Цена вечности: Сумрачные лабиринты

По ощущениям Эскеля наступило утро. Тяжелое и темное, как самая глубокая полночь, оно прокралось в тайный ход, где он скрывался от погони. Медитативное равнодушие медленно рассеялось, пора было решать куда идти. Гейр всю ночь как крысу гонял его по лабиринту. Пару раз они сошлись в схватке, бессмысленной и явно безнадежной для Эскеля. Он гадал, не приложил ли тут руку Зэмистокльз. Гейр казался непобедимым. Даже получив ранение, он не потерял в силе и скорости, превосходящей ведьмачью. Будь у Эскеля эликсиры, он нашел бы способ справиться с противником, но сейчас накатило чувство бессилия. Гейр лучше него ориентировался в сплетении коридоров и появлялся в самый неожиданный момент. Повороты и слепые зоны мгновенно стали опасными и замедляли продвижение, в любую минуту оттуда мог появиться ведьмак, обладающий невероятными способностями. Он был страшнее любого чудовища, потому что обладал теми же навыками, что и Эскель, знал то, что знал Эскель, и хорошо представлял, чего ожидать, легко предугадывая действия. Эскель устал. Он не спал уже сутки, давно не ел и не представлял, когда эта безумная погоня закончится. Воспоминания об убитой девушке фоном проходили в сознании, уже не вызывая ничего, даже жалость и вина притупились, хотя поначалу терзали наравне с самообвинениями, ведь именно из-за Эскеля она погибла. Ее образ особенно ярко вспыхнул в сознании, когда в одном из переходов он наткнулся на совершенно безвредного призрака, увешанного лохмотьями кожи. Призрак бросился на него, мгновенно прошел сквозь тело и, разодрав руками собственную грудь, растаял. Он вполне походил на существо, способное свести с ума деревенскую девушку. Эскель не стал тратить на него время. Следовало отыскать новые следы. Искать до бесконечности, пока они не выведут его на поверхность. Вряд ли девушка бегала по всему лабиринту. Судя по костям в ее логове, она выбиралась наружу за едой и снова пряталась у себя. Эскель бесшумно скользил по коридорам, надеясь заранее услышать или почувствовать чужое присутствие. Он знал, что рано или поздно наткнется на Гейра. Свет фонаря выдавал его, но выбора не оставалось — в полной темноте он становился еще уязвимее и точно не смог бы отыскать следов. Место, в котором он оказался, было незнакомым. Стены коридоров кто-то измазал сажей и чем-то белесым, на полу лежала пыль, похожая на каменную крошку. Теперь каждый шаг сопровождался хрустом. Пришлось замедлиться, чтобы не заглушать возможные окружающие звуки. Эскель свернул в первый попавшийся переход, надеясь найти там чистый пол, и тут же получил удар по руке. Фонарь отлетел в сторону, пламя выплеснулось из разбитых ячеек, и странная пыль на полу вспыхнула. Гейр действовал стремительно — нападал, мгновенно угадывал брешь в защите, бил беспощадно, не жалея себя, почти не защищаясь. Эскель оказался между огнем и бешено наступавшим противником. Отчасти пожар помогал, освещая место схватки, но скачущие тени отвлекали, замедляя ответную реакцию. Выбрав момент, Эскель метнулся сквозь ползущий по коридору огонь и бросился прочь. Звонкий хруст под ногами следовал за ним, отражаясь от стен. Попытка расслышать что-либо провалилась. Эскель на миг задержался перед разветвлением ходов и, подчиняясь инстинкту, нырнул налево. В тот же миг из другого коридора появился Гейр. Он слишком хорошо знал лабиринт. Эскель тихо выругался и побежал быстрее. Еще пара поворотов, ведущих в полную тьму. На одном удалось достать Гейра Игни, использование которого больше оправдывалось необходимостью рассмотреть дорогу. Гейр скинул вспыхнувший плащ, почти не замедлив бег. Два поворота направо, один налево, долгий путь по прямой, и снова бесконечные переходы, тянущиеся запутанной сетью. Изредка вспыхивало пламя Игни, освещая путь. Гейр исчезал только для того, чтобы появиться вновь из бокового ответвления, и дважды выскакивал перед ним, заставляя менять направление. В очередной раз свернув, Эскель застыл. Тупик. Игни