Кассиопея

Уже вечерело, все замерзли, обошли все магазины и наконец было принято решение отправиться в «Три метлы». Сугробы снега мерцали тысячами искрящихся снежинок и хрустели под ногами. Трель младшей Уизли успокаивала Гермиону и теперь извечные разговоры о Квиддиче не казались ей такими раздражающими. После того что она увидела на одной из улиц Хогсмида Гермиона пришла к выводу, что слишком много нервничала в последнее время и это обычные галлюцинации, ибо Рон сказал, что никого не видел, и Грейнджер смотрела буквально в пустоту. Обычные галлюцинации, пф, так же у каждого человека, Гермиона. Она вздохнула. Хотелось просто отдохнуть с друзьями и мысли о Гарри, и их примирении вытесняли мысли о Малфое. Точнее о её словах. Зачем она это сказала? Это было отвратительно и неправильно. Она так не думает. Перед глазами всплыл образ умиротворенного лица Малфоя с бесстрастным выражением лица. Сердце нещадно защемило и Гермиона против воли приложила руку к груди. Мысль о смерти Малфоя причиняет ей боль. Ну конечно, она вообще не хочет чтобы кто-то умирал и… Да-да. Пора признать, Драко был особенным для неё. От этого признания стало едва-едва легче. Внезапно она почувствовала, как ее лицо впечаталось во что-то….в кого-то. В кого-то в дорогой мантии, с древесным запахом, что тут же наполнил её легкие. Грейнджер машинально дотронулась до спины рукой, но тут же была отодвинута в сторону, с едва заметным, может показалось, касанием ее волос на затылке. — С дороги, грязнокровка. Она осторожно подняла голову на Драко, и почувствовав заливавший свинец обиды ее тело поджала губы. Он даже не посмотрел на неё, лишь скривил лицо и отряхнул руку о мантию будто коснулся действительно чего-то грязного. Малфой сжал челюсти и его скулы очертились, делая лицо грубее. Тогда Гермионе стало по настоящему паршиво, потому что он был для неё особенным, кем то неземным, а она для него… Всё теперь по старому, Гермиона. Ты сама в этом виновата. В венах начало закипать раздражение. — Что ты сказал, хорёк? — вдруг оживился Гарри и в приступе гнева сделал выпад в сторону Малфоя, но Гермиона не отрывая взгляда от удаляющейся, изредко хихикающей фигуры, держащей Паркинсон за руку, схватила Поттера за рукав мантии. — Не надо, Гарри, — надрывно, тихо и разочарованно. Она наконец повернула голову на своего друга, натянуто улыбнулась и принялась рассматривать родные черты лица. Подбородок и линия челюсти более очерчены, щетина. Такой взрослый. — Гермиона, — этот проницательный взгляд. Не надо быть идиотом чтобы заметить, как увлажнились глаза гриффиндорки. От обиды и злости. — Ты уверена? Внезапно Грейнджер с пылающими глазами толкнула Поттера в грудь. Она чувствовала, как от всепоглощающей ярости начинает трясти все тело. — Гермиона… Она глубоко вздохнула и почувствовала как её отпускает, обернулась на удаляющуюся фигуру Малфоя. Озадаченно похлопала глазами и посмотрела на таких же удивленных друзей. — Видишь? Рукоприкладство…это странно, да? Я не хочу…повторения истории. Давай сегодня без приключений, ладно? Я понимаю, тебе трудно, — она нервно хохотнула и почувствовала, как Джинни, встала позади неё совсем не заметно и в поддерживающем жесте коснулась её плеча. — Пойдем уже в «Три метлы», я сейчас умру от холода. Поттер несколько секунд сосредоточенно смотрел на подругу, но потом его выражение лица смягчилось и они наконец отправились в назначенное место. Помещение полнилось посетителями, однако не так, как было раньше, раньше нужно было с утра занимать