Сезон души

      Набухнув, нависшие плотным куполом тучи поливают двор из ватных брюх. Холодный дождь тоскливо стучит по крыше над крыльцом, навевая скорбное настроение. Из-за рябой завесы струй Радмир позже, чем следовало бы, чует приближение знакомого запаха. По мокрой траве хлюпают подошвы резиновых сапог, а силуэт позднего гостя почти наполовину скрыт широким бортом черного зонта.       — Что случилось? — вместо приветствия задает вопрос Радмир, когда на крыльцо по ступеням, топая, взбегает Лия — подруга детства и по совместительству главный медик общины. Достаточно на сегодня потрясений, а на ночь глядя под проливным дождем на порог даже друзья без повода не заявляются.       — И тебе здравствуй, — складывая зонт, предварительно стряхнув с поверхности крупные капли и попутно оросив ими Радмира, отвечает Лия. Поправляет толстую черную косу, перекинутую через плечо, и вешает зонтик на балку.       — Мы уже спать собрались, вообще-то, — врет Радмир. Потому что впускать Лию в дом никак нельзя. Из-за ливня запахи ослабевают, да и Лукин после душа влез в Глебовы шмотки, так что шлейф его запаха вряд ли легко уловим, однако риск есть. Не то чтобы Радмир не доверял старой подруге, скорее, нет желания втягивать в случившееся еще и ее. — Так чего стряслось?       — Это ты мне расскажи, — немного раздраженно парирует Лия, прислоняясь к ограждению крыльца. — Бабушка в дождь и по темноте внезапно отправляет меня сюда, якобы вам с Глебом нужна помощь. — Лия тянется вперед, прищуривается с подозрением и прямо задает вопрос: — Что ты тут скрываешь, Славин?       — Баба Роза явно напутала, мы в порядке, — отнекивается Радмир, загораживая входную дверь на случай, если Лия попытается прорваться. Впрочем, эту женщину, если она что вздумает, остановить не так уж просто. Мало кто верит, но в детстве именно Лия шпыняла взрослую пацанву, когда те доставали мелкого Рада. Ее нрав уважали, а тумаков боялись даже волки постарше, не говоря уж об одногодках.       — Рад, ты не хуже меня знаешь, если уж бабушка предчувствует что-то, то не ошибается, — парирует Лия с едва уловимой обидой на подобные выпады. — Не спорю, последние годы она сдает, но раз старая волчица учуяла неладное, значит, так оно и есть. Поэтому повторяю, Рад, — Лия важно складывает на груди руки и пристально вглядывается в глаза Радмира, — что у вас?       Конечно, пререкаться и уворачиваться от расспросов Лии можно вплоть до утра, да только вот она так долго ждать не станет и обратно не развернется — ворвется и сама все углы в избе обнюхает, а после, найдя чужака, устроит Радмиру взбучку. Сносу нет с этой волчицей.       — И как тебя только Яшка с таким характером терпит, — бурчит Радмир, вспоминая супруга Лии, мягкого и обходительного добряка, еще со школы вздыхавшего по красавице однокласснице, даже не надеясь на ее взаимность.       — Ой, не завидуй. — Поравнявшись с Радмиром, Лия толкает его в плечо. — Вот позвал бы первым замуж, может, и тебе бы такое счастье, как я, досталось.       — Бог миловал, спасибо, — ухмыляясь, подкалывает он.       — Ладно, прекращай зубы мне заговаривать, я жду. — И кивает на входную дверь.       — Сразу сообщаю, это не моя идея, а Глеба, — заранее оправдывается Радмир, прежде чем впустить Лию в дом.       На кухне по-прежнему зажжен свет, но ни Глеба, ни Матвея нет, зато из второй спальни долетает тихое журчание голосов.       Лия втягивает воздух, замирает, а затем резко крутится на пятках, разворачиваясь крайне обеспокоенным лицом к стоящему за спиной Радмиру.       — Это долгая история, — выпаливает Славин, опережая вопросы.       — Это человек, Рад, чужой. И к тому же слабый, я чую. Кто он? — строго интересуется Лия. И несмотря на то, что почти на голову уступает Радмиру в росте, буквально подавляет его, отчего он вмиг ощущает себя мелким шкодливым псом, напрудившим лужу в тапки хозяина.       — О, Лия, привет, — здоровается Глеб, высунувшийся из комнаты в оставленную дверью щель. На секунду исчезает, что-то тихо говорит Матвею и, закрыв дверь, присоединяется к взрослым.       — Вы. Оба. — Лия поочередно зыркает на нерадивых волков. — Сели и рассказали всё.       — Дядя Радмир не виноват, это я попросил привести Матвея, — мгновенно кается Глеб.       — Подтверждаю, — кивает Радмир, за что получает от подруги осуждающий взгляд, мол, супер, свалил всю ответственность на ребенка.       — Ты, — командует Лия, указывая пальцем на Радмира, — налей даме чаю, лучше с ромашкой, а то нервов на вас не оберешься. А ты, раз уж сознался, давай детальнее, кто этот Матвей и откуда вы его откопали. — Лия забрасывает на плечи Глеба руку и шагает с мальчиком в гостиную, когда Радмир покорно удаляется за чаем.       Пересказ не отнимает много времени, да и Лия просит не вдаваться в бессмысленные догадки, когда Глеб начинает строить версии о происхождении странного культа, державшего Матвея взаперти.       — Мальчик спит уже? Хочу его осмотреть, — говорит Лия. — Думаю, бабушка ощутила присутствие Матвея в общине и его боль.       — Я проверю, — естественно, первым вызывается Глеб. И пока не ушел, невзначай замечает, вероятно, намекая на не слишком уместное «мальчик» в обращении к Лукину: — И, кстати, ему двадцать шесть.       — Вы все мальчишки для меня, — бросает вслед Лия. Но мимолетная улыбка быстро стекает с губ. — Как планируешь поступать? — обеспокоенно спрашивает она, сидя с Радмиром наедине. — Его нельзя просто выдворить, дать карту в руки и бросить на произвол.       — Но и оставить нельзя, — возражает Славин. — Что мы Всеволоду скажем, когда он приедет из города? Мол, не хотите ли, товарищ староста, помимо кур и свиней, еще и человека в общине завести?       — Не паясничай, — осаживает Лия. Теребит кончик косы, как обычно, когда нервничает или забывается. — Сядем и обсудим коллективно. Это правильнее, чем втихомолку в общине чужака прятать. И не дай бог еще на хвосте за ним привести тот сброд сюда.       — Лий? — зовет Радмир тихо.       — М?       — А может, не поздно еще?       — Что? — не догоняет подруга.       — Замуж за меня, а? — заканчивает Радмир и ловит брошенную в него диванную подушку.       — Хоспади, тридцать четыре года мужику, а ума не нажил, — жалуется Лия и встает. — Мы о серьезном, а ты нашел время для юмора. Пойду лучше найденыша вашего проверю, а то Глеб где-то застрял.       Вероятно, Матвей по итогу либо не спал, либо, разбуженный сначала возвращением Глеба, затем и вторжением Лии, сдался в ее руки, потому как все словно испарились в спальне. Подойдя к двери, Радмир прикладывается к поверхности ухом, но внутри молчат.       — Эй, я войду? — постучав, зовет он и тут же хмурится. В своем же доме еще и разрешения вынужден получить. Но отчего-то врываться кажется грубым.       Замок щелкает, и наружу опять выныривает Глеб, а за ним сразу Лия.       — Физических повреждений нет, за исключением старых шрамов, — констатирует она, когда все трое собираются в кухне, чтобы не мешать Матвею разговорами. — Свежих ранений я не обнаружила, даже на ступнях, и это учитывая, что он брел по лесу босиком. — Лия в замешательстве разводит руками. — Кровь, как он заверил, тоже была не его. Чья, не пояснил, — упреждая вопрос, сообщает она. — Клейма на спине, конечно, ужасные. Но смысла я не разобрала. Может быть, руны или вообще выдуманные ими лично символы, сложно сказать.       — Их ставили единовременно? — уточняет Радмир.       — Чисто визуально, судя по состоянию и качеству шрамов, да. — Лия берет паузу, будто нарочно разжигая любопытство. — Только вот сам Матвей говорит, что их выжигали с продолжительными промежутками, а последний и вовсе поставили относительно месяца назад.       — И? Ты к чему-то клонишь?       — Я знаю столько же, как и вы, — напоминает Лия, вздохнув. Ее пальцы бессознательно бегают по краю столешницы. Радмир слишком давно ее знает и чувствует: Лия обкатывает зародившуюся в голове идею, но пока та не обретет ясные очертания, она не поделится. — И вообще, мне пора. — Она отталкивается от стола, на который опиралась, и начинает собираться. — Но завтра зайду снова, принесу эластичный бинт, у Матвея и правда опухла щиколотка, нужно зафиксировать. И хорошо бы ему капельницу поставить, помимо хорошего питания. В общем, мальчику требуется уход, и отпускать его пока рано.       — Все равно родители забрали джип, — напоминает Глеб.       Особой надобности посещать город у членов общины не стояло. Обычно пополнять запасы ездил кто-то один, согласно графику или порой по личной инициативе, однако чаще, конечно, обязанность падала на старосту, попутно решавшего все важные для жизнедеятельности подконтрольной ему территории вопросы. Он же налаживал контакты с теми из людей, без которых существование общины и сохранность ее границ могли быть подвергнуты опасности.       — А пока всем нам лучше отдохнуть, — заключает Лия уже возле самого выхода.       — Тебя проводить? — любезно предлагает Радмир.       Лия улыбается.       — Справлюсь. У тебя и без меня есть кого опекать. Спокойной ночи.       Радмир запирает дверь, лишь когда силуэт Лии в темноте полностью растворяется. Позади зевает Глеб, так, что в уголках глаз собираются слезы, да и сам он капитулирует перед навалившейся за день усталостью и, что уж отрицать, изрядной долей волнения.       — Если не хочешь спать на диване, иди в мою комнату, — милосердно уступает Радмир, разминая шею. Ночь в гостиной точно не сыграет ему на пользу, но что он за взрослый, если заставит ребенка — на минутку, единственного и любимого племянника — спать в подобных условиях. Тем более, когда Глеб принял удар на себя, единолично забрав вину за появление в общине Матвея.       — Не, — отказывается Глеб, — ты ж не поместишься на диване, а мне в самый раз. И я молодой.       — То есть ты сейчас обзываешь меня стариком? — Брови Радмира подлетают на лоб.       Глеб усмехается.       — Ну так не шестнадцать уже, дядь Рад, не стоит себя переоценивать.       — Ах ты шкет, — сквозь зубы бурчит Радмир и успевает отвесить племяннику подзатыльник, прежде чем тот сбегает на безопасное расстояние.       Проходя мимо комнаты, где спит Матвей, Радмир на пару секунд притормаживает, навостряет слух, однако никаких лишних шорохов или копошения не отмечает. Это отчасти радует. Однако спать, когда в доме буквально за стеной ночует чужак, оказывается довольно непривычно. Радмир не назвал бы это чувство дискомфортом, скорее, той самой тревогой, которая тенью стелилась вслед за Матвеем с момента его обнаружения.       Сон не идет. Ворочаясь, Радмир вздыхает. В голове навязчиво снуют непрошенные мысли: о Лукине, о том, как дальше с ним поступить, о чертовых оккультистах с загадочными обрядами. Почему им понадобился именно Матвей? Что в нем особенного, исключительного? Такого, за что шайка психов может признать тебя воплощением абсурдного божества, запереть, мучать и в итоге, вероятно, убить. А еще слова о том, что Матвей обладает якобы неким даром, фактически державшим его в живых. Ведь, как уяснил для себя Радмир, от смерти Матвея отделяла лишь гипотетическая польза его крови