durex ultra-safe для души, пожалуйста

Азирафаэль знает его секрет. Самый главный — настолько, что за него расслаивают стопы и между ребер разбивают мышцы. Это стало так очевидно, когда Кроули хватался за его кудри и тянул ближе. Азирафаэль думает об этом между грязными стенами с белёсыми дорогами налёта. У него кружится голова от перехода вниз, а демон сцепляет его руки за спиной. Фелл не сопротивляется, как не сопротивлялся, когда Кроули толкался слишком сильно в его горло. Так, чтобы Фелл давился мыслями и цеплялся за его бёдра. Там, в пенящейся слюне, растворялся этот простой секрет, о котором Азирафаэль не должен был знать. Собственность демона Кроули с растворимостью меньше тысячной грамма на литр человеческой жидкости. Кроули ведёт его слишком долго, слишком скучно, так, что Фелл начинает вспоминать приёмы избавления от неплотно сидящих наручников. На заживление больших пальцев уходит слишком много времени. — Только попробуй что-нибудь вякнуть, — шипит демон ему между волос, когда запихивает за дверь без стука. Только в кабинет сначала вваливаются пару мыслей о том, как Кроули болтал уже вялым членом по остаткам спермы под языком. И зачем-то долго-долго смотрел, снизу вверх, без прищура. — Где ты столько шлялся? — Азирафаэль плохо привыкает к плохому освещению в аду и вечным сбоям электричества. Больше похоже на провинциальный НИИ в подвалах завода. А этот грязный демон с абсцессами вместо кожи — его гендиректор. От которого у Кроули есть, что скрывать. — У меня были дела на Земле. — Ты пропустил два собрания, думаешь, меня волнуют твои дела? — демон с каждым словом сплёвывает вонь, и Фелл уверен, что его воротник уже пропитан. Никакие капсулы с моментальным растворением не помогут. — И что за дерьмо ты ко мне притащил? Кроули подталкивает Фелла ближе к гендиректору, вросшему в стол, и царапает за плечи. Как будто так сможет удержать при себе тот противно личный секрет, который выронил, когда подтягивал Фелла и не давал отстраниться, кончая. — Ему вырвали крылья за неподчинение. Беленькие такие были, жаль, что изничтожили и ты не увидел, Хастур. — Он съел чьего-то подчинённого, что ли? Фелл поджимает губы, зная, что приличие не может жить при кислотности ниже нуля. Как и тот факт, что большая часть ауры оккультных существ исходит от крыльев. Кроули ужасно щепетилен в попытках спрятать свой секрет, не зная, как избавиться от него. Он врос ему под гипонихий и при любом сдвиге жжется под ногтем. — Ты не сдал ни одного отчета в этом году. И после этого ты хочешь претендовать на должность герцога, да, Кроули? — у гендиректора нет клыков, и связки слишком слабые для рыка. Только Кроули сильнее сжимает пальцы на плечах Фелла. — Герцоги не пропадают черт знает с кем и не подбирают всякую дрянь. Секрет Кроули стоит ему каждого пера, которого касался Фелл, всех пальцев, которыми он возил по слюне и сперме у его рта, обеих глаз, слишком плотных и стеклянных — так бывает, когда слишком долго смотришь на человека. Что-то густеет в белке. Сворачивается, а после стекает в кровоток. Его секрет оказался в горле Азирафаэль, пока демон трахал его слишком быстро и долго, а после вытек на шею, руки, плечи Фелла, когда после Кроули ослабил хватку в волосах. Когда медленно повёл ладонью вниз, когда очертил пологий и мягкий переход к ключицам, когда коснулся сырого подбородка, когда не отдёрнул руку от слишком явно прижатых к пальцам губ. В аду не позволяют себе такого отношения к тем, кто добровольно оказывается на коленях. — Оставь его. Ты слишком много на него отвлекался. Гендиректор не смотрит на Азирафаэля из-за стопок бумаг, и Фелл уверен, что с бухгалтерией у них большие проблемы даже на стадии первичных расчётов и сводок. — Ни черта, герцог. Это мой ангел, и ты его не получишь в свои мерзкие руки. — Хоть одна глупость в отчете, и я лично его у тебя на глазах четвертую. Из Азирафаэля, с затёкшими руками, ноющими от перепада высот коленями, аритмичным по пятницам сердцем, так себе ангел. Как и из Кроули — первородное зло, каким его описывают в нескольких оккультных изданиях. И он выволакивает Фелла из кабинета, расцарапывая его плечо, и тут же прижимает к грязно-белёсой стене, шипя и давясь смертным секретом у белых кудрей. И Азирафаэль может только, чуть приподняв, касаться подбородком напряженного плеча — руки связаны и затекают, пока он всего лишь человек, у которого никогда не было ни крыльев, ни силы, а барабанные перепонки не привыкли к такому давлению. Его верный примерный муж шипит, что ненавидит, и вжимаются в его подбородок сильнее.