осветил глухую каменную стену. Следовало бежать дальше, прочь от приближающегося Гейра, но взгляд уловил знакомый рисунок. Скрытый переход! Не медля, Эскель тут же толкнул панель, протиснулся внутрь… и потерял опору, рухнув вниз. Попытка сгруппироваться немного смягчила падение, но от удара о камни воздух вышибло из груди, а бедро прошило болью. Эскель затих, лежа в полной темноте. Во время падения он слышал звон выпавшего из руки меча и теперь старался сориентироваться, в какой стороне его искать и стоит ли вообще двигаться. Темнота вокруг полнилась звуками: тихим дыханием, замедленным сердцебиением, мягкими шагами и знакомым до зубовного скрежета шорохом одежд. Бежать. Инстинкт толкал вперед, во тьму. Скрыться, найти новую нору и затаиться. По позвоночнику неожиданно пополз липкий страх, и Эскелю сделалось противно от самого себя. Испугаться какого-то престарелого безумца! Это же возможность. Нужно зажечь Игни, броситься на него. Каждый мускул в теле напрягся, готовясь к действию. Вспыхнувший свет ослепил, заставил прищуриться, выбил слезы из глаз. В уши заползли неспешные слова: — Не советую совершать необдуманные поступки. Один уже стоил жизни невинной девушке. Ублюдок знал, на что давить. Эскель вытер глаза, проморгался. Прутья решетки, запершие его в камере, тускло блестели. Одежды Зэмистокльза казались серебристыми в ледяном свете неподвижных сгустков магии под потолком лаборатории. Эскель стиснул зубы. Его загнали в ловушку. Зэмистокльз подошел к самой решетке, брезгливо отбросил носком сапога меч, лежавший ровно перед камерой. — Не думал, что ты окажешься столь безрассуден, — он притворно горестно покачал головой. — А ведь я не хотел причинять вреда. Видят боги, не хотел. Я думал, ты понимаешь меня, и даже доверял. Зря. Как видно, ведьмаки не только не способны понять научные устремления, но и не умеют делать выводы. Эскель молчал. Он находился на положении пленника, как и Айден в соседней камере, и все сказанное им не имело бы значения. Но Зэмистокльз не уходил. — На что ты наделся, убегая в лабиринт? На помощь девчонки? Ты же знал, что она безумна. На удачу? Да, — он сокрушенно вздохнул, — возраст не всегда сопровождается мудростью, чему ты, господин ведьмак, явное доказательство. — Не себя посмотри, — проворчал Эскель, поднимаясь с пола. Несмотря на обманчивую близость противника, он не пытался напасть. Чародей уже показал, что хорошо заботится о собственной безопасности. — Не нужно дерзить, — спокойно посоветовал Зэмистокльз, поправляя бороду. — Ты не в том положении. — Что дальше? — Эскель хмуро уставился на него. — Превратишь меня в бездумное животное, как своих подопечных? — Если будешь сопротивляться, — кивнул Зэмистокльз. — К сожалению, вернуть тебе свободу я не могу, раз уж ты продемонстрировал склонность к бессмысленной деятельности. Но по-прежнему надеюсь на сотрудничество. Выбор у тебя не велик. Первым порывом уставшего Эскеля было послать его куда подальше, но он сдержался. Итоги сопротивления были наглядно представлены в соседней камере. И как ни отвратительно выглядело подчинение, оно давало призрачную возможность выжить. А при удачном раскладе еще и снова завоевать доверие Зэмистокльза, чтобы лучше подготовиться к побегу. Он встретил вопросительный взгляд бесцветных глаз и медленно кивнул, с трудом выталкивая жгущие глотку слова: — Ты доказал мою ошибку. — Хорошо, возможно, ты не безнадежен, — настроение Зэмистокльза как будто улучшилось. — Голоден? Не отвечай, я знаю. К сожалению, теперь придется трапезничать одному. Но вряд ли ты откажешься, верно? Он усмехнулся и неторопливо вышел из лаборатории, сопровождаемый величественно плывущими шарами. В лаборатории остался лишь тусклый сгусток света, придавший ей зловещий вид, разбросав тени по углам. Эскель некоторое время хмуро смотрел на закрывшуюся дверь, а потом огляделся. Гейра нигде не было видно. Из глубины ниш поблескивали кристаллы, смутно белели кости, таращились чьи-то мертвые