бы поприветствовать тебя более учтиво, господин ведьмак, — неожиданно сильным для своего возраста голосом заговорил старик, — но ты оказался слишком назойлив, и мне пришлось действовать грубо. Но я отброшу свою неприязнь, если мы найдем возможность договориться. — Где мое оружие? — мрачно спросил Эскель. Старик ему не нравился, главным образом, из-за темницы, которую не спешил открывать. — Оно в полном порядке, в надежном месте. Нет нужды беспокоиться, — безмятежно ответил старик. — Я лишь забочусь о собственной безопасности. Неразумно рисковать, не зная, что привело тебя на мой остров. — Отдай мои мечи, и я уйду отсюда, — пообещал Эскель. — Я пришел не за тобой, а за человеком, что погиб здесь недавно. — И только? — старик недоверчиво вскинул брови. — Да, нехорошо вышло. Знай я заранее о причинах твоего появления, надежнее бы укрыл вход. Но теперь мне остается только принести извинения за свою оплошность. Чародей, приносящий извинения. Эскель решил, что такое событие стоит запомнить, как и учтивое «господин ведьмак». Вполне возможно, действительно произошло недоразумение. Как и большинство своих собратьев, Эскель не любил чародеев и не доверял им, но доброжелательный, пусть и отдающий высокомерием, тон старика позволял надеяться на удачное разрешение ситуации. — Ты сможешь заняться входом, когда я уйду, — предложил он, тоже стараясь быть вежливым. Старик ничего не имел против него, так не стоило ввязываться в конфликт, если можно его избежать. По крайней мере, не стоило этого делать, сидя в клетке. — Если бы все оказалось так просто, — явно притворно вздохнул старик. — Видишь ли, я надеялся, что никто меня здесь не найдет. Чувствую, что ты не лжешь и действительно искал не меня, но теперь нам будет непросто разойтись. Специфика моей деятельности не позволяет потворствовать слухам. — Мне плевать, чем ты тут занимаешься, — Эскель все еще надеялся договориться. — Разойдемся добром и забудем о встрече. — Боюсь, не получится, — старик развел руками. — Не хочу, чтобы мой остров всплыл в досужих разговорах. Я ценю свое спокойствие. Однако, — он вскинул ладонь, заметив, что Эскель собирается его перебить, — не спеши проникаться ко мне ненавистью. Я всего лишь ученый, которому требуется помощь. И может статься, именно ты сможешь мне помочь. — Ученые не держат людей в клетках, — криво усмехнулся Эскель. — А я и не удерживаю людей, — многозначительно прищурился старик. — Надеюсь, ты благоразумно не относишь себя к людям? Хотя, как я уже сказал, не будь ты столь любопытен, тоже бы здесь не оказался. Однако к чему взаимные оскорбления, если мы можем свести нашу встречу к плодотворному и взаимовыгодному сотрудничеству? — Я не ученый, и вряд ли смогу стать твоим помощником, — спокойствие давалось Эскелю все труднее. Камера с каждой минутой казалась все меньше, и заставляла чувствовать себя животным, выставленным напоказ, хотя кроме старика здесь никого не было. — О, ты недооцениваешь самого себя, — снова странно улыбнулся старик. — Я знаю, что ведьмаки хорошо знакомы с алхимией, но уверяю, твои особые знания, если таковые и есть, мне не нужны. Только твое содействие. — Ты посадил меня в темницу, отобрал оружие и теперь говоришь о содействии, — Эскель улыбнулся, прекрасно осознавая, как смотрится его лицо в неровном свете. Раз уж его держали как зверя, следовало соответствовать ожиданиям. — С чего бы мне соглашаться? — Может быть потому, что ты не хочешь сгнить здесь заживо? — на старика его гримаса не произвела никакого впечатления. — Договоримся о совместной работе, и когда мой труд будет закончен, ты отправишься на все четыре стороны. Ах да, ты ведь пока не представляешь, где оказался. Говорят, раньше здесь стоял не то эльфийский, не то краснолюдский замок, который люди снесли почти