durex ultra-safe для души, пожалуйста

Кроули снял бинты с пахучими мазями, пропитавших свежую кожу, через полторы недели. Азирафаэль хотел, чтобы тот носил их все две, но демон слишком часто стягивал их, жаловался и обещал ужасно осторожничать с заживленными тканями. Ангел был доволен тем, что Кроули больше не кусал ладони и запястья, не сбегал ночами на кухню и не ударялся локтями сильнее общепринятого. Он так и не рассказал, что делал с ним Хаструр, но Азирафаэль и сам почти догадывался. Всё-таки он должен был знать, с кем сотрудничает. Ничего из того, что Кроули бы не вынес, но эффект неплохой. Особенно, когда демон жался к нему ночами, сам тянулся целовать по уголкам губ и разбрасывал руки так, чтобы поймать чужие ладони. Когда Кроули осторожно садится на кровать, Азирафаэль думает, что они ужасно давно не оказывались в постели без стоп-слов, правил и границ. Когда его выгнутая спина отражается в зеркале, ангел вспоминает, как демон перед их первым сексом вспоминал Еву, которая выучила Адама касаться ее в правильных местах. Это было так давно, что демон точно начнёт всё отрицать. Зеркало проглатывает то, как ангел укладывает Кроули на спину, как легко держит за запястья, как целует натянутую кожу под челюстью. И Азирафаэль чуть разворачивает демона, чтобы наискось смотреть, как касается его тела. Кроули красив. Одетый и обнаженный. Зеркалу неважно, на что смотреть, но для Азирафаэля первое полезно для тёплого возбуждения под брюками, а второе — для обладания. Он любуется и сам, и позволяет зеркалу. Особенно, когда стягивает рубашку. Зажившая размягченная кожа. Ни одного шрама. И ангел давит пальцами чуть сильнее, смотря, как под ними тут же краснеет. Этому телу всегда пойдёт ещё одна отметина. Новая, лично от ангела. На чистом обновлённом теле. Тем более — это так привычно для них. Смотря, как Кроули подаётся к его рукам, когда ангел стягивает штаны на резинке, Азирафаэль думает, что восстанавливать тело ужасно занимательно. После аварий, сшивая кожу над переломами, в ожоговых центрах на вздутых высоких кроватях, чтобы распухшим тонким локтям было легче остывать. Под осыпающимися мостами, вправляя суставы точным рывком. И, конечно же, в их спальне, оборачивая ноги во влажные бинты. О, Кроули теперь — чистый холст, а Азирафаэль ужасно любит искусство и знает всё о правильном расположении композиции и цветогамме. В зеркале расслабленные ноги демона оказываются на плечах ангела, и Азирафаэль просовывает между ягодиц пальцы, грубо и насухо впихивая их тело. Второй ладонью он размашисто бьет по бедру. О, Кроули так идёт разгорающийся красный. — Не надо. Этот звук совсем не подходит удару руки о кожу. Он уничтожает всё очарование, и ангел отворачивается от зеркала, чтобы лично увидеть очевидно ошибившийся источник. — Что, прости, дорогой? — Не делай мне больно. Я не хочу. И Кроули смотрит на него, голый, красивый, ново-чистый, специально для рук ангела. Слишком открыто и явно смотрит для оплошности и ошибки. — Я думал, никогда не услышу это от тебя. Азирафаэль медленно вынимает пальцы, отряхивая и опираясь о колени на плечах. Ему хочется сказать, что это вовсе не стоп-слово, что так быстро никто от зависимости такого рода не избавляется и что Хастур бы точно от таких заявлений только больнее сделал. А Кроули не следует забывать, откуда он родом. Но ангел только опускает ладонь на щеку демона, не ощущая даже лёгкого страха у пальцев. В зеркале тоже ни черта подобного не отражается. Только, кажется, что-то разочарованное и ужасно ангельское. До такой степени, что даже не узнать. — Хотя бы не сегодня. Возьми меня нежно. И Азирафаэль смазывает пальцы, касаясь до образования толстой сахарной корки нежно и больше не оборачиваясь к зеркалу. Не на что там смотреть, а на некрасиво-чистое тело он и так насмотрится.