Сампо

      За окном с изогнутых ветвей опадают первые пожелтевшие листья, тут же подхватываемые ветром и легко уносимые им куда-то в сторону. За пределы видимости из больничного коридора. Как будто бы пряча их от посторонних глаз.       На время Агата засматривается на этот осенний танец.       И простое переключение внимания помогает как нельзя кстати. Мысли с голове писательницы как будто успокаивают свой бешенный бег, раскладываются на какие-то невидимые полочки, наконец позволяя начать разбираться в сюжетной путанице, образовавшейся на ровном месте и не позволяющей двинуться дальше.       Так кажется ей во всяком случае.       Агата делает пометки в неизменном блокноте, бросает ещё один взгляд в сторону кружащихся под кронами листьев, а, отведя его в сторону, приподнимает немного рукав своей кофты.       Стрелки показывают время. Показываемое и дестью минутами ранее время. Хозяйка ударяет по ним несколько раз ладонью, но ситуации эта манипуляция уж точно не спасает.       С таким же успехом окоченевшего покойника можно хлестать по щекам, призывая очнуться.       — Что за ерунда?! — ругается Севере, вроде бы совершенно негромко, но так гневно, что слова её без труда слышит Павел, едва только успевший выйти из палаты на другом конце больничного коридора.       Он делает ещё несколько спешных шагов вдоль нуждающихся в свежей покраски стен, не отводя от ровной спины писательницы своего взгляда и, так и не дождавшись её обращения внимания, услужливо спрашивает:       — Что у вас опять произошло?       И Агата наконец разворачивается, в один миг встречаясь взглядом с решительно приближающимся к ней доктором.       — Не беспокойтесь, работёнки новой я вам не нашла, — с привычной язвительностью отзывается она. — Пока что.       — И на том спасибо. А то такими темпами к нам сюда и правда выпишут пару десятков оперативных работников, лучших специалистов Следственного комитета и непременно парочку криминалистов и судебных экспертов, — припоминая постоянные причитания Лукаша, бросает Павел, давно уже не теряясь от слов во всю освоившейся в этих краях писательницы. — Не протолкнуться будет.       — И как вы только врачом стали, если людей не любите, — не то спрашивает, не то констатирует Север, качнув головой. Стоящий напротив доктор в этом обмене колкостями в долгу оставаться не собирается от слова вовсе, резонно заявляя:       — Ну, вы же как-то пишете для людей, не терпя их совершенно. Так что у вас стряслось?       Он смотрит на неё с действительной обеспокоенностью. И без сомнения с полнейшей готовностью сделать буквально всё, что только будет в его силах. И Агата сарказм свой излюбленный и просто сросшийся с ней, как порой кажется, буквально отставляя в строну. Заглядывает Павлу в глаза, не сомневаясь, что он поможет, рукой по новой касается своего запястья и взглядом указывает на циферблат.       — Не ходят, — коротко объясняет она, и взгляд опять вспархивает на Павла.       — Позвольте.       Дымов обхватывает с осторожностью запястье Агаты, спешно разрывая их затянувшийся, как кажется, зрительный контакт, и приподнимает её руку. Внимательно оглядывает её часики, как будто бы рентгеновским зрением обладая, и Агата послушно ждёт, что же будет дальше. Съязвить чего-нибудь не приходит в голову, и она невольно ловит себя на мысли, что от рук его, касающихся её кожи, исходит уютом каким-то и гармонией отдающее тепло.       Становится до невозможности непривычно. Но руки вырывать совершенно не хочется.       Как будто бы так и должно быть.       — Я вообще не разбираюсь в часах, — наконец констатирует доктор и, подняв голову, перехватывает поражённый взгляд Агаты. — Но в общине, — той, что в посёлке на другой стороне Острова, — есть часовщик. На пенсии правда. Но свои навыки вряд ли растерял. Если хотите, я могу вас отвезти.       — Хочу.       — Тогда сейчас я проверю своих подопечных, и поедем. Чаю пока не хотите выпить?