К вечеру все разъехались, Джинни прощалась с Гермионой довольно пылко, будто уезжает навсегда и в который раз умоляла поехать с ней, но Грейнджер упрямо отказывалась.
Смотреть в глаза Гарри было не так просто, как представлялось, но его отношение не изменилось, он заботливо обнял подругу и многозначительно посмотрел на неё. Этот взгляд зеленых глаз будто до сих пор прикован к ней, от него было совестно и не по себе. Рон был в недоумении и не так уведомлен, как Гарри, сухо попрощался, кажется эта ситуация его подкосила больше чем Гермиону.
Они сказали, что все будет хорошо, значит будет, она должна верить своим друзьям.
Джинни подарила подарок заранее, как и мальчики, подарки им были еще не готовы и Гермиона извинилась тысячу раз, отчаянно краснея.
Мальчики решили, что самым логичным решением было подарить книги. В глубине души Гермиона горько усмехнулась. Романы, забавно.
Джинни же, кажется скупила весь магазин косметики, всевозможные баночки стояли в ряд в небольшом лакированном чемоданчике.
Малфой на размышления Грейнджер у входа в большой зал ничего не ответил, лишь привычно закатил глаза и, все таки удостоил девушку толикой эмоции, в глазах мелькнула злость, а, когда его расслабленная фигура скрылась из виду послышался грохот.
Псих.
Позже, после напряженного прощания я друзьями она отправилась в кабинет Макгонагалл.
Толстая дубовая дверь возвышалась над Гермионой и всем своим видом внушала силу ее владельца.
Гриффиндорка глубоко вздохнула и нарушила тишину своим стуком в дверь, вошла.
Кабинет Дамблдора едва ли изменился, только вот, все стало выглядеть более аккуратно, перейдя во владение Минервы.
— Здравствуйте, профессор.
— Здравствуйте, мисс Грейнджер, вы поздно, я надеюсь вы не по поводу…
— Нет, профессор, — не подумав перебила Грейнджер директора и прокашлялась, отправив извиняющийся взгляд. — Я знаю, что буду ответственна за приготовления и хотела бы получить план заранее.
Минерва вскинула брови и сжала тонкие губы, слегка опустила голову в сторону, разглядывая девушку и улыбнулась.
— Мисс Грейнджер, я думаю, что в этот раз вы можете отдохнуть, я уже решила все вопросы заранее, в связи с переносом бала, я учла, что это совершенно не ваша проблема и крайне удивлена, что вы остались в Хогвартсе.
Гермиона нахмурилась, потому что в мутных глазах старухи промелькнуло чувство чего-то старого и радостного, то что уже давно прошло и никогда не вернется. Так наверное выглядит добрая грусть.
— Профессор Макгонагалл, но я думаю, что под моим руководством мы справимся быстрее, — настаивала гриффиндорка и произносила каждое слово максимально четко, в надежде убедить Минерву.
Та лишь снисходительно улыбнулась и устало выдохнула, стянула с себя очки, потерла переносицу.
— Я рада, что вы не утратили свои лучшие качества, но…
Профессор, я сдохну от навязчивых мыслей без какого-либо занятия.
— Профессор, я…
Минерва остановила её жестом руки и кивнула, тогда, что-то знакомое и по детски-радостное заставило уголки губ Гермионы растянуться в улыбке, навеселе попрощаться с Макгонагалл, приняв нужные документы и едва ли не попрыгать в гостиную, в которой она будет в полном одиночестве, никто её не будет донимать и она, счастливая будет заниматься по старому-важным делом.
Наушники были воткнуты в уши, а стопка бумаги в руках была удивительно легка на подъем. Стены коридоров казались теплее обычного, а волосы не так раздражали, ни единой мысли о Малфое, завтра Рождество.
Девушка откинула голову назад и глубоко вздохнула, ощущая приятную прохладу. Уже было далеко за одиннадцать, но Гермионе было плевать, сейчас её репутация работает на неё и отговорок если её поймают было огромное множество.
Каждой ночью вижу тебя я, любимый...
