Солипсизм убиенного

— Жемчужный? Почему жемчужный? — Антон лёгким движением накинул на себя пальто и теперь поправлял воротник, аккуратно его приглаживая. Олежа копошился где-то снизу, сидя на одном колене, торопливо завязывая шнурки на потрепанных оранжевых конверсах. Стоило, наверное, давно новые ему купить, но парень так от дорогих подарков отнекивался, что снова пробовать было страшно. Эта пара еще, к тому же, кажется, была чьим-то подарком, так что предложение о покупке новых могло расцениваться с родни государственной угрозы. — Пираты в Древнем Китае перевозили драгоценные камни под видом начинки для напитков, — Душнов быстро выпрямился, переступил с ноги на ногу и размял спину, — подделывали ещё товар, продавая за большую цену, представляешь? Он неопределенно пожал плечами, с глупой улыбкой посмотрел Антону в глаза и тоже накинул на себя верхнюю одежду — лёгкий чёрный плащ. Его Олежа, скрепя сердце, в подарок принять всё же себе позволил, но только лишь из-за того, что на его старой куртке уже живого места не осталось. — Неужели никто даже по весу не догадался? Как долго и как успешно эта схема вообще работала? — недоумевал Антон, вопросительно глядя на товарища. Тот же, игнорируя прямые вопросы, молча открыл дверь и быстрым шагом направился вниз по лестнице, стремясь скорее из подъезда выйти. Погода была сырая. Глубокая осень, ноябрь на календаре практически, уродливые серые листья противной массой прилипли к асфальту. На голову с неба что-то мокрое капало, ветер резко проникал под тонкий плащ и до дрожи пробирал, прокрадываясь по всему телу с ног до головы. Душнов поморщился и под козырек подъезда вернулся, решив, всё же, Антона дождаться. — Ну и куда ты рванул? Зонт не взял даже, душка, — Звёздочкин легко улыбнулся, потрепав парня по теперь уже намокшим волосам и вперёд, раскрывая тот самый зонт, направился. Олежа замер на секунду, удивляясь внезапной нежности, но, быстро прогнав румянец со щёк, догнал друга. Тут же взял под руку, перед самим собой оправдываясь — это просто ради того, чтобы под зонтом удобнее идти было. И совсем ничего другого. — Так что там с твоим Древним Китаем? Не верю, что всё так просто проворачивалось, тут обязательно должен быть какой-то подвох, — спокойно продолжал Антон, переодически на Олежу поглядывая. Тот снова забавно краснел — явно, значит, скрывал что-то, от холода немного съеживался и нос очаровательно морщил. Парень эти мысли, особенно последнюю, дёрнув головой из черепной коробки тщетно попытался выгнать. Про друзей так думать не стоит, про коллег — тем более, и Антон невольно задумывается о том, кем же этот кучерявый парень ему должен приходиться, чтобы такие мысли чужеземными не казались. — Конечно, без подвоха не обошлось, — смеется Олегсей, в неловком жесте почесывая затылок. — Я это всё просто придумал. Этот чай вообще, кажется, в самом конце двадцатого века изобрели, — он пристального взгляда Антона смущается и собственные глаза отводит, уже тише добавляя, — но он и без всяких пиратов должен быть очень вкусный. Антон звонко смеется и, как Олеже кажется, нежнейшим, только ему подвластным образом парня по спине легко поглаживает, перекладывая зонтик в другую руку. Олегсей об этом своём «чае с шариками» говорил уже в течение недели буквально без остановки. Он еще летом о нём узнал, но тогда времени сходить, почему-то, не нашлось, и вот теперь, в холодную и промозглую осень, идея-фикс к Душнову ни с того ни с сего вернулась. Он искал в интернете самые лучшие кафе, читал про разновидности вкусов, изучил, зачем-то, технику приготовления и всё это, конечно, с ужасным вдохновением пересказывал Антону. Чай этот, иногда казалось, на время стал Олеже даже чуть важнее учёбы, потому что разговоров про скучные лекции резко стало меньше, чем бесед о коричневом сахаре в тапиоке. Подойдя к лучшему чайному кафе в Москве, Олежа радости своей удержать не мог. Шаг ускорял, нервно руками дёргал и очень-очень широко улыбался, без остановки продолжая рассказывать о том, каким разным и каким вкусным может быть этот напиток. Меню заранее выучил и даже Антона уже выбрать вкус заставил, чтобы только зря времени не терять. Заказал быстро, оплатил — еще быстрее, даже не давая Звёздочкину шанса в его излюбленной манере приложить к терминалу свою карту. Дождаться выполнения заказа практически не мог, тревожно стучал ногой по полу, но при этом улыбаться не переставал, вызывая и на лице Антона лёгкую усмешку. При виде такого счастливого, сияющего парня в подаренном тобой пальто не улыбаться было нельзя. Антон, по крайней мере, старался себя убеждать в том, что любой на его месте сдался