места иначе пиши пропало, а на сегодняшний день количество учеников Хогвартса значительно сократилось. Друзья заняли столик и Грейнджер принялась отчитывать Рона за то что он уже успел заказать две бутылки огневиски, но в тайне была рада, что хотя бы сегодня напьется до потери памяти и не будет думать ни о чем. И ни о ком. Грейнджер сидела рядом с Роном со стороны зала, а он со стороны окна, напротив расположились Джинни и Гарри. Уизли заказала закуски и принялась, что-то бурно обсуждать с Роном. — Я тебе повторяю, ты ничтожество нашей команды! — заключил Рон и повернул голову на захохотавшую в миг Гермиону. — О, Рональд, молю, это неправильный речевой оборот. Уилли злостно ударил по столу. — Да какая разница?! Смысл в том, что она больше выпендривается чем делает! Джиневра вскипела и тоже ударила по столу. — Заткнись, придурок. Взгляды Гарри и Гермионы пересеклись. Спокойствие. Взгляд в окно, подбородок подпертый ладонью, медленно падающие хлопья снега за стеклом. Все хорошо. Гермиона двинулась и услышала, как в кармане мантии что-то зашелестело. Мимолетный взгляд, быстро юркнувшая рука. Ирис обернутый в белую упаковку. Грейнджер нахмурилась и раскрыла конфету, достаточно быстро закинув её в рот. Внутри на обертке было что-то написано. Гермиона сощурилась и на секунду обомлела, вскинув брови. «Будь осторожна, я присматриваю за тобой. Д.М.» Глаза гриффиндорки распахнулись вновь и вновь перечитывая мелкие слова на фантике, а сердце зашлось в бешеном ритме. Гермиона приложила кулак к груди, ощущая, как та не может сделать вдох. Грейнджер испытывала смешанные, волнующие чувства. Малфой был просто непонятной субстанцией, буйством красок, лабиринтом, квестом. Но кажется всего две, но достаточно значительные детали пазла соединились. Сиди тихо и смирно в своей норке, Грейнджер, они придут за тобой еще раз. Я со всем разберусь сам Судорожный вздох. ….никуда не лезь. — Что у тебя там, Миона? — спросил обернувшийся Рон, щеки которого пылали то ли от продолжительного спора с сестрой, то ли от огневиски, что уже успели подать. Гермиона дернулась и одним движением смяла фантик и положила к себе в карман. — Ничего, — пробормотала гриффиндорка и быстро осушила стакан с огневиски, после чего, конечно, отчаянно поморщилась. Живот окатило приятным жжением, которое плавно распространялось по всему телу, согревая грудь. Похожие чувства она испытывала рядом с Драко. Драко. Его имя было странным на вкус. Тепло. Только вот туда примешивалось бесконечное ощущение безопасности, но, и одновременно взвинченность. Голос здравого рассудка бесконечно трезвонящий в голове. Гермиона поймала себя на мысли, что каждый раз хочет его заткнуть. Благоговейный трепет, ощущение себя живой, непонимание, податливость, отторжение. Особенный. И этот особенный кажется действительно волновался за неё. Перед глазами замелькали картинки. Туалет Плаксы Миртл, завтраки-обеды-ужины. О, Годрик. Поднятый ирис в Сладком Королевстве, записка на завтраке, сны, поцелуи. Его взгляд. И её переполняющие эмоции, не реакции тела, а бесконечные мысли, словно на неё навели морок. Он был ее центром сосредоточения. Вечно стучащее сердце. Гермиона сглотнула, невольно переведя взгляд на слизеринский стол и провалилась в Драко Малфоя взглядом с влажным звуком распахнув губы, ощущая, как ирис во рту становится невыносимо тягучим, но тело охватывает легкость. Малфой едва заметно, только заметно для неё, только для неё, кивает и отводит ледяные глаза на Забини, а Пенси