• ────── ✾────── •
На внутренней стороне обертки от пачки крекеров Сяо Чжань находит послание: Принцесса в порядке, но дома придется вызывать клининг Потерпи еще немного Он красивый, много тренируется, судя по всему Стоит прочесть последнее слово, как иероглифы исчезают, и в руках у Сяо Чжаня оказывается просто кусок бумаги. Он залпом смачивает пересохший рот, выпивая воду за один раз. Во рту сладкий и немного травяной привкус, и судя по тому, как стремительно к нему возвращаются силы, это была далеко не вода. Что ж, мелькает в голове мысль, все не так уж и плохо. Но над защитой собственной резиденции Охотникам придется поработать. Впрочем, это уже не проблемы Сяо Чжаня.• ────── ✾────── •
Женщина, стоящая перед Главой, представляется: — Ян Ми, — уголки ее тонких чувственных губ приподнимаются в вежливой улыбке. Глаза, правда, холодные, льдинистые, напоминают Ибо об одном из нижних уровней Диюя, где царит вечный снежный покой. Они как-то бывали там с Сыненом, преследуя сбежавшего яогуая, и, вернувшись, еще с неделю пролежали в лазарете, схватив сильную простуду. И если Сынену удалось вылечиться без последствий, Ван Ибо такой роскоши оказывается лишен — с тех самых пор его перманентно мучает боль в горле и кашель. Стоит колдунье пройти мимо, Ван Ибо провожает ее взглядом, отмечая черные с сине-красными прядями волосы, лежащие на одном плече грузной косой. В ушах сережки-колокольчики, их звон сливается со стуком ее каблуков, Ибо дергается вперед, ведомый этим завораживающим звуком, и если бы не стоящий рядом Сынен. — Ты чего? — останавливает он Ибо, хватая за локоть. Едва он моргает, как наваждение исчезает. Затихает, успевший проникнуть в голову, непривычный, но приятный звон, больше похожий на песню, и он слышит привычные звуки — гул от работающих компьютеров, тихий говор соратников, собственное сердце, словно сошедшее с ума. — Нормально все, — сам себя успокаивая, говорит Ибо. — Подумал, что знаю ее. Сынен еще некоторое время смотрит на него, и Ван Ибо думает: спроси что-нибудь, заведи тему, потому что я и сам не имею понятия, что это было. — Это вторая по силе колдунья, — Сынен пихает его в сторону, намекая, что им пора уходить и не мешать. Ибо машинально переставляет ноги, проглатывая готовое пролиться раздражение и гнев — ему все еще не позволяют даже спросить о том, как продвигается дело. — Она здесь, чтобы перезаключить Соглашение или окончательно его расторгнуть? — Этого я не знаю. — Не нравится мне все это. — Мне тоже, — Сынен открывает дверь, ведущую в коридоры личных комнат. Дальше они идут в молчании. Из памяти все никак не уходят сережки: кажется, он где-то уже видел такие, но вот где? Вспомнить бы, но сейчас его память напоминает свалку, так что он даже не пытается отыскать среди сброшенных в кучу воспоминаний нужное. Когда они оказываются в его комнате, Сынен плюхается на кровать, сразу же накидывая на себя плед. В жилой стороне комната Ибо находится в самой северной части, и в непогоду или же зимой здесь холоднее, чем во всем Доме. Ибо привык, не жалуется — не положено — и не особо чувствует холод, дополнительный плед хранит в комнате только для Сынена, чтобы тот не ворчал, когда они проводят время вместе. Какая-то немного дикая, тревожная, совершенно безумная мысль посещает его: а что, если Сяо Чжань давно умер от переохлаждения? Что, если простудился? В их темницах нет никаких удобств, нет вообще ничего, к чему Сяо Чжань привык, ничего… (Как же горько) Не думай, не думай, нельзя, накажут, и не тебя — его, потому что помощь детям Диюя запрещена. Особенно преступникам, приговоренным к смертной казни. Ибо смотрит на крупную клетку пледа, накинутого на чужие плечи, трогает рукав водолазки — тоже теплой, отчего-то сейчас совсем не согревающей, и глупое, совсем отчаянное просыпается в нем, ломая установки изнутри. Выворачивая кости, внутри все болит, ноет, клокочет. Ибо тянется к стеле, лежащей в кармане, сжимает рукоять и — выдыхает: знакомое тепло Небесной благодати успокаивает липкий и цепкий панический страх. (Он перебарщивает, но не может ничего с собой поделать — чувства сильнее него) — Как думаешь, они найдут Сяньли? Ибо закрывает глаза. В этой спокойно обманчивой темноте так легко спрятаться и хочется остаться, но он уже уяснил, что бежать — не выход. Открыв глаза и сделав глубокий вдох, он отвечает: — Не сразу, — он садится рядом, на кровать. Сынен накидывает на него один край пледа, Ибо выдавливает из себя благодарную улыбку — уголки губ чуть