глазницы. Он вздохнул и уселся у дальней стены своей крохотной камеры, окинул взглядом потолок, но ожидаемо не нашел подсказок, как же попал сюда. Хотя общие соображения имелись: Гейр загнал его в ловушку, расставленную ранее Зэмистокльзом, а он попался как последний идиот. Не стоило вступать в необдуманную игру на территории противника. И что теперь оставалось делать? Смириться с судьбой не позволяла неприязнь и недоверие к чародею, затеявшему немыслимое. Снова прикинуться покорным и найти способ улизнуть? Но куда? Побег показал, насколько широк и запутан лабиринт. Найти в нем следы девушки было почти невозможно. Эскель поискал взглядом меч, но тот исчез. Теперь Зэмистокльз точно не позволит ему даже приблизиться к оружию. О тренировках речь уже не шла. Сквозь боковую решетку в соседней камере виднелся неподвижный ведьмак. Он не подавал признаков жизни, но Эскель помнил его почти осмысленный взгляд. По всему выходило, что Айден теперь единственное существо, к которому он имел относительный доступ. Эскель не знал о нем ничего, только имя. Возможно, вдвоем они могли бы что-то придумать. Заговорить с ним? Зэмистокльз говорил, что Айден не безнадежен. В памяти всплыл мертвый взгляд и безучастность Гейра. Эскель поморщился. Ни с Гейром, ни с девчонкой ничего не вышло. Конечно, он никогда не отличался красноречием, но впервые в жизни это приводило к настоящему отчаянию. Что нужно сказать, чтобы пробиться к запертому глубоко внутри разуму? Он понятия не имел, что творится в голове Айдена. Тихо скрипнула дверь. Гейр принес миску с мясным рагу и кружку разбавленного вина. Да, Зэмистокльз не собирался кормить его со своего стола. Впрочем, Эскель был не привередлив, особенно после длительной голодовки. Будто большая, жуткая кукла, закутанная в новый плащ, Гейр поставил свою ношу у решетки и удалился. Для него вряд ли существовали узники, как и остальной мир. Еды показалось чертовски мало, но самый сильный голод утолить удалось. А вино оказалось очень неплохим. Неторопливо потягивая его из кружки, Эскель задумчиво рассматривал Айдена. Изможденное, заросшее светлой бородой лицо, все тот же неподвижный взгляд, устремленный в потолок. Сердце слышалось отчетливо, но билось куда медленнее, чем у обычного ведьмака. Он лежал неподвижно, но в мышцах чувствовалась сила живого тела. — Не повезло нам с тобой, — через силу произнес Эскель, возвращаясь в свой угол. С Гейром говорить было легче — он двигался, хоть и не своей волей, создавая видимость живого человека. А здесь приходилось обращаться к застывшему телу. Эскель чувствовал себя неуютно, разговаривая с пустотой. — Этот Зэмистокльз — изрядный сукин сын, — слова падали в тишине тяжелыми камнями. — Создатель новых ведьмаков! По мне, так садист и самовлюбленный болван. Что могло пробудить ушедшего в себя человека? Сочувствие? Знакомые слова? Эскель запустил пальцы в волосы, с силой сжал. Он не умел много говорить и сейчас болезненно чувствовал привычку к немногословности, пересиливая себя. Нужно попытаться. Вдвоем у них больше возможностей выбраться. — Я мало знаю о Школе Кота. Про вас многое рассказывают. Не самые приятные вещи. Но вообще-то я ничего не имею против. Весемир говорил, среди вас тоже встречаются порядочные парни. Идиотское место, наполненное безумием. Эскель остро ощутил свое одиночество, толщу скалы над головой. Он обречен на подчинение Зэмистокльзу и только боги знают на какие испытания. Будто в детстве не хватило. Слова не шли, застревая в горле удушливым комом. — Я просто хочу выбраться отсюда, — устало продолжил он, пересиливая себя. — Мне нравится моя жизнь и нравится быть собой. А Зэмистокльз — не нравится, чтоб ему сдохнуть в корчах. Судя по возрасту, пора. Интересно, чародеи умирают от сердечного приступа? Одна беда, нам тогда отсюда не выйти. Айден никак не реагировал, и Эскель уже не обращал на него внимания, угрюмо глядя на выщербленный пол камеры. Кого здесь держали раньше? Для чего вообще в теле горы был вырублен