Сампо

      — Вот вы-то мне и нужны! — оживлённо начинает Лукаш, толком даже не успевая переступить порог и словно бы собираясь взглядом притянуть к себе Агату и утащить куда-то вслед за собой. У писательницы во всяком случае рисуется подобная картина, где разбушевавшийся участковый прикапывает её, сведшую его с ума, прикапывает в ближайшем лесочке. — Здравствуйте, доктор, — как будто бы не ожидая в кабинете главного врача застать его законного хозяина, кивает ему участковый, наконец спохватившись.       — И зачем же я вам понадобилась? — не сводя с слегка запыхавшегося Тараса глаз, спрашивает Север, в сторону отложив свой подходящий уже к концу блокнот. Консультация по поводу обстоятельств убийства в её новой книге явно откладывается на неопределённый срок. — Да ещё и так срочно. Дайте-ка угадаю, — не дав участковому начать, взмахивает она рукой. — Вам непременно нужно отослать начальству фото подтверждение того, что вы не сидите сложа руки, а в камеру, как назло некого посадить? Все мало-мальские злодеи разбежались.       — Агата, — желая остудить пыл своей хорошей знакомой, едва слышно бросает Дымов. Но писательницу это не останавливает.       — Нет, не так, — качает она головой. — Вы спустя годы отрицания наконец поняли, что не справляетесь с возложенной на вас ответственностью. Здраво поразмыслили. И пришли к выводу, что вам просто необходима помощь стороннего, но весьма грамотного специалиста по расследованиям. Кого-то убили? — как бы между делом спрашивает она, выглядя совершенно беззаботно.       — Сплюньте! Этого ещё не хватало, — спешно отзывается Лукаш, борясь с желанием одновременно перекреститься, сплюнуть через левое плечо и трижды постучать хотя бы по собственной голове. — Сделаю вид, что не услышал всех этих ваших колкостей. Хотя сегодня вы как-то ещё ядовитее, чем обычно.       — Это потому что мне работать мешают, — бросает она недовольно, взглядом как минимум покалечить намереваясь нарисовавшегося в кабинете Дымова участкового. — Давайте уже, что вам там от меня понадобилось.       На всякий случай Лукаш делает пару шагов в сторону от занимаемой Агатой медицинской кушетки. Бережённого, как говорится… И, отойдя к окну, вновь переводит взгляд на писательницу, совершенно не обращая внимания на молча наблюдающего за всем Павла и параллельно вытаскивая из кармана измятый и вчетверо сложенный листок бумаги.       — Лаврентьев Геннадий Фёдорович, — читает он написанное и только после встречается с Агатой взглядом, — вам, случаем, не знаком?       — А должен?       — Подумал, мало ли вы знаете его или пересекались где. Следователь это какой-то из Москвы. Сообщил, что завтра прибывает на Остров, будет проводить эксгумацию почившей четыре года назад некой Тамары Игнатьевны Коробородько. Какие-то у него там подозрения в ходе нового расследования появились. Ну, ладно, — рассекает он ладонью воздух, вновь пряча измятый листок в кармане и уже собираясь удалиться прочь, словно бы его и не было сегодня в этом кабинете. — Не знаете — так не знаете.