Лестница сдвигается в абсолютно удачном направлении и рот гриффиндорки изгибается в улыбке.
Ты ко мне приходишь во сне…
В миг перед глазами замелькали картинки её снов, холодная вода, люди, Малфой, крики, стоны, слёзы.
Эти сны не похожи на её обычные кошмары, однако жуть нагоняли.
Особенно последний сон, где она рыдала, как сумасшедшая, а Малфой её успокаивал, целовал, говорил, что её никто не тронет.
Мурашки прошлись по её коже и музыка в наушниках перестала быть досягаемой до мозга гриффиндорки, её голова снова заполнилась мыслями о смерти.
Она была максимально скептична, не стоит говорить об уроках прорицания и мысли о вещих снах отбросила в сторону, дальше чем могла себе позволить. Грейнджер никогда в это не верила и не собиралась, поэтому даже мельчайшая мысль об этом заставила думать, что она похоже, стремительно сходит с ума.
Эта статья Скитер не выбила Гермиону из колеи так как должна была. Резкий укол вины не дал сделать вдох.
Снова пустые стеклянные глаза её друзей смотрели на Грейнджер, а их лица в ее голове имели странно-умиротворенное выражение.
Вновь она думает о смерти своих близких и единственный выход из ситуации друзьям совершенно не понравится, но если этот лысый ублюдок все еще жив, - а она имела подобные соображения, раз тот инцидент был настолько удачным и связан с ней, Грейнджер была уверена, что является главной фигурой в данной ситуации, - то она сделает это тысячу раз. Но может есть и другой выход? Они победили того, кого боялся весь магический мир, уж с этим то точно справятся. Абсолютно не факт, что это он, возможно последователи.
Но она бы сделала это чтобы больше глаза Гарри не омрачались и не тускнели от потерь, а его объятия были такими же теплыми, чтобы Рон наконец смог быть счастлив с Лавандой, чтобы Джинни, блин, вышла замуж, а её глаза горели любовью и искрились счастьем.
Чтобы
его ледяные глаза так же пронзали всех, как шпага, а не стали пустыми. Чтобы, пусть без эмоций, но они были полны, как сейчас, самого прекрасного. Чтобы лед был крепким и толстым, обороняя его, а не тонким, как стекло.
Из мыслей Грейнджер выдернула проходящая мимо темная фигура, что быстро юркнула в какой-то кабинет.
Руки Гермионы забило мелкой дрожью, но она глубоко вздохнула, собираясь.
Грейнджер быстрым движением сняла наушники и небрежно запихала их сумку, пачка документов отправилась туда же.
Тяжелое настроение улетучилось со скоростью света, уступая место тревожности, что заструилась по венам, эта эмоция будто уже въелась в гриффиндорку и, сопоставив несколько неутешительных факторов, уже на инстинктивном уровне захватывала её, но адреналин окрылил Гермиону и она юркнула в кабинет, так же резво, как и до этого вошедший.
Дверь скрипнула и ощутимо сильно захлопнулась, чем вызвала мерзкую гримасу у Грейнджер.
Отчего то пульс перестал скакать, как сумасшедший.
Кожа человека, что сидел за пыльной партой мерцала жемчугом в темноте старого кабинета, а раздраженный цокот заставил гриффиндорку дернуться и сильнее стиснуть меж тонких пальцев древко.
— Ты так отчаянно бежала от смерти, но теперь решила слоняться в темноте и заходить за всяким встречным-поперечным в заброшенные кабинеты? В прошлый раз закончилось плачевно, — раздался полный иронии голос, нарушая тишину. — Не знаю, в курсе ли ты, но ты такая идиотка, Грейнджер.
По телу расползлось облегчение сравнимое с дозой лидокаина, когда ты бьешься в агонии. Оно согрело даже кончики пальцев.
Фигура резво развернулась на стуле и положила ногу на ногу. Белоснежные зубы сверкнули в темноте, и можно было предположить, что это улыбка.
Гриффиндорка быстро вывела руну точным движением, и осветила помещение, и теперь могла рассмотреть человека, сидящего на стуле, этого можно было не делать, потому что Грейнджер в эту же секунду узнала кто это, но захотелось увидеть её лицо.