лабиринт? — Черт меня на эти острова принес, — проворчал он. — Сейчас бы уже ехал в Каэр Морхен. Ну и пусть один. Зато задница в тепле. Все лучше, чем по колено в снегу. А теперь живи как лошадь в стойле у чокнутого старика. Чувствуя, как внутри поднимается негодование, Эскель заставил себя погрузиться в медитативное состояние, отпустил мысли путешествовать по колеблющимся волнам сознания, возвращаясь в разрушенные стены родного замка, мысленно восстанавливая их до состояния увиденных впервые, когда столовую еще украшали фрески, а на полу легко читались замысловатые узоры. Он вспоминал лившийся сквозь витражи разноцветный свет, запах пергамента в библиотеке, стук тренировочных мечей. Что бы там ни говорили, в Каэр Морхене было много хорошего и там прошло его детство. Эскель бродил по еще живым, но опустевшим залам, возвращаясь к любимым местам, пока не вернулся в темную камеру, показавшуюся теперь совсем крохотной. Он невольно вздохнул. Как там назывался их дом? — Замок Стигга, да? — сейчас, когда слова просто следовали за мыслями, говорить стало проще. — Видел его? Я даже не знаю, сколько тебе лет. Может, ты из тех, кто попал к ним позже. Тогда тебе не повезло. Говорят, вы бродили как неприкаянные. Тяжело, наверное. И вспомнить толком нечего. Я до сих пор помню Каэр Морхен, будто вчера приехал — огромный и полный ведьмаков. У вас ведь такого не было? Там, в Дын Марв. Ты его помнишь? Эскель не задумывался над смыслом слов, просто говорил, разгоняя свою тоску, отрешаясь от полутемной лаборатории, и вздрогнул, услышав короткое, хриплое «да». Он даже привстал, прислушиваясь, стараясь понять, не показалось ли ему. Айден так и не двинулся, по-прежнему безучастно глядя в потолок с раскинутого в виде подстилки шерстяного плаща. — Давно… — настороженный голос Эскеля дрогнул, он отчаянно надеялся еще раз услышать ответ, — давно ты его покинул? Молчание. Ни звука, ни жеста. Так. Айден среагировал на слова о своем прошлом, значит, следовало продолжать в том же духе. Что могло быть самого яркого там, на передвижных стоянках? — Я хорошо помню, как уехал из ворот Каэр Морхена в первый раз, — Эскель говорил размеренно, четко и куда громче, надеясь, что его снова услышат. — Нас было пятеро в то утро. Расстраивало только одно — Геральт уехал днем раньше… Это мой брат, — пояснил он, — самый… да, пожалуй, самый близкий теперь. Других уже не осталось. Нас, Волков, вообще почти не осталось. А ты? Скольких видел на последней зимовке? Айден не отвечал. Эскелю начало казаться, что ответ ему лишь почудился. Возможно ли это, если долго слушать только свой собственный голос? Его затопило разочарование. Глупо было надеяться на чудо. — Да, хорошо над вами потрудился Зэмистокльз, — буркнул он. — Гейр — кукла куклой, да и ты не лучше. А я следующий. — Только если вздумаешь сопротивляться, — донесся от двери голос. Зэмистокльз. Эскель поморщился. Он слишком увлекся, стараясь разговорить Айдена, и позорно не услышал чужих шагов. Это место плохо на него действовало. Зэмистокльз подошел к решетке. — Я бы дал тебе больше времени на размышления и отдых, но ты сорвал мои планы, — вполне дружелюбно заговорил он. — Украл у меня целый день, и потому придется ограничить твое пребывание в одиночестве. Надеюсь, ты не будешь выказывать недовольства? — Сдержусь, — Эскель прищурился, поднимаясь на ноги. Ну, вот и кончилась передышка. — Чего тебе? — Ты меня не слушаешь, — Зэмистокльз недовольно дернул уголком рта. — Сегодня я попробую проникнуть в твой разум и хорошенько исследовать воспоминания о прошлом. В первую очередь, об Испытаниях. — Трудненько будет, — усмехнулся Эскель, скрывая заполнивший его холод. — Во время Испытаний мы почти все время валялись без сознания. — Это тебе так кажется, — покачал головой Зэмистокльз, поглаживая бороду. — Даже будучи в забытьи, человек слышит и чувствует, хотя и не воспринимает. Но подсознание все сохраняет. Оно-то мне и нужно. — А что нужно от меня? — напрягся Эскель. — Послушание