сразу по прибытии. От него остались только подземелья, в которых мало кто сориентируется без магии. Ты — точно не сможешь, но… — старик насмешливо взглянул в глаза Эскелю, — всегда можешь попытаться, верно? Эскель нахмурился. Он не любил, когда его мысли становились известны собеседнику. Он знал, что чародеи могут читать их, но не ощутил чужого вторжения. Возможно, старик угадывал намерения. Интуитивно он понял, что нужно согласиться, но проигнорировал это чувство, не желая сдаваться слишком быстро. — Не будем терять время, — старик взмахнул рукой. Рядом с ним бесшумно встала фигура в плаще, чье лицо полностью скрывала тень широкого капюшона. — Составь мне компанию за ужином, и я объясню, чего добиваюсь. Если окажешься разумнее своих собратьев, то признаешь мою правоту и согласишься помочь. По пути же у тебя будет возможность оценить реалистичность побега. — Не боишься, что я сбегу или попытаюсь убить тебя? — прямо спросил Эскель, неотрывно следя за человеком в плаще, вызвавшем тревогу. Его шаги оказались слишком тихими, даже для ведьмачьего слуха. Кто скрывался под капюшоном? Задавая вопрос он скорее тянул время и просчитывал варианты развития событий, поскольку не сомневался — будь у него хоть призрачная возможность реализовать сказанное, его бы не выпустили. Старик не походил на идиота. А значит, следовало выяснить как можно больше, прежде чем перейти к дальнейшим действиям. — Я бы предложил тебе попробовать, — старик сузил выцветшие глаза, — но не хочу подрывать твое, несомненно, крепкое здоровье. Ни психическое, ни физическое. А потому не советую совершать необдуманных поступков, которые мой телохранитель может счесть угрожающими. Решетка звякнула, ударившись о стену. Она предусмотрительно открывалась вовнутрь, не давая причинить вреда тюремщику. Безмолвный телохранитель отошел в сторону, освобождая путь. Подавив инстинктивное стремление броситься вперед и напасть на охранника, Эскель вышел в коридор. Рано. Сперва следовало оценить опасность и просчитать пути отхода. Действия вслепую никогда не приводили ни к чему хорошему. А кроме того, он понятия не имел, где его оружие. — Я рад, что мы пришли к определенному соглашению, — кивнул старик и направился по коридору, не обращая внимания, следуют ли за ним спутники. — Мое имя Зэмистокльз. Господин Зэмистокльз. — Чародей? — на всякий случай уточнил Эскель, глядя ему в спину. Он вспомнил это имя. Чародей, интересующийся ведьмаками. Из Гелибола, насколько он знал. — Естественно. — Из рук Зэмистокльза выплыл магический шар и повис у него над головой, сопровождая процессию. Телохранитель шел последним. Он двигался настолько тихо, что Эскелю хотелось обернуться и удостовериться, что он еще здесь. Только взгляд, нацеленный в спину, указывал, что сзади кто-то есть. За коридором открывались ходы. Узкие и широкие, гладко обтесанные и оставленные в естественном состоянии, они сплетались в замысловатую сеть, не позволяя выявить хоть какую-то закономерность. Эскель, взявшийся поначалу отслеживать путь, немедленно понял безнадежность своего занятия. Он любил горы и ориентировался там не хуже, чем в лесу, но это всегда были живые горы, отмеченные мхом, кустарником или ручьями. Здесь же остался только безжизненный камень — ни дверей, ни камер. Ничем они не выдавали своего назначения. Будто их создали исключительно для запутывания попавших в ловушку пленников. Впрочем, Эскель скоро понял, что ошибся. Темные коридоры, освещенные только магией, имели скрытое назначение, неизвестное посторонним. Он понял это, как только Зэмистокльз свернул за очередной угол и остановился в тупике. А потом прошептал заклинание, и стена сменилась проходом в просторную комнату. Эскель задумался, сколько таких комнат они миновали. — Вой наверху — тоже иллюзия? — не