Сампо

      В библиотеке практически всегда царит какая-то умиротворённость. Атмосфера здесь наполняется спокойствием и сосредоточенностью, знаниями, так и веющими от наполненных книжками стеллажей, и какой-то уверенностью, что тут со всем уж точно получится разобраться.       Майе нравится делать здесь уроки.       Вот и сейчас, обложившись книжками-тетрадками-ручками, а ещё парочкой тряпичных куколок, несколькими большими сосновыми шишками, подобранными по дороге, и припасённой на потом шоколадкой, девочка старательно выводит на строчке буквы, внимательно переписывая из учебника заданный текст.       — Малыш, — расплывается в улыбке Маруся, едва только успев переступить порог книжного храма. — А я думаю, где ты. Нужно было сразу здесь посмотреть.       Отложив в сторону все свои уроки, Дымова спешит обниматься. Она крепко-крепко прижимается к едва только успевшей присесть на корточки Агатиной помощнице и довольно улыбается, чувствуя как, обнимая её в ответ, Маруся лёгким поцелуем касается её немного растрёпанных волос.       — А зачем ты меня искала? — с любопытством спрашивает девчушка, когда приветственная традиция оказывается в полной мере соблюдена и теперь у неё появляется возможность заглянуть Марусе в глаза.       — Я завтра уезжаю, — опускаясь на стул, так удачно оказавшийся напротив того, где совсем недавно сидела Майя, но так и не поспешила занять его вновь. — На несколько дней всего. Хотела спросить, не нужно ли тебе чего-нибудь привезти.       — Нужно, — кивает Дымова, как кажется, задумавшись всего лишь на каких-то ничтожных несколько мгновений. — Ты можешь привезти мне рамку?       — Для фотографии? Такую, что со стеклом, да? — уточняет для верности литагент, и Майя подтверждающе кивает, решив всё же забраться обратно на своё место. Тетрадку вот только откладывает в сторону, закрыв на так и не дописанной странице, и, словно бы продолжения вопросов ожидая, всё так же внимательно смотрит в строну Маруси. — Большую тебе рамку?       Майя на время задумывается, немного закатывая глаза. Словно бы поточнее представить старается все возможные размеры фоторамок и мысленно подобрать самую подходящую из них для своей задумки. Спустя мгновения соотнесение это подходит к концу и девочка решительно вырисовывает в воздухе вытянутый в ширину прямоугольник.       — Вот такую, — заключает она, взметнув взгляд на Маруся.       — Тридцать на сорок, получается, — как будто бы измерив размеры невидимой рамки, с уверенностью кивает она. Вот что значит литагент не просто с большим, а с обширным опытом. — Обязательно привезу. А зачем тебе, расскажешь?       — Ты потом увидишь. Это секрет пока, — не соглашается приоткрыть тайну девочка. — Чтобы Агата точно ни о чём не догадалась, — улыбается она и тянется за тетрадкой, как бы говоря, что больше уж точно ничего не расскажет.

**

      Отмечать день рождения — это не то, что нравится Агате. Ещё бы. Для этого же нужно организовать какой-никакой стол, пригласить людей, слушать бесконечные поздравления, повторяющиеся из слова в слово (что так не нравится ей, привыкшей подбирать слова-обороты-реплики так, что бы не были они похожи один на один), проводить со всеми этими гостями время… а после ещё и распихивать везде и всюду преподнесённые не нужные ей подарки. Действительно полезных оказывается весьма мало. А приятных (даже если это будет даже полнейшая ерунда) — и того меньше.       Ей куда больше по душе, когда день её рождения проходит так же, как и все остальные дни. За составлением сюжета очередного романа, словно как из отдельных куличиков складывающегося. За общением с людьми в рамках поисках ниточек-зацепочек нового расследования. За бестолковым валянием в кровати, когда не хочется никуда идти и не хочется ничего записывать. Разве что в голове прокручивать мысли одну за одной, не в силах отмахнуть их куда подальше.       Но в этот раз отмахнуться от всяких пусть даже скромных торжеств у писательницы не выходит от слова вовсе. Маруся буквально ставит её перед фактом, а Павел разве что вторит своей «соучастнице».       — Агата, а у меня есть для тебя подарок, — выглядывая из-за угла прихожей, отмечает Дымова, безо всякого труда перехватывая взгляд писательницы, со стороны наблюдающей за суетой Маруси и Павла и разве что бросающей порой какие-нибудь комментарии в их адрес.       — Неужели у тебя есть способ, как прекратить всю эту праздничную дребедень?       — День кончится и всё прекратится, — пожимая плечами, с толикой философии отмечает Майя. — А праздновать мы всё равно будем. К тому же в том году ты не сказала про свой день рождения.       — А его не было, — как ни в чём не бывало, чуть разводит руками Север. — У меня день рождения не каждый год. И даже не раз в четыре года.       — Такого не бывает, — качает головой Дымова. — Закрой глаза на минутку.       И, помедлив, Агата послушно опускает веки, а после, как говорится, для большей верности, ещё и прикрывает их ладонью. Дождавшись этого, Майя вытаскивает из большой тряпичной сумки фоторамку и уже совсем скоро оказывается возле занимаемого Агатой дивана.       — Открывай!       — Ого.       — Тебе нравится? — спрашивает девочка, выжидательно глядя на писательницу.       И Север на время буквально теряет дар речи. Она сжимает ладонями края привезённой Марусей с большой земли фоторамки насыщенного, поблёскивающего на свете чёрного цвета и буквально не отводит глаз от засушенных листочков и цветочков, поражающих разнообразием своих размеров, форм и цветов. Они складываются в целую картину, кажущуюся одновременно и поляной, и лесом, и даже сказочным миром.       — Нравится, — как завороженная глядя на подарок и с каждым разом видя всё больше и больше деталек этого природного паззла, кивает Агата. Подняв на девочку взгляд, она расплывается в действительно счастливой улыбке. — Спасибо тебе, Майя.       За все годы Агата получает не так много действительно трогающих сердце подарков. Этот — по праву один из таких. Приятных. Пропитанных любовью.