Паркинсон, сидящая к гриффиндорке спиной, так же, едва заметно повернула голову, но так чтобы было видно её лицо усмехнулась и подмигнула ей. Но этого Гермиона не заметила, потому что осознание припечатало ее к стулу огромным тяжелым весом. Грузом. Кажется ей нравился Драко Малфой. И это уже не казалось ей чем то смешным. Не действием зелья или заклинания, или чего-то еще. Эти чувства настоящие, искренние. Настоящее притяжение и смущение. Гермиона часто дышала и уловив на себе взгляды друзей и слизеринцев тут же отвернулась обратно, обращая взгляд на лежащие руки на столе, сжимающиеся в кулаки. Только вот реальность обрушилась на неё, буквально прессуя. Малфой был просто человечным, если вспомнить его реакцию на их…вчерашние…вчерашнее происшествие, то можно сказать, что он был просто под действием проклятия, но собрался и не дал произойти непоправимому. Не дал случиться ошибке. Ошибка. Это слово больно укололо её сердце и Гермиона слегка опустила голову, еще глубже, погружаясь в размышления. Драко просто попал в такую ситуацию и был просто хорошим парнем, а эти вещи, что он делал…Просто не делали его козлом. Никто не хочет чтобы снова кто-то умер, пусть и грязнокровка. Гермиона дернулась, вспоминая, что сказала ему. Брови свелись к переносице, а глаза защипало. Отвратительные слова, которых не заслуживает никто. Тем более он. Его лицо намертво отпечаталось в мозге гриффиндорки, заставляя ту ненавидеть себя. Ей нравился Драко Малфой и она пожелала ему смерти. Отлично, так держать, Гермиона. Только вот она не знала, не было ли это к лучшему. Она точно не собиралась добиваться взаимности, и даже если бы она, и была, то Грейнджер не уверена, что приняла бы его чувства. Это странно, глупо, необдуманно… Необдуманно? Себя услышь, ты только об этом и думаешь. О, Мерлин, заткнись. Это было неправильно, совершенно нарушало ее планы и она не знала как… Как быть дальше. Потому что сам факт то понят, а вот, что делать с этим Гермиона так и не поняла. Только решила, что совершенно точно взаимных чувств у него нет. Романтические чувства у Малфоя к грязнокровке, самой не смешно? Не смешно. Совершенно. — Ребят, я видела, как Парвати играла в игру «Я никогда не», слышали о такой? — Где-то далеко послышался голос Джинни. — О, да, магглы часто в неё играют, — заявил Гарри и самодовольно покачал головой. — Только вот, — Джинни держала меж двух пальцев какую-то цветастую карточку. — в такую игру, магглы не играют совершенно точно. Сейчас объясню правила. Мы кладем на центр стола карточку, по четыре стороны от неё будут стоять наши стаканы с огневиски, — Уизли расставила стаканы, положила карту аккурат по центру. Гермиона тяжело вздохнула, пытаясь уловить нужную информацию и понять что-то кроме того, что когда Джиневра так улыбается всем скоро наступит конец. — Вы должны приложить кончик вашей палочки к ней и к вашей кисти, — будто для более непонятливых она стукнула несколько раз по запястью и выразительно посмотрела на брата. — Ну…и всё. Не буду спрашивать согласны ли вы, потому что мои идеи… — Можешь не продолжать, — гнусавым голосом пробормотал Рон и стал искать кого-то взглядом в помещении. Гермиона так же не была в восторге рыться в чужом грязном белье, да и тем более доставать свое без возможности соврать. Ты стала так часто врать, Гермиона Грейнджер. Я же сказала - заткнись. Все четверо послушно выполнили условия и с ужасом уставились на воодушевленную Джинни, что сделала громкий вдох и резко сложила руки. О нет, она уставилась на