**

      Майор Лаврентьев буквально с момента своего спуска на причал сражает всех любезностью, почти что не исчезающей из глаз улыбкой и полной не конфликтностью. Он не ворчит на Агату, увязавшуюся вслед за следственной группой в местный участок. Не ругается, что копатели приступать к процедуре оказываются ещё не готовы. Не качает головой, глядя на неуклюжесть Лукаша и разложенную в кабинете постель.       При этом Геннадий Фёдорович бдительности не теряет, вдаваться в обстоятельства расследуемого дела не спеша и на попытки Агаты осторожно выведать хоть что-нибудь не поддаваясь.       — Мне нужны ещё будут понятые… — как будто бы размышляя вслух, отмечает следователь. И уже в следующий миг переводит взгляд на примостившегося у окна Павла, приглашённого в качестве местного специалиста или, как кажется самому Павлу, попросту прихваченному за компанию. — Вы ведь врач. Не посоветуете парочку крепких, в моральном плане, человек?              Но посоветовать доктор не успевает. Ровно как и подумать над тем, кто же отреагирует с полным спокойствием на вынимаемое из могилы тело и, что не менее важно, в принципе согласится участвовать в следственных мероприятиях. Куда быстрее среагировать успевает та, что одна только на ум и приходит.       — Я могу, — решительно заявляет Агата, разве что руку не поднимая, чтобы уж точно оказаться замеченной.       — Вы? — даже после рассказов Тараса о том, что не одно преступление на Острове не обходится без неугомонной писательницы, недоверчиво косится в её сторону Лаврентьев. — При всём уважении к вашей красоте, — обезоруживающее расплывается в улыбке следователь и, воспользовавшись минимальным расстоянием между ними, сжимает в руке Агатину ладонь, мимолётно касаясь её губами.       Павел от неожиданности поворота чуть приподнимает бровь, вглядываясь в свалившегося им на голову следователя теперь куда пристальнее. Агата же потрясения его не разделяет. Недовольная от слова вовсе нарушением её личного пространства со стороны по большому счёту совершенно незнакомого ею мужчины, она ловко и молниеносно вытягивает из руки свою ладонь и сдвигается уже вплотную к бортику привезённого Тарасом с материка дивана.       — Милая дама, — сделав вид, что ничего не произошло, с добродушием продолжает майор, — я бы предпочёл представителей сильной половины человечества. Не подумайте ничего дурного, просто… — протягивает он, поточнее желая подобрать слова. — Не хочется, знаете ли, доставлять вам неудобства. Ещё в обморок, не приведи боже, упадёте при виде разложившегося тела. Оно нам надо? Правда, доктор? — оборачивается он на Дымова, отчего-то не сомневаясь в поддержке с его стороны.       Он глаз отводить от местного лекаря не собирается, дожидаясь ответа, но планы рушатся от одного только манёвра Север. Она поднимается на ноги, как будто бы наперёд угадывая, что следователь собирался вновь к ней придвинуться (а там и до целования ручки недалеко), и делает несколько шагов в сторону окна.       — Павел? — только и произносит Агата, перехватывая его взгляд и точно так же, как и столичный следователь, не сомневаясь что доктор окажется на её стороне. И доктор оказывается.       — Она не упадёт, — решительно заявляет он, качая головой и всё так же не разрывая с писательницей зрительного контакта. — В этом уж не сомневайтесь. Агата ещё и… — начинает было Дымов, но сам себя останавливает на полуслове, решая, что Геннадию Фёдоровичу совершенно не нужно знать (во всяком случае наперёд), что она ещё и поближе подойдёт, и следственную группу в сторонку отодвинет, чтобы не обзор не мешались, и чего только не предпримет, чтобы получше рассмотреть состояние погребённой.       — Так что там ещё Агата? — всё так же переводя внимательный взгляд с Павла на Агату и обратно, уточняет майор.       — Ещё и другим сознание потерять не даст, — спешно выкручивается Павел. Он в который раз смотрит на остановившуюся рядом с ним писательницу и обращается на этот раз уже непосредственно к ней: — вы бы домой для начала сходили. Холодает уже, а у вас пальтишко тонкое.

--

      Но пальтишко Север так и не сменяет, не собираясь упускать хоть что-нибудь, пусть даже самое нестоящее, во всех этих хождениях от участка до дома, а после и от дома обратно к участку. И это всё никак не уходит у Дымова из головы.       Местные могильных дел мастера лопата за лопатой раскапывают поросший зеленью и всё никак не проседающий бугорок, Геннадий Фёдорович почти не отводит от захоронения глаз, как будто бы опасаясь, что без его контроля всё пойдёт наперекосяк, останки умудрятся пропустить или вовсе неведомым образом переключатся на другую могилу, Лукаш всё пристраивает падающий велосипед, приглашённый в качестве второго понятого местный о чём-то негромко переговаривается с сопровождающим следователя оперативником.       А Павел всё поглядывает на привычно-внимательным взглядом оглядывающую всё происходящее Агату, в попытках согреться обхватывающую собственные плечи.       — Я ведь вам говорил: оденьтесь теплее, — напоминает ей Дымов, и всё же голос его не смотря на прилагаемые старания не звучит назидательно на все возможные проценты. В нём отчётливо слышится обеспокоенность, щедро сдобренная волнением. — Чего вы не послушались?              — А может я хочу, чтобы вы меня от простуды лечили, — встретившись с доктором взглядом, заявляет Агата. — Или от воспаления лёгких.       Пронизывающий ветер налетает на всех собравшихся, как кажется, буквально со всех сторон, холодом разливаясь по всему телу. Агату сильнее кутается в свой вязаный шарф, всеми силами стараясь сдержать драгоценное тепло, и совершенно не берёт во внимание удалившегося неожиданно Павла, заспешившего куда-то в противоположную сторону от раскапываемой могилы.       Ответ на не заданный ею вопрос находится спустя несколько пролетевших как пару мгновений минут.       — А я не хочу, чтобы вы валялись с простудой или чем-нибудь посерьёзнее, — заключает Павел, на плечах у писательницы разглаживая принесённый из «медицинской буханки» плед, так удачно уже не первый месяц кочующий с одного сидения на другое. Он дольше положенного задерживает руки, и прикосновения эти вдвойне согревают успевшую продрогнуть Агату, даже и думать не собирающуюся о каких-то личных границах и отстранениях.