и самообладание. Не очень много, верно? — Зэмистокльз сделал знак рукой, и появившийся в поле зрения Гейр послушно открыл решетку. — Надеюсь, ты не повторяешь своих ошибок? — Стараюсь. Эскель остался на месте. Зэмистокльз хотел послушного зверька, ведь так? Хорошо, он будет послушным. Он сделает все, чтобы усыпить внимание проклятого чародея и выбраться отсюда. Но холодок полз по позвоночнику все выше. Нечасто ему пытались залезть в голову. — Ну же, выходи, — поторопил его Зэмистокльз. — У меня много дел. Тянуть время бесполезно. — Я пытаюсь быть послушным, — Эскель пожал плечами, подчиняясь. — Не переусердствуй. — Зэмистокльз отошел к столу, на котором стояли пробирки и сосуды разных форм, и достал из-под груды бумаг чистый пергамент. — Совсем недавно мы неплохо ладили. Просто прояви благоразумие. Это в твоих интересах. — В твоих тоже, — буркнул Эскель. — Иначе ты получишь третье бесполезное тело. — Совершенно верно, — согласился Зэмистокльз. — Вот только ставки у нас несоизмеримы, не находишь? Я всего лишь отложу свои исследования, а вот ты в случае неудачи потеряешь рассудок. Ложись. Он указал на уже знакомый Эскелю стол. Тот неприязненно посмотрел на сыромятные ремни, назначение которых не вызывало сомнений, на темные рассохшиеся доски. — Где ты его украл? В Каэр Морхене? — насмешливый тон почти исчез под нервозными нотками, заставив поморщиться. — В Каэр Серен, — совершенно спокойно сообщил Зэмистокльз. — Им он больше не понадобится. Чего ты ждешь? — Я сказал, что не буду сопротивляться, — медленно проговорил Эскель, чувствуя острое нежелание забираться на столь знакомое ложе. — Так, может, обойдемся чем-нибудь попроще? — Во-первых, добрую волю еще нужно доказать, — поджал губы Зэмистокльз. — Ты пока доказал только обратное. А во-вторых, никто из нас не может предсказать твою реакцию на вторжение. Я не хочу неожиданностей. Он выжидательно взглянул на Эскеля. Тот отметил, что Гейр подошел ближе, готовясь выполнить любой приказ. Выбор был невелик. И тут в голове вспыхнуло понимание. Он переживет то, что пережили Гейр и Айден. Прочувствует вторжение, познает их состояние изнутри. И тогда, зная больше, сможет снова попробовать достучаться до них, подобрать слова. Если сохранит рассудок. Насколько чертов чародей откровенен с ним? Не было никаких доказательств, что все рассказанное — правда. Огромный черный стол казался старой разделочной доской. Место смерти и мучений. История повторялась. Усилием воли Эскель заглушил крики у себя в голове, подавил охвативший тело ужас. Должно быть, Зэмистокльз прав и в его закоулках памяти сокрыто больше, чем кажется. Эскель обреченно шагнул к проклятому столу и улегся на жесткую поверхность, мгновенно переносясь ощущениями в далекое прошлое. Зэмистокльз застегнул ремни на его руках и ногах, внимательно проверил надежность застежек. — Поверь мне, их не сломать, — Эскель усмехнулся непослушными губами и замолчал, чувствуя, как вырывается наружу страх. Не следовало так явно проявлять свои чувства. Только не перед этим выродком. Он и не знал, что где-то глубоко внутри в нем все еще сокрыт тот невыносимый ужас, стискивающий внутренности когтистой лапой, мешающий дышать, мешающий жить. Ужас, от которого можно было сбежать только в небытие и смерть. Зэмистокльз встал над ним, заинтересованно заглянул в глаза. Гейра Эскель не видел. — Приготовься, — в голосе чародея звучало возбуждение. — Сначала возможно некоторое… неудобство, но оно скоро пройдет, если откроешься мне и пойдешь туда, куда я поведу. Если будешь разумным. На лоб легли сухие руки. Эскель постарался расслабиться, но мышцы свело от неприязни. Он несколько раз глубоко вздохнул, нащупывая знакомое медитативное спокойствие. Оно ускользало, трепеща где-то рядом, неуловимое и недоступное. Вдох. Выдох. Еще медленнее. Ближе. Спокойствие затаилось совсем рядом, оставалось только протянуть руку. Виски пронзило горячей болью. Раскаленным железом Зэмистокльз ввинчивался в его сознание.