Гермиону. — И так! — её впившийся взгляд и дрожащее от нетерпения дрожащее тело отдалось растекшимся ужасом по венам Грейнджер. — Я никогда не… — Повисшая тишина накаляла обстановку, ну как обстановку, Рону было плевать, а Гарри снисходительно смотрел на возлюбленную. А Гермиона думала её сейчас стошнит. — Спала с Виктором Крамом! Карие глаза распахнулись, а горло обожгло огневиски. Грейнджер не поняла, как её рука сама потянулась за стаканом. Она тяжело сглотнула жидкость, чувствуя, как из-за алкоголя начинают пылать щеки. Ей не было стыдно, по телу прокатилось облегчение. Джинни завизжала, а мальчики заныли, синхронно, хватаясь за головы. — Я знала! Я знала, я знала, я знала! — Боже, Миона, тебе же было…сколько? Четырнадцать? Гермиона тут же замахала руками, пытаясь оправдаться перед Роном и Гарри, поочередно смотря на обоих. — Нет! Ты что?! Мне уже было восемнадцать, после войны, мы встретились в каком-то пабе, я была пьяна, — Грейнджер скривилась. — Не хочу это вспоминать… — Мы тоже не хотим знать, — заявил Гарри с укором смотря на счастливую Джинни. — Вы оба будете играть, я узнаю все ваши грязные секретики…кто ест козявки и кто дрочил на Паркинсон, я все…узнаю… — этот грозный взгляд можно было узнать из тысячи, поэтому парни понуро приняли свою участь, а Гермиона глубоко вздохнула. Видимо Джинни хватило ума не говорить о Малфое. Пусть Гарри и говорит, что примет любой ее выбор, это совершенно не значит, что он говорит правду. Она следила за Поттером взглядом, за его плавными непринужденными движениями. Наконец Гарри был счастлив. Грейнджер выпила еще одну стопку огневиски и взгляды друзей обратились к ней. — Ты что, ешь свои козявки? — раздался вопрос из уст Гарри, который растерянно хлопал своими зелеными глазами, на что Гермиона лишь захохотала. Она не могла остановиться и кажется обратила на себя внимание других столиков. — О, я лучше бы ела козявки, но увы, я скорее алкоголичка, — усмехнулась гриффиндорка и поникшим взглядом уставилась в окно. — Так ты ешь козявки или нет? — где-то сбоку. Грейнджер резко повернула голову на Уизли, что прервал неловкую тишину возникшую после её ответа. — Рональд, конечно же нет, — зашипела она. — Если ты не заметил, я вообще ничего не ем, — тот неосознанно раскрыл губы и с абсолютным невинным выражением лица глядел на Гермиону. — Что ты на меня так смотришь? — Миона, я…прости. Грейнджер лишь нахмурила брови и вновь уставилась невидящим взглядом с окно, всем телом ощущая напряжение и вспышки раздражения, которые пульсируют в венах. — С меня хватит, — рявкнула Уизли и издала гортанный звук. — Ты могла хотя бы один раз не портить нашу встречу. Гермиона с неверящим взглядом обернулась на уже встающую Уизли, что была красная от гнева. — Извини, настроение паршивое, — выдохнула Гермиона и устало посмотрела на Джинни, которая уже стояла рядом с Гарри, который послал извиняющийся взгляд Грейнджер и указал на безымянный палец на его руке и метнул взгляд на Джиневру. Глаза Гермионы наткнулись на кольцо на безымянном пальце подруги и на такое же у Поттера. Грейнджер выпрямилась и распахнула глаза. — У тебя оно всегда паршивое, — бросила Уизли и резко развернувшись пошла в сторону выхода, увлекая за собой Поттера. Гриффиндорка резко обернулась на Рона. — Они что, помолвлены? — Да, она хотела, как я понял рассказать нам сегодня, как полагается. Я давно уже заметил кольца, а ты все в облаках витаешь, — снисходительно произнёс Рон. — Я все понимаю, тебе тяжело, но не тебе одной, пора идти