Writober 2022

Ночь приносит с собой мороз, еще более суровый, чем днем. Анастасий Дмитриевич, поручик, командир роты, трясется от боли, холода и рыданий, которые пытается сдерживать. Никогда прежде он не позволял себе слёз, пусть даже беззвучных, но таких же отчаянных — для него это всё признаки слабости, однако в эту минуту Кузьмин понимает, что он и правда слаб, в нём нет и капли сил, которые питали его прежде. Силы покинули его там, в снегах, уходя за теми, кто был ему важнее всех, впитываясь в белые ледяные клубы алой рекой крови. И теперь, приняв свою слабость, он рыдает. В рукаве, там где леденеет корка от крови, сползшей с раздробленного плеча, кожу обжигает чужой револьвер, того, кто уже решился, кто нашёл силы сдержать клятву. Все прочие арестанты тоже находят силы, но на сон, покуда Анастасий мечется внутри себя самого, словно призывая некую высшую силу прийти и решить проблемы за него. — Поручик Кузьмин, сколько ещё нам вас ожидать? — слышит он голос, в котором, как и прежде, слышится усмешка. Михаил Алексеевич вообще отличался этой чертой, смеяться тогда, когда не смешно никому, улыбаться так, будто происходит что-то нормальное, даже если придётся на эшафот подниматься за последствия. Анастасий уже не мог его видеть там, на поле, но почти уверен, что и в последние мгновения улыбка пробежала по его губам нервной судорогой, прежде чем картечь окончательно довершит его жизнь. — Анастасий Дмитриевич, вы обещали мне, — вторит ему второй голос, куда более юный. Подумать только, мальчишка, 20 лет, а смелости и решительности на сто лет вперед. Сам Кузьмин решился только на то, чтобы пронести оружие так, что даже у арестованного его не отнимут. Револьвер жжет сильнее, но руки слабы, он скулит тихо, не способный ответить голосам подле себя, не способный открыть глаз, чтобы не увидеть тех, кто должен был быть сегодня подле него, с кем они могли бы распивать шампанское, праздновать удачу, но не умирать, не достигнув цели. — Мы ждём, Стась, не тревожься, — голос Щепилло звучит почти нежно, словно он знает больше, чем другие, словно знает, что дождется, словно и правда знает всё наперед, что будут они вместе до конца и после. — Хочешь, я помогу тебе? — шепчет Ипполит Иванович так близко, что Анастасий готов поклясться всем сущим, что чувствует его ледяное дыхание. Кузьмин мелко кивает, втягивая воздух. Ему нужна помощь, ему нужно решиться, ему не справиться одной, неведущей, рукой с тем, на что он не сможет справиться и с двумя. — Хорошо, — отвечает голос, а по рукаву идёт какое-то невесомое касание. Настолько лёгкое, что даже не больно, когда оно ведёт по разбитому плечу, но оно заставляет запястье загореться еще сильнее, настолько ярко, что Стас тянется туда рукой здоровой, вынимая из рукава револьвер, решаясь. — Простите меня, — шепчет он, но чувствует как чья-то крупная ладонь гладит его по затылку, побуждая к действую, пока другая помогает проверить пригодность оружия к выстрелу. Самые холодные пальцы накрывают его и ведут револьвер к губам. Назад пути нет. Выстрел. Они дождались.