Прищур зеленых, кристально-чистых глаз, в которых было видно каждую жилку. Они не были похожи на глаза Гарри, в них было намешано множество оттенков, но, когда она смотрела, можно было удивиться с того, как они сверкают изумрудом. Полные губы искривила ухмылка, а прямые брови опущены.
Красивая до смерти.
Уголки губ Гермионы дернулись и она расплылась в улыбке, сама Грейнджер не знала почему, но была рада увидеть Пенси, с того инцидента, казалось, они хоть и на маленький шаг стали ближе.
Гермиона поняла, что ей совершенно не хочется кинуть в слизеринку непростительное и это знание ошарашило её, потому что Пенси Паркинсон была для любого человека раздражающей натурой, она всегда так считала и воспринимала это за истину.
Однако, Гермиона так больше не считала, достаточно было копнуть чуть глубже, чтобы понять, что она не такая уж и отвратительная стерва.
— Я тоже рада тебя видеть, Пенси, — буркнула Гермиона и сжала губы в надежде, что хотя бы раз она услышит приветствие, а не «идиотка».
— На твоем месте я бы не разгуливала по ночам, мало ли что.
— А сама ты зачем здесь в такое время? — сухими губами прохрипела Грейнджер, но тут же прокашлялась.
Пенси закатила глаза и подперла рукой подбородок, бесстыдно разглядывая гриффиндорку с головы до ног. Зеленые глаза юрко прыгали по разным частям тела Гермионы.
— Старуха заранее знала, что я останусь в Хогвартсе и поручила мне приготовления к этому идиотскому балу. Я так надеялась, что на этом бале я просто напьюсь, — она глубоко вздохнула и снова закатила глаза. — Я не могла нормально собраться с мыслями, потому что идиотки с пятого курса трещат без конца.
Гермиона свела брови к переносице и устремила взгляд куда-то вдаль.
За окном мерцал полумесяц, а россыпь звезд собиралась в красивые созвездия, при мыслях о них в голове снова возник слизеринец и Гермиона сквозь зубы вдохнула воздух.
Влюбленность вещь легкая, а это уже походило на одержимость.
Глаза вернулись к Паркинсон, что скучающе вздохнула и гриффиндорка со свистом вдохнула воздух пересохшими губами.
— Я подумала, что… — еще один вдох и Грейнджер тяжело осела на пыльный прохладный стул, разворачиваясь к слизеринке. — Пока волноваться не о чем, видимо все идет по их плану, — взгляд Гермионы стал жестче. — Гребаная Скитер заявила в открытую, что с Малфоем мы общаемся, а это, исходя из моего предположения успокоит их,
он говорил о нём, говорил, что я должна ему помочь, значит они залягут на дно, даже если моё предположение ложное, то они не будут действовать ближайшее время, как минимум после того, как
анимаг их с потрохами сдал. Они отлично понимают, что я не дура.
— Грейнджер, — Пенси закатила глаза. — суть в том, что это предположения, ты не можешь утверждать. Я конечно тоже понимаю, что ты
самая умная ведьма столетия, но глупо думать, что ты в безопасности.
Паркинсон говорила очевидные факты, что разрушали призрачную иллюзию спокойствия, но Гермиона и бровью не повела, хотя, сейчас, когда она убрала люмос, едва ли Пенси заметила бы какое-либо изменение в лице гриффиндорки, да и не стала бы обращать внимание. Она закусила щеку изнутри и посмотрела в окно, на вьюгу, что набирала обороты и яростно дула в намертво закрытые окна.
У Грейнджер был беспроигрышный план и теперь он даже не отдавался тревогой в сердце. Кажется все к этому и вело.
Никакого спокойствия, никакого «как раньше».
— Ты так и не сказала в чем проблема посидеть в гостиной, — внезапно выдала Грейнджер и услышала, как Пенси сначала цокнула, скрежетнула ногтями о парту, а потом горько усмехнулась.
— Половина слизеринцев осталась в Хогвартсе, всех родителей пересажали, но откуда
тебе знать.