дальше, Миона, — знающе заключил Рон и тоже поднялся с дивана, у выхода его ждала Лаванда, которую он с счастливой улыбкой заключил в объятия. А Гермиона осталась сидеть на месте, хлопая глазами и ощущая, как что-то в ней скоропостижно разрушается. Пока трещина, но стоит ударить еще один раз и плотину прорвет. Она закрыла глаза откидываясь на спинку и скрепила руки в замок. Джинни поддерживала её, как могла, хотя ей самой было не лучше, двигалась дальше, всегда была рядом, а Гермиона… Чёртов Малфой. Она уронила голову на стол и страдальчески застонала. Усталость в миг заполнила её тело. Она обязательно извинится перед ней и поздравит ее, но позже. Щеки покалывало от выпитого алкоголя. Гермиона приподняла голову и обнаружила, что добрая половина огневиски еще осталась. Созрел гениальный план. Она опрокинула в себя один стакан. Второй. Третий. Четвертый. Грейнджер сидела в ожидании. И вот оно. Сказочное забвение. Состояние, когда ты как настоящая свинья, в дерьмо пьяный, рот едва открывается, а слова сказанные в твой адрес воспринимаются со скоростью черепахи. То что нужно. Перед глазами мелькнул образ Виктора Крама, которого она не так давно встретила в таком же состоянии. Её передернуло. — Эй, Гермиона, — услышала она и туманным взглядом окинула стоящего перед ней парня. — Энтони, — протянула она и улыбнулась. Парень сел рядом с девушкой и ослепительно улыбнулся ей. — Да ты пьяна, — заключил он, окидывая Гермиону и пустую бутылку алкоголя взглядом. Хотя он и сам был не особо трезв. — Ты тоже, — хохотнула она и ткнула пальцем ему в кончик носа. Парень изогнул кончики губ в подобии улыбки и продвинулся чуть ближе к ней. — Ты как? Хорошо себя чувствуешь? — вкрадчиво спросил он заглядывая ей в глаза и дожидаясь пока до неё дойдет смысл сказанных слов. Вокруг было достаточно шумно и посетители явно не собирались уходить, ведь перед рождеством ученикам седьмого курса сделали снисхождение и разрешили остаться в Хогсмиде надолго. Вообще после войны в Хогвартсе стало проще, это было ощутимо, но сложно было сказать как и в чем. Учителя входили в положение. — Если честно, не очень, — пробурчала она и со стоном откинулась на спинку дивана. — Ты красивая, — он придвинулся чтобы сказать ей это на ухо. Грейнджер не сдвинулась, лишь медленно перевела на него взгляд, не двигая головы. — Что ты имеешь ввиду? — То и имею, ты очень красивая, Гермиона, давно хотел это тебе сказать, — заключил он и широко улыбнулся. Гермиона расплылась в улыбке и её грудь слегка дернулась, когда она, хохотнув выдохнула. — Ты тоже, Энтони, — она медленно повернула на него голову, опираясь на мягкую спинку и шмыгнула носом. Затем коснулась рукой пряди его волос и стала задумчиво рассматривать её. — У тебя красивые волосы, прямо как у… — она запнулась и в следующий миг почувствовала как в ее рот не грубо, но требовательно ворвались, заталкивая язык и сминая губы. Глаза Грейнджер распахнулись, но сил и контроля над телом едва хватало чтобы оттолкнуть его. Он отпрянул и уставился на неё блестящими невинными глазами. — Я что-то не так сделал? — Нет, что ты, просто…ты неправильно меня понял, — она чувствовала, как начинает медленно трезветь. — Ты очень милый…правда…просто… — Я тебя понял. Пойдем потанцуем? Грейнджер вскинула брови и улыбнувшись уголками губ кивнула. Играло что-то похожее на маггловскую музыку пятидесятых и только сейчас Гермиона заметила, что слизеринцы и когтевранцы, и даже пуффендуйцы праздновали наступление рождества вовсю. Это было совсем