бы. Любой не смог бы легкого румянца на щеках спрятать, любой бы при взгляде на такого человека каждый раз нещадно сыпался, у любого бы сердце предательски пропускало удар и пальцы слегка дрожали, как сейчас. Любой бы о таком хорошем друге думал постоянно, такой прекрасный коллега любому бы обязательно ночами снился, и, конечно, любому не-влюбленному человеку было бы интересно, кем этот парень должен ему приходиться, чтобы подобные мысли пугать перестали. Антон от собственного урагана в голове снова стушевывается, какой-то непонятный ком в горле чувствует, и ему приходится откашляться. — Ну что, момент истины? — наконец подаёт голос Звёздочкин, когда от нежеланных мыслей его отгоняет бариста, сообщающая о готовности их долгожданного заказа. Они выходят на улицу под продолжающиеся речи восхищения Олежи, и их сразу же обдувает леденящим ветром, напоминая о поздней дате на календаре. Напитки в их руках такие же холодные — ладони практически моментально замерзают. Несмотря на заметный дискомфорт, Душнов лишь с улыбкой поднимает воротник плаща, пытаясь закрыться от ветра. Он сияет так, как не сияла, кажется, даже звезда в говорящей фамилии Антона, и просто от его присутствия рядом становится тепло. Что-то в душе нежным потоком разливается, прогревая кости, и холодный стакан с чаем в не менее холодной руке уже не кажется такой плохой идеей. — Момент истины, — соглашается Олегсей и, кажется, задержав дыхание, делает долгожданный глоток своего молочного чая, предварительно проткнув трубочкой плёнку. Антон выжидающего на него смотрит, волнуясь, кажется, не меньше. Лицо Душнова не выражает никаких эмоций. Он на пару секунд застывает на месте, глядя в одну точку — пытается понять вкус. Резко начинает мотать головой из стороны в сторону, что-то под нос бормоча. — А можно твой попробовать? — с лёгким оттенком надежды в голосе он смотрит на Антона, чуть приподнимая бровь. Тот молча от своего фруктового напитка отстраняется, протягивая стаканчик Душнову. Глоток — и лицо его тут же меняется, изображая какую-то неопределенную эмоцию, смешенную из отвращения, удивления, предательства и злости. — Это что еще за херня?! Это вот этого я ждал всю неделю?! — Олежа недовольно отплевывается, сжимая стаканчик в руках сильнее. — Да как ты это вообще пьешь? Приторно сладко ведь, — он разочаровано смотрит на стаканчик с напитком, пытаясь разглядеть так предательски обманувшие его сахарные шарики. — Ожидания не оправдались? — ласково улыбается Антон, делая очередной глоток жемчужного чая. Олежа, даже когда ужасно недоволен, всё равно кажется ему непривычно очаровательным, с этими его спадающими на лоб кудряшками и покрасневшими от холода щеками. — Какая гадость, — холодно чеканит Олежа, «эта ваша заливная рыба» в голове добавляя. С несказанной шутки своей даже не улыбается, продолжая недовольно глядеть куда-то в сторону. — Только время на это недоразумение потратили, — губы чуть поджимает, бубнит под нос нечто неразборчивое, и, совсем невзначай, даже не смотря на Антона, снова его под руку берет. Дождя уже нет, под зонтом они не идут, поэтому ему в своей голове приходится изворачиваться — придумывает, что это для того, чтобы не поскользнуться, и больше ничего. Щёки у него сейчас всё так же красные только из-за мороза, и ресницы чуть дрожат — причина та же. — Да ладно тебе, — Антон продолжает пить понравившийся ему напиток, чуть вздрагивая, когда на предплечье своём чувствует чужое. Взгляд позорно отводит, потому что что-то в сердце неприятно колет, — зато вместе неплохо время провели, — он рукой чуть крепче к себе Олежу прижимает, стараясь не превышать дозволенного и не сделать ситуацию совершенно неловкой. Олегсея от вскользь кинутого «вместе» будто бы передергивает. Слово пробегает под кожей с ног до головы, как некогда делал холодный ветер, заставляя едва ли заметно вздрогнуть. В сердце попадает какая-то неизвестной природы искорка, — наверное, сахар из тапиоки ударил, — и Душнов обмякает, чувствам себя лелеять позволяя. На его лице снова расплывается нежная кошачья улыбка, и он снова на Антона нежно по-кошачьи смотрит, заставляя смутиться. — Ты прав. Я и ты вместе действительно время хорошо провели, — он останавливает их говорящим жестом, смотря Антону прямо в глаза. Продолжает легко улыбаться, забирает стакан из одной руки Звёздочкина и переставляет в другую, освобождая ту, которая ближе к нему находится. В следующую же секунду, отводя взгляд и продолжая, как ни в чем не бывало, шаг, он аккуратно касается своей ладонью чужую, переплетая их пальцы. — Зайдём за кофе на обратном пути? Антон понимает, что собственные мысли его уже не пугают.