удержался он. — Конечно, — подтвердил Зэмистокльз, входя в комнату. — Позволяет отпугнуть нежеланных гостей. — И привлечь ведьмаков, — добавил Эскель. — Они не относятся к категории нежеланных, — Зэмистокльз скривился в подобии улыбки. — Ты мог бы уже догадаться. — По твоему предложению стать помощником? — усмехнулся Эскель. — Хотя бы. — Зэмистокльз подошел к длинному столу, занимавшему большую часть комнаты. — Но я пока слишком мало тебе рассказал. Надеюсь, ты поймешь, ведь мне следовало удостовериться в твоей разумности. — Ну и как? — поинтересовался Эскель. — Удостоверился? — Не вполне, но первый этап ты прошел успешно. Садись, — Зэмистокльз кивнул на ряд стульев, а сам опустился в глубокое резное кресло во главе стола. Телохранитель встал рядом. Неподвижностью он мог бы соперничать с големом, но слишком бесшумно двигался, чтобы быть им. Эскель окинул взглядом стол, на котором стояли поистине королевские блюда — куропатка под сырной корочкой, несколько паштетов, жареные говяжьи почки и запеченный с овощами сом. Посреди серебряных блюд высились два изысканных кувшина, вероятно, с вином. Голод немедленно напомнил о себе урчанием в животе. Занимая ближайшее место, Эскель задался вопросом, который теперь час. — Ждешь еще гостей? — он указал на блестящие в мертвенном свете магического шара тарелки, двумя рядами тянущиеся вдоль стола. Хотелось знать, есть ли тут еще кто-то кроме чародея и его телохранителя. — Нет, — Зэмистокльз поморщился и взмахом руки погрузил комнату в темноту, из которой глухо доносился его голос. — Но так я чувствую себя менее тоскливо. Когда вокруг один камень и не слышно людей, поневоле приходится напоминать себе, что ты не один. Вспыхнувшие свечи разогнали мрак, по столовым приборам побежали рыжие огоньки. Комната приобрела уютный вид, несмотря на голые стены и отсутствие камина. Последнее немало удивляло, поскольку Эскель обратил внимание на приятную температуру. Его не донимал холод, что можно было списать на магию. — Зачем же ты сделался отшельником, если одиночество для тебя так тяжко? — полюбопытствовал он, приступая к цыплятам, запеченным в вине. Наверное, следовало подождать разрешения хозяина «дома», но в данной ситуации вежливость казалась излишней. — Затем, что никто не захотел разделить со мной бремя науки, — презрительно скривился Зэмистокльз и взялся за тонкую серебряную вилку. Он внимательно осмотрел ее, прежде чем заняться куропаткой. — Видишь ли, пока идеи остаются только идеями, они мало кого интересуют, а в глазах некоторых выглядят странными или даже опасными. Все меняется, как только появляется результат, но до этого времени… — он неопределенно взмахнул кистью. — И какими кажутся твои идеи — странными или опасными? — Эскель постарался подстроиться под легкий тон беседы, который всегда был ему чужд, и тут же ощутил неловкость, наигранность. Однако его собеседника это не сильно волновало. Должно быть, одиночество и впрямь сильно докучало ему. Зэмистокльз тонко улыбнулся, и на сей раз улыбка казалась искренней. — Сможешь оценить сам. — Он коснулся губ салфеткой. — Думаю, пора перейти к сути. Как ведьмак, ты не мог не заметить, что чудовищ становится все меньше, верно? Эскель неопределенно пожал плечами. Ему работы хватало, как и его собратьям, а о будущем он не думал. Значение имело только то, что происходило сейчас, и пока они могли выживать на свои заработки, численность чудовищ его не волновала. Если же их действительно становилось меньше, следовало радоваться, поскольку такова была цель ведьмаков и назначение. — Не согласен? — Зэмистокльз чуть склонил голову набок. — Значит, у тебя чуть больше мозгов, чем у остальных. Потому что сокращается популяция старых чудовищ, оставшихся от Сопряжения Сфер, но возрастает разновидность новых — призраков, духов мести и прочих почти рукотворных созданий. С ними нужно что-то делать, а ведьмаков становится все меньше. Ведьмачьи Школы уничтожены. — Не без участия чародеев, — заметил Эскель рассеянно. Он пытался понять, к чему клонит Зэмистокльз. — Я не собираюсь оправдываться перед тобой за действия каких-то кретинов, — Зэмистокльз нетерпеливым жестом отмел его слова. — Хотя признаю, что ведьмаков изначально ожидал такой исход. Он был предопределен их создателями. Слишком топорно и неумело они действовали, слишком спешили, руководствуясь нуждами людей и отринув рациональность и логику. Эскель закончил с цыпленком и потянулся к сому, внимательно слушая собеседника. По крайней мере, ему удалось сытно и вкусно поесть. Иногда он бросал взгляд на телохранителя Зэмистокльза, но тот не пошевелился с начала ужина, и все более утверждал его в мысли, что не является живым существом. — И как все это связано с твоим пребыванием здесь? — Эскель перевел взгляд на Зэмистокльза. — Понимаешь, — тот даже отложил вилку с ножом и соединил кончики пальцев, излагая свои умозаключения, — я уверен, что можно создать нечто более совершенное, чем ведьмаки. Эскель едва не поперхнулся, уставившись на Зэмистокльза, вдохновенно глядящего куда-то сквозь серую стену, в невидимое пространство, где, вероятно, уже осуществлялись его замыслы. В комнате повисла тишина. — Что, например? — наконец выдавил Эскель. — Ведьмаки — неудачный эксперимент, — Зэмистокльз не слушал его, продолжая мысль. — Множество бесполезных жертв, бессмысленная трата материала. Сколько выживает детей? Трое из десяти? Один? А затраты эликсиров на десятерых. Невозможное расточительство. А время взращивания? Годы! Годы, поглощающие средства на содержание и подготовку одного экземпляра. И что в итоге? — он распалялся все сильнее, споря с невидимым собеседником. — Низкая эффективность, гибель основной массы в первые сезоны, зависимость от погодных условий в зимнее время. И поверх всего — неподчинение! — Зэмистокльз сверкнул глазами и взглянул на него в упор, будто именно Эскель был виновен во всем перечисленном. — Обособление в цеха и, как следствие, гибель. Он покачал головой и снова вернулся к оставленному блюду. Эскель неподвижно смотрел на него, не веря своим ушам. Кажется, перед ним сидел чародей, мнящий себя создателем новых, усовершенствованных ведьмаков, и от этой мысли физически становилось худо. Обнаружив, что секреты мутаций утеряны, большинство вздохнуло с облегчением. Никто в здравом уме не пожелал бы детям того, что перенесли они. И плевать было на новых чудовищ и на судьбы людей. Спасать человечество такой ценой не желал бы никто из ведьмаков. Но чародеев, похоже, подобные мелочи не волновали. — Я хочу создать новые возможности, — продолжил Зэмистокльз уже спокойнее. — С наименьшими затратами и жертвами. Не смотри на меня так, я не садист. Тебе не нравятся Испытания? Я хочу, чтобы их не было. Или чтобы смертность от них составляла возможный минимум. Но есть одна проблема — от чародеев, проводивших мутации, почти не осталось записей, а те, что остались — обрывочны и не дают полных представлений. Последние остатки тех экспериментов — сами ведьмаки. — Так ты хотел предложить мне это? — прищурился Эскель. — Поучаствовать в создании новых ведьмаков? — Не ведьмаков, — поморщился Зэмистокльз. Он кашлянул и потянулся за кувшином. Там действительно оказалось вино. — Новых защитников человечества. — Суть от названия не меняется, — сухо заметил Эскель. — Но я хочу изменить именно суть, — Зэмистокльз на миг поджал губы. — И мне нужна твоя добровольная помощь, чтобы не совершать прошлых ошибок. Мне нужна основа, которую можно получить от тебя, ведь ты вряд ли хочешь лишних жертв. Слушая чародея, Эскель все сильнее укреплялся в