не похоже на милые посиделки, как на первом курсе и многие уже изрядно выпившие танцевали и хохотали. Гермиона глядя на своих сокурсников расслабилась и отдалась танцу с Энтони Голдстейном. Она запрокинула голову и энергично двигала плечами, когда Голдстейн закружил её Грейнджер под общий гомон засмеялась. — Слушай, — вдруг начала она и увидела, как его взгляд внезапно стал внимательным. — Ты случайно не писал мне письма? — Какие письма? Это был не он. — Проехали. — Гермиона, я давно хотел… Внезапно Гермиону за руку увлек кто-то другой и она едва не споткнувшись оказалась в руках Теодора Нотта, что как обычно сиял своей обворожительной улыбкой. Грейнджер резко обернулась и увидела, как Паркинсон не в самом приличном амплуа танцует с Голдстейном под улюлюканья и гогот слизеринцев. Она подмигнула Гермионе и в смеющейся гримасе скривила лицо, кивая на смущенного Энтони. По лицу размазалась красная помада, а тушь слегка осыпалась, но глаза горели таким блеском, что весь этот смазанный макияж был ничем, Пенси была красива в своей искренности и эмоциях. Ни за что в жизни Гермиона бы не подумала, что будет участвовать в такой вакханалии, что нарушала все правила, и снова, снова, и снова рушила все её убеждения, но, Годрик, ей было так весело, потому что Нотт, закусив губу и оттопырив её двигал бедрами и плечами, и мыслимо, и немыслимо крутил Гермиону в танце. — Что ты делаешь, Теодор? — крикнула она, задыхаясь и смеясь, перекрикивая других студентов. — Расслабься, Грейнджер. Его рубашка была расстегнута, демонстрируя его влажный от пота торс, слизеринский галстук завязанный вокруг головы не мог не заставить улыбнуться, а на его губах была чья-то помада. Нотт снова крутанул её, мир вокруг закружился, и вот она прижата к горячему телу, вот снова Гермиона отходит ритмично покачивая бедрами. — Не думал, что ты будешь танцевать, Грейнджер, — крикнул Нотт ей на ухо и гриффиндорка, усмехаясь толкнула его в грудь, но Тео скорчив гримасу игриво повел пальцем по её плечу и зашелся в смехе. Вокруг прибавлялся встающий со своих мест народ, было слышно как со скрипом отодвигались стулья и не слышно, как шуршали мантии встающих с диванов. Запахи пота, грога, огневиски и парфюмов смешались воедино, идеально вписываясь в внезапно увеличившуюся громкость музыки. Это было единение, когда даже гриффиндорцы танцевали со слизеринцами и всем было плевать. Когда галстуки были завязаны как попало и не означали принадлежность к чему-то, а были просто элементами одежды, за которые притягивали чтобы поцеловать или откидывали куда-то в сторону. И снова, Гермиону кто-то увлек за собой и даже будучи пьяной Грейнджер почувствовала, как её сердце затрепетало. Малфой привлек гриффиндорку к себе, не отставая в ритме танца от других. Его лоб блестел от пота, платиновые волосы растрепались, а на лице была искренняя улыбка. Она еще никогда не видела его таким живым. Когда он снова, закружив её, оказался слишком близко, Грейнджер услышала, прижимаясь к нему спиной, прямо над ухом, его хриплый и пропитанный алкоголем голос. — Пуффендуец не хочет чтобы ему вспороли брюхо? Улыбка сползла с лица Гермионы и она, перестав танцевать отошла от слизеринца, но повернулась к нему лицом. Засунула руку в карман джинс, кажется её кто-то толкнул, но она достала оттуда одну конфету и потупив взгляд протянула её Малфою. Он стоял, тяжело дышащий, огромный по сравнению с ней, в мокрой рубашке и с сосредоточенным лицом. Такой особенный. Заставляющий сердце биться всё чаще и