Ноздри на миг раздулись, а брови свелись, ведомые раздражением, но потом гриффиндорка все же вспомнила, что это Паркинсон и злиться не было смысла, поэтому взгляд смягчился и она устало откинулась на спинку стула.
— Веселые каникулы меня ждут, — пробурчала Гермиона, когда в голове вырисовывались картины представлений
для неё от слизеринцев. Раз половина слизерина осталась в Хогвартсе, то видимо подопечные будут они, и едва ли они выполнят хоть одно её поручение. А как же, грязнокровка командует, где такое видано.
— Ты о чем? — в голосе ни капли заинтересованности.
— Теперь я ответственна за приготовления, так что можешь расслабиться, — навеселе проговорила Гермиона, но как можно тише, все таки среди ночи она бы лучше встретила Пожирателя чем Филча. — Слушай, — голос предательски дрогнул. — А…Малфой… — она закусила губу и нервно откинула курчавую гриву волос назад, за спину. — он уехал в Мэнор?
Если Паркинсон спросит почему она спрашивает, то Грейнджер совершенно точно не скажет про странную связь и, что неизвестно, как на ней отразится его отсутствие.
Хотя это была отговорка для себя. Она просто хотела его видеть, как подрагивают изогнутые ресницы, когда ледяные глаза бегают по строкам в книге, слушать, как он выдыхает и
чувствовать его. Хотя бы эти дни.
Гермиона едва не утонула в своих влажных фантазиях, рассеянно сминая пыль в ладони.
— Да, — чуть-слишком быстро ответила Паркинсон, в голосе сквозило напряжение, что тут же передалось Грейнджер. — Ну, раз так, — она резко встала и встряхнула смоляными волосами, что казалось блестели, даже в темноте, подсвечиваемой полумесяцем. — То я могу идти. Удачи с этим сраным балом.
Каблуки резво застучали по камню и дверь со скрипом закрылась за ней. Гермиона глубоко вздохнула и спрятала лицо в ладонях, под веками гудело от напряжения.
Решение принято.
У неё, по её плану, было около шести-семи дней, чтобы восполнить его в жизнь.
Какая ирония.
***
25 декабря.
Настроение было отвратительно-раздражительным, ни один слизеринец не явился на собрание, решив, что в святой праздник нужно нажраться и спать до обеда.
Грейнджер прождала их около часа, в итоге решила сделать все сама, никого из Пуффендуйцев в Хогвартсе не было, а пара Когтевранцев пришла, после обеда, когда Грейнджер уже рвала и метала. Она так раздраженно левитировала гирлянды, что казалось палочка треснет.
Её глаза пылали невысказанным возмущением от такой безответственности. Они же сами будут отдыхать на этом балу, а ведут себя как будто их заставляют подготовить к приему поместье Реддлов.
Когда три семикурсника из Когтеврана зашли в зал Грейнджер на миг обернулась, швырнула в их сторону несколько листов.
— Вот ваш план на сегодня, — по Макгонагалловски чопорно начала Грейнджер, не глядя на них. — Не выйдете отсюда пока не закончите.
Какой-то черноглазый парень цокнул и принялся лениво изучать лист, потом передал однокурсникам и так страдательно вздохнув принялся за дело.
Начало было положено, все будет хорошо.
Гриффиндорка до восьми часов вечера не выходила из зала, даже перевыполнила план на сегодня, но все таки покинула зал, оставив Когтевранцев страдать и работать. Она предварительно совершенно подлым образом зачаровала двери и с ехидной ухмылкой покинула место преступления.
Сегодня ей пришло письмо от матери.
Читать было больно.
Слова в нём были сухие, странные, отторгающие.
Она прочитала первые две строки и тут же, даже не задумываясь сожгла, дернувшись будто её ударило током.
Гриффиндорка снова прогуливалась по коридорам Хогвартса и надеялась не думать.
Ни о чем и ни о ком.
Она ничего не может сделать в этой ситуации, какой смысл стараться, переживать, плакать? Ничего не сделать.