мысли, что этому безумцу нельзя помогать, тут не было и тени сомнений. Но отказ привел бы к бессмысленному заточению в темницу, а то и к гибели, тут чародей выразился определенно. Сделать вид, что согласен, а при первой возможности бежать? Пока он сохранял относительную свободу передвижения, оставалась надежда найти оружие и вырваться с острова. А если повезет, еще и прикончить безумного старика. Последнюю мысль он постарался задавить на корню, помня о способности чародеев чувствовать настроение, — если сомнения в его положении уместны, то ненависть может возбудить недоверие. — Ты уже делал что-то похожее? — осведомился он. — С ведьмаками? — К сожалению, — опечаленно кивнул Зэмистокльз. — Но никто из них не захотел понять мои устремления и помочь добровольно, а сопротивление создает определенные сложности. В первую очередь, для тех, кто сопротивляется. — Что с ними стало? — Эскель почувствовал холодок в животе, переплавлявшийся в стойкое желание свернуть старику сухую шею. Скольких ведьмаков Зэмистокльз вот так же ставил перед выбором? Скольких подверг своим экспериментам? В памяти невольно вспыхнули образы, имена давно исчезнувших братьев. Кто знает, может, и среди них были жертвы чародея. — Они мертвы? — Повторяю, я не садист и не убийца, — Зэмистокльз глотнул вина, недовольно поморщился. — Они оба живы, но находятся… не в самом лучшем состоянии. Я надеялся, ведьмаки более устойчивы к психологическому воздействию. — Оба? — невольно повторил Эскель. И подчиняясь болезненной потребности, уточнил: — Кто они? — Ведьмаки из Школы Кота. — Взгляд Зэмистокльза остановился на его медальоне. — Я слышал, вы с ними не слишком хорошо ладите. Эскель почувствовал некоторое облегчение — его братья не пострадали от безумца. Но почти сразу пришло чувство вины. В определенном смысле Коты тоже были его братьями, пусть и своеобразными. Но сейчас приходилось думать в первую очередь о себе. Он налил себе вина, надеясь таким образом проявить дружелюбие. На людях это, по крайней мере, срабатывало — кто же станет пить с врагом? — Ты уверен, что со мной не получится так же? — уточнил Эскель, выражая искреннее беспокойство, хотя относилось оно совсем к другой теме. Он должен быть в сознании и в силе, чтобы иметь возможность выбраться в подходящий момент. — Не сомневайся, я не дилетант, — во взгляде Зэмистокльза мелькнуло недовольство. — Для тебя это будет выглядеть как безболезненное путешествие в прошлое, и только. А я смогу получить необходимую информацию. Безболезненное путешествие. Эскель сдержал горькую усмешку. Путешествие в прошлое ведьмака не могло быть безболезненным. Он чувствовал пытливый взгляд Зэмистокльза, и тревога внутри усиливалась. Инстинкт и разум слились в едином порыве, вопя о необходимости бежать, спасаться. Ни в коем случае не отдавать себя в руки «ученого», даже на миг. Вот только выбора у него пока не было. Зэмистокльз умолчал еще об одном аспекте их взаимоотношений — он мог заставить Эскеля выполнять свои требования и уже продемонстрировал это ранее, на лестнице. Спасала только необходимость добровольного согласия. Эскель залпом выпил полный бокал кисло-терпкого вина и встретил взгляд Зэмстокльза. — Я должен убедиться, — наконец решился он. — Если ты не лжешь, и твои подопытные остались живы, я хочу их увидеть. Как подтверждение твоих слов. — Увидишь, — довольно кивнул Зэмистокльз. — Одного прямо сейчас. Он сделал легкий жест рукой, и повинуясь ему, телохранитель откинул капюшон. В пламени свечей его волосы казались темно-рыжими, шрамы на лице явно говорили о занятиях, но все это лишь мельком пронеслось в сознании Эскеля. Он видел только взгляд незнакомого ведьмака — блеклый, безжизненный и совершенно бессмысленный. Что бы там ни говорил Зэмистокльз, перед Эскелем стоял мертвец.