чаще. Драко взял из её руки конфету и поднял на неё взгляд. — Разверни, — это было тихо, не слышно в этой какофонии голосов и музыки, но он понял. Он аккуратно развернул обертку, сжал конфету в одной руке, а во второй держал фантик, на котором написано всего одно слово: «Прости.» Они оба знали за что она извиняется. Осторожный, но такой полный чувств, поднятый на неё взгляд, что сердце Гермионы зашлось в быстром ритме. Она провалилась в него глазами и сделала небольшой шаг вперед. Фантик выпал из его руки следом за конфетой. Он сглотнул и гриффиндорка проследила за этим движением, почувствовала, как кто-то толкнул её в спину и Грейнджер снова сократила расстояние между ними. — Конечно я тебя прощаю, Грейнджер. Её губы распахнулись и она судорожно вздохнула, чувствуя, как и без того горячий воздух сгущается. Она не чувствовала, как её прошибает электрический разряд, не чувствовала негу проходящуюся по всему телу, лишь одно знакомое чувство струилось по венам и испарялось через поры. Желание коснуться. Лядяные глаза и почти-черные встретились. Вдруг слизеринец шагнул вперед и резко, обхватив её лицо ладонями впился в её губы, вкладывая все чувства. Она не чувствуя абсолютно никакого сожаления запустила руки в его волосы, пропуская струящуюся платину меж пальцев. Малфой выдыхал ей в губы, а она ловила каждый вздох, снова и снова касаясь его губ и проводя по ним языком не в силах вынести, что это может закончиться. Гриффиндорка всем телом прижалась к нему, ощущая, как горячие волны исходят от него. Будто не было никого вокруг. Ни улюлюкающих слизеринцев, ни её знакомых гриффиндорцев. Не было чертового Голдстейна, чьи губы не были тем, что являлось сейчас центром её существования. Был только запах сандала и его руки, что теперь яростно прижимали Грейнджер за талию к себе. Она яростно и со стоном углубляла поцелуй, оттягивая его волосы на затылке назад. Вдруг Малфой от неё отстранился, она не смогла увидеть выражение его лица. Гермиону увлек кто-то другой. Кажется это был Гарри. Увидев его Гермиона испуганно отпрянула и начала оборачиваться, ожидая увидеть опешившую толпу, но нет, все продолжали танцевать. Тогда она резко обернулась опять на Гарри и когда он закружил её, она уж было хотела что-то из себя выдавить, но он её прервал выставленной вперед рукой. Грейнджер остановилась и стыдливо опустила глаза, но Гарри лишь по дружески приобнял Гермиону. — Ну ты и дура, Гермиона. — Гарри, я… — Не переживай, все в стельку, не думаю, что кто-то об этом вспомнит. — Да мне плевать! Я просто хотела…хотела сказать, что я очень рада за вас с Джинни, я…правда, я так рада, что вы счастливы…что ты, Гарри, наконец счастлив, — нижняя губа Гермионы задрожала и она почувствовала, как горячие дорожки слез крупными каплями потекли из глаз. Грудь сдавливало от переполняющих её чувств. Гарри засмеялся и прижал Гермиону ближе к себе. — Какая же ты пьяная, — он не переставал смеяться. — Джинни остыла и хотела вернуться за тобой, но все еще была обижена, но думаю, за такой подарок она тебя точно простит. Гермиона отпрянула от Гарри и хохотнула, утирая слёзы. — Гарри, у нас ничего и никогда не было и не будет с Малфоем, просто… — она указала рукой на пустую бутылку огневиски на их столе и тяжело вздохнула. — Гарри, пожалуйста, поверь мне. — Как я уже говорил, даже если и есть… — Гарри! — Ладно, ладно, — он замахал руками в примирительном жесте и обратил взгляд на едва не визжащую Уизли, что танцевала с каким-то когтевранцем. — только не думаю, что