Сампо

      Проложенная десятки лет назад дорога всё дальше уводит ступивших на неё от больничного здания с узнаваемой остроконечной башенкой. Как кажется со всех сторон её окружают могущественные деревья, давным-давно переставшие друг с другом спорить, что же лучше: листья или иголки. И брызги из-под ног вылетают всё так же, как и каждый раз после дождя.       Всё кажется каким-то до малейших деталей знакомым. И в тоже время неизведанным и видимым как будто впервые.       И каждый раз как первый воспринимаются совместные прогулки по Острову. Если, конечно, прогулками можно считать простое приглашение на обед, к которому дойти ещё нужно через лес к просёлку.       — Павел, вам нравится стирать? — спрашивает вдруг Север, и голос её звучит так, словно бы это абсолютное утверждение срывается с её уст.       — С чего бы? — хмурится он от непонимания, заглядывая писательнице в глаза.       — Майя прыгает по лужам, — отмечает Агата и для верности кивает на убегающую вперёд девочку, уже в который раз переводя в её сторону тронутый усталостью взгляд. — А вы совершенно не делаете ей замечаний. Позволяете забрызгать штаны.       Дымов и сам переводит на дочь взгляд. Слегка улыбается, глядя, как она прыгает по невидимым клеткам классиков, на финале оказываясь в небольшой лужице и вынуждая грязные брызги разлететься во все стороны. Пожимает плечами и вновь встречается с Агатой взглядом.       — Она ведь ребёнок, — резонно замечает он. — Пусть лучше с моего ведома прыгает по лужам, нежели за моей спиной пойдёт нырять с мыса. Там ужасное дно.       — Занятная многоходовка, — качает головой в ответ Север.       Она скрещивает на груди руки и как кажется ещё сильнее старается закутаться с своей лёгкий свитер, прячась от выскакивающих откуда-то из-за деревьев и проносящихся мимо порывов ветра. Невольно морщится, когда под ногами не находится не единого участка на всю ширину дороги, где не было бы растёкшейся после ночного дождя лужи.       — Терпеть не могу, — ругается едва ли не одними губами писательница, но у Павла всё же выходит расслышать её слова.       — Что-то вы сегодня раздражительны. Спалось плохо?       — «Плохо» — это слишком хорошо сказано, — сверкнув взглядом, выпаливает Север, нервно дёрнув плечиками и вновь поёжившись. — Этот дурацкий дождь… Крыша на веранде опять потекла, монотонное «кап-кап» о тазы, вёдра и набравшуюся воду — что-то невыносимое. Не уснуть нормально, не на мыслях сфокусироваться.       — Что же вы не позвонили?       У Дымова в голосе не слышится ничего, кроме заботы и серьёзности. И от серьёзности этой Агату всё сильнее окутывает непонимание вперемешку с удивлением. Она напускает в голос привычной саркастичности и, переведя на доктора взгляд, интересуется как будто со вторящей ему серьёзностью:       — Вы что же, дождь отключать умеете?       — Пока только учусь, — находится что ответить Дымов. — А если серьёзно: заехал бы за вами. У нас с Майей место в доме предостаточно, и крыша нигде не течёт. Так что имейте ввиду: хотите спокойно поспать — обращайтесь, — улыбается доктор. — Майя будет рада, — почувствовав, как подкатывает смущение, пожимает плечами Павел, переводя взгляд на идущую впереди них дочь.