Этот вопрос и ответ к нему можно было отнести и к Пожирателям, и к Малфою.
Джинни наверное расстроится.
Гермиона судорожно вздохнула и с силой зажмурила глаза, помотала головой.
Сердце щемила тоска.
Мне так жаль.
26 декабря.
Закат был красив до неприличия, на душе была некоторая легкость и пустота, Гермиона сидела на подоконнике и смотрела на алые отливы на стенах, что медленно смещались с заходом солнца. Солнечные лучи проходили сквозь копну кудрей гриффиндорки, делая их едва не огненными.
Закат ранний, как и бывает в декабре, и она немного даже сумела порадоваться такой мелочи.
Интересно, а Драко бы понравилось?
Она тихо прыснула, конечно нет.
Он скорее бы ворчал и ныл, что светит в лицо.
Нежная улыбка изогнула губы гриффиндорки.
Первокурсники за окном играли в снежки, как она, с Гарри и Роном,
когда-то давно.
Интересно, Драко когда-нибудь играл в снежки или это слишком не аристократическое занятие?
Глупая влюбленность, возникшая, по её размышлениям, из-за того, что он красив и едва ли внимателен.
Глупо.
Но он её защищал, если бы не он, она бы давно умерла.
Девушка тяжело вздохнула и облокотилась назад головой.
Всегда просил не лезть, хранил её тайны, охранял, утешал.
Как мог только он.
Только с ним она чувствовала себя в безопасности.
Сегодня ей снова пришло письмо от неизвестного и подарок с которым она сидела на подоконнике.
Книга о которой она давно мечтала, наверное уже стоило бы испугаться, потому что это походило на преследование и было жутко, но уже нет смысла.
Приятно и ладно.
Почему Кассиопея?
27 декабря.
Она шмыгнула носом и согнулась не в силах совладать с эмоциями. Бремя, что несла Гермиона было непосильной ношей, которая каждый раз подкашивала ей ноги и заставляла спотыкаться.
За эти три дня в одиночестве Гермиона достаточно подумала о своей жизни и кажется многое поняла и решила для себя, в этом были свои плюсы, но находясь в одиночестве за завтраком хотелось задохнуться от зависти к тем у кого есть родители, к тем кто смог справиться.
Кошмары возвращались, пусть и другие, расстройство прогрессировало, все валилось из рук.
Но это казалось сущим пустяком.
Бессильная злость поднималась в ней из раза в раз, как только Грейнджер осознавала, что после чертовой войны, когда она спасла мир она совершенно не получила никакой отдушины, радости.
Жизнь преподносила новые испытания с которыми уже не хотелось бороться. Назревал только вопрос «какого черта?»
Она учится на отлично, как человек…она никогда не считала себя плохой, конечно у неё были недостатки, но почему опять она? Почему?
Почему гребаные Пожиратели хотят начать что-то снова и почему снова бороться нужно ей?
Почему она влюбилась в Малфоя?
Почему она не могла снова жить как раньше?
Почему она упускала связь с друзьями, пропуская их отношения сквозь пальцы, как воздух?
Куча сплошных почему, но опять же, в них не было смысла, ей в любом случае нужно что-то решить.
После ужина, Гермиона снова украшала зал, оставшись там до отбоя, осталось немного, буквально завтра она закончит.
Закончит.
***
Мэнор после прибытия Малфоя, за это время, что он там не появлялся, казалось стал еще мрачнее и холоднее.
Поместье было огромным и пустым, лишь домовые эльфы иногда создавали легкий шум, хотя вряд ли это можно было назвать им.
Юноша сидел за длинным дубовым лакированным столом и чувствовал, как тошнота подходит к горлу. Напротив него сидела Нарцисса и мягко улыбалась сыну.
Худая, под глазами пролегли тени, на фоне алебастрового лица они выглядели как пятна, аккуратный нос, глаза погасшие.
Она сидела на белом стуле с золотой отделкой, может ручной работы, кто бы сомневался, но впервые в жизни он понял, что мама сидя на этом аристократически-правильном стуле смотрится инородно.
В ушах крупные серьги с рубинами.
Зачем это все?