для неё это аргумент. Гермиона обернулась на подругу и тяжело вздохнула, хлопнув себя по лбу. — Я пойду подышу. Поттер ей кивнул и Грейнджер вышла на улицу в одном свитере и джинсах. Декабрьский холод обжег её кожу и гриффиндорку передернуло. Музыка из Трех Метл на улице была едва слышна, на улице не было ни души, лишь горящие гирлянды, фонари и сверкающий снег. Она действительно почти протрезвела и прямо в этот миг реальность обрушилась на Гермиону. Гриффиндорка безвольно рухнула в сугроб и согнулась, чувствуя, как её пронизывает всеобъемлющая тоска. Она больше не сможет оправдывать себя никаким образом. Гермиона целовалась с Драко потому что сама этого захотела. Она хотела в тот миг этого больше всего на свете. Грейнджер знает, что Гарри и Рону претит сама мысль о том, что Гермиона будет испытывать, или уже испытывает чувства к Малфою. Конечно, они делают вид, что все хорошо, лишь бы Гермиона чувствовала себя лучше, но ужасы войны, поступки этого самого слизеринца втаптывали всех их в грязь, прессовали. Но её друзья старательно делали вид, что все хорошо. А она…испортила Джинни вечер, не сделала вид, что все хорошо. Глаза защипало, а грудь сдавило от рыданий, что рвались вырваться наружу, но Гермиона не издала ни звука. Она просто сидела в снегу, чувствуя, как её пробирает дрожь и горячие дорожки стекают по её лицу. — Грейнджер, ты совсем сдурела? Послышалось где-то сверху и едва Гермиона успела повернуть голову, как её уже подняли на ноги. Снова ты. — Рыдаешь от осознания, что я целуюсь лучше, чем сопливый пуффендуец? — ухмыляясь спросил слизеринец и стянул с себя мантию. Его все еще слегка покачивало. — В снегу то сидеть не обязательно, — накинул её на плечи Гермионе и выжидающе смотрел. Гриффиндорка удивленно окинула взглядом себя и скривив лицо вздёрнула подбородок. — Ты поцеловал меня чтобы доказать это? Так вот, мне не понравилось. — Что? — Малфой зашелся в смехе. — Было не похоже. Его лицо не выражало какой-то злости или отвращения. Не было растерянности во взгляде. Ледяные глаза были полны тепла и он правда улыбался. Гермиона нарочито вздохнула. — К сожалению женщинам в нашем мире свойственно притворяться. — Ты хочешь сказать, что этот …лучше меня? — тихо, угрожающе, но играючи. Он приблизился к ней. Грейнджер повела подбородком в сторону и её губы дернулись, она едва не улыбнулась. — Определенно. Малфой был все еще пьян, его скулы горели румянцем, а глаза подернуты дымкой. На фоне снега он был более чем уместен со своими волосами и алебастровой кожей. Он усмехнулся. Он знал, что она врёт. И снова. Снова он поцеловал её. Но в этот раз всё было по другому. Он сжимал ладонями её лицо и чувственно, насколько это возможно целовал её, будто он говорил с ней, но при этом не произнося ни слова. Это не были те пылкие, отчаянные поцелуи, что прежде. В этом было что-то большее. Печальное, но совершенно точно не нежное. Через связь, что была между ними он отдавал, сам того не зная, сидящую в нем всеобъемлющую печаль. И Гермиона это чувствовала. Вдруг обоих будто ослепила вспышка и они испуганно оторвались друг от друга. Но ничего не обнаружили. Малфой вздохнул, выпуская изо рта облако пара и послав ей последний взгляд отправился обратно в Три Метлы. Гриффиндорка засунула оледеневшие руки в карманы его мантии и вдруг обнаружила там что-то. Маггловская пачка сигарет. Гермиона удивленно вскинула брови и достала одну. Потому что она знала, что он оставил их ей. Это был самый странный вечер в жизни Гермионы Грейнджер.