приподнимаются — и добавляет: — Я знаю Сяо Чжаня, он не стал бы делать это без причины. — Думаешь, все это из-за нее? — Из-за Орешек? — когда Сынен непонимающе хмурится, Ибо объясняет: — Так зовут Сяньли. — Кто дает имя демоническим кошкам? — А почему нет? Сынен хмыкает: — Действительно, — кусает губы и чешет кончик носа. Всегда так делает, когда думает. — Слушай, — спустя время говорит он, — а что, если его все же подставили? Сердце Ибо в этот момент готово выскочить из груди. — Зачем и кому это нужно? — Да той же тетке! — возмущается друг. — Ты вообще ее видел? Если я бы был вторым по силе, то определенно хотел бы получить первое место! — Зарегистрированных Сяньли всего три в мире: одна находится у Сяо Чжаня, две других — в Америке. Предлагаешь узнать, как они поживают? Вряд ли новая рождена в последнюю тысячу лет. — Паршиво, — разочарованно вздыхает Сынен. — Значит, это он: заманивал жертв, чтобы кормить ее. Но зачем так много? — Существует легенда, что, когда Сяньли впитает жизненную силу сорока четырех, ее владелец получит контроль над всем Сумеречным миром. — Сяо Чжань не похож на того, кому нужен Сумеречный мир. Не то чтобы я знал его, дружище, но он спас мне жизнь, когда не был обязан. Если бы он хотел уничтожить нас или существ Нижнего мира, то не стал бы помогать. Да и зачем ему еще сила, если он и так крут? — Думаешь, я не спрашивал себя? — Ибо все же не выдерживает. Горло саднит, когда он кричит, Сынен застывает, издав тихое «Воу», в его глазах, правда, нет ни гнева, ни ярости — лишь беспокойство. Отдышавшись, Ибо извиняется: — Прости. — Ничего, — тихо бурчат в ответ. — Я понимаю. — Просто это так бесит. Особенно то, что я ничего не могу сделать. — Или можешь. Ибо знает, на что намекает сейчас друг. Но внутри противно лишь от мысли, что ему придется предавать своих, идти против — и так слишком много греха на его душу, не отмыться. (Ты хочешь) — Сынен, — предупреждая, — забудь то, о чем ты думаешь. Если друг и хочет ему еще что-то сказать, то проглатывает, натыкаясь на лед во взгляде Ибо. Они еще некоторое время смотрят друг на друга не моргая, а после Ибо поворачивается на другой бок и берет в руки книгу. Остаток дня он проводит в одиночестве, потому что через полчаса Сынен собирается в очередной рейд — его, в отличие от Ибо, никто не отстранял от своих прямых обязанностей. Одиночество полезно, думает Ибо, глядя на дощатый потолок, никто никогда не узнает, что на самом деле ты думаешь. Никто не узнает, что под кроватью собрана походная сумка и запасная пара оружия (так, на всякий случай), в голове вьется сыненово «Или можешь». (Может, дождаться бы утра)• ────── ✾────── •
— Кис, кис-кис, — тихо зовет Ибо, подпирая дверь изнутри стулом. В ответ раздается уже привычная тишина, он ждет пару минут, после чего пробует снова. — Кис-кис, моя хорошая. Орешек, иди сюда, нужно покормить тебя. Тишина все так же служит ответом. Сквозь мутное стекло в маленький чулан, куда Ибо наведывается уже каждое утро на протяжении недели, проникает луч света. Он слабый, едва освещает крохотное пространство захламленной комнатки, из-за чего Ибо и приходится постоянно использовать стеле, чтобы отыскать спрятавшуюся кошку. Орешек знакомо прячется в самом дальнем углу. Туда, еще в самый первый вечер после задержания Сяо Чжаня, он наставил ненужные доски и коробки, из которых и сделал маленький домик. Поначалу Орешек совсем не хотела сидеть в нем, все намереваясь пойти искать хозяина, и Ибо поначалу думал, что вся его затея (Я не уверен, что это сработает, госпожа Ян, ее же найдут сразу) обернется полной катастрофой. Но сейчас, видя, как Сяньли даже не выходит из своего укрытия, чтобы поесть, он все же признает: был не прав. — Ну же, девочка, у меня не так много времени, — просит он, подходя ближе. — Ты знаешь, что меня будут искать. В ответ раздается тихое мяуканье. Орешек выползает (со всей присущей ей грацией и ленивостью, заставляя его думать, что Сяо Чжань перенял эти повадку у нее), стоит ему насыпать в миску сухого корма — другого у Сяо Чжаня просто не нашлось, когда Ибо собирался в спешке. Орешек, конечно, не жалуется — ей вкусно, сыто, и это самое главное, как считает Ибо. Колокольчик на ее ошейнике тихо звенит, когда она, перебирая маленькими лапками, пытается забраться выше. Ван Ибо берет ее под животик, аккуратно переносит ближе к миске и гладит по шерстке, опустив на пол. Несколько минут слышно, как она довольно хрустит кормом, а потом Ибо поглядывает на часы — пора возвращаться.