Сердце щемила боль, он любил её больше всего на свете, но вспоминать сильную, умную, разумную, любящую мать, а видеть сломленную женщину, в глазах которой была пустота без намека на эмоцию было невыносимо.
Если бы было чем, то он бы проблевался себе в тарелку, прямо на идеально приготовленную индейку, нарушая тишину, что всегда была здесь.
Нарцисса почти не разговаривала, она и раньше была не совсем разговорчивой, но сейчас она будто вообще утратила эту способность.
Взгляд буравящий тарелку поднялся на мать. Она тихо вздохнула заправила за ухо изящным точным движением выбившийся из прически локон волос. Подняла глаза на сына и снова улыбнулась ему. Эта улыбка была настолько затравленной, что Драко почти уронил вилку.
Как вдруг она заговорила. Юноша вздрогнул и растерянно посмотрел в глаза матери.
— Сынок, ты сделал, как я тебе сказала? — нежно проговорила она, снова улыбаясь и это уже было похоже на что-то искреннее.
— О чем ты?
Нарцисса сделала глоток воды и её взгляд стал многозначительным.
— Еще нет, — тихо шепнул он в надежде на то, что это не расстроит мать.
— Вот как.
Это было непринужденно, приподняв на миг темные тонкие брови, а затем снова тишина.
Мертвая.
Малфой ощущал всем своим нутром, как его начинает колбасить и как его волнами бьет холод отскакивающий от стен.
В ушах стоял гул с примесью криков из подземелий, которых уже давным-давно нет, но они все еще преследовали юношу.
Его бледные руки потряхивало, а зубы сжались сами по себе, скрип снова нарушил тишину. Не хотелось двигаться, издавать звуки, дышать.
Это не дом, это ад.
Он не хотел этого видеть, не хотел.
Не хотел.
Не хотел этого слышать.
Пожалуйста хватит.
Умоляю.
— Сделай поскорее, буду благодарна.
Бесстрастный голос.
Блядь.
Мама, тебя не целовал дементор,
какого хуя?
Он вскочил из-за стола.
***
Огромный длинный коридор с белыми стенами, холодно и жарко одновременно.
Грейнджер выдохнула, блуждая взглядом по лицу Пэнси. Под ложечкой засосало, захотелось рухнуть на пол, согнуться, изрезаться, блевать, рыдать.
Лишь бы не чувствовать.
Лишь бы она этого не чувствовала.
— Пэнси, ты обещала, — лишь выдохнула Гермиона пересохшими губами. Внезапно она испытала такую жажду, словно не пила вечность.
Теодор. Со своей фирменной ухмылкой. Он подмигнул Гермионе и в миг стало отвратительно больно, будто её пронзило молнией, в миг все силы кончились и она рухнула на колени, ощущая отчаяние и первобытный страх.
В глотке было сухо.
Каблуки зацокали, отдаваясь в ушах отвратительным звуком от которого хотелось заткнуть уши.
Грейнджер мчалась оттуда, спотыкаясь.
Стены давили, сужаясь, они пульсировали, вызывая невыносимую
боль.
Тошнота подошла к горлу и Гермиона согнулась. Ее вырвало прямо на пол, а из глаз капали такие колючие слёзы, что казалось вместе с ними вытекут и глаза.
Страх, боль, отчаяние смешались не давая вздохнуть, а перед глазами только лицо опустошенной Пенси, что осунулось и за считанные секунды постарело у неё на глазах, а блеск зеленых глаз потух.
Из неё за миг вытекла жизнь.
Проснулась Грейнджер в криках и слезах, прижимая руку к сердцу. Было невыносимо больно.
Немного придя в себя она снова легла на постель в надежде выровнять дыхание. Кудри прилипли к влажному лбу, а черные распахнутые глаза блуждали по складкам балдахина.
Её мысли о смерти приводят и к такому, она совершенно не думала о Пенси, но подсознание решило по другому.
Теодор убил Пенси во сне Гермионы Грейнджер. Она истерично хохотнула. Ну и бред.
Она повернула голову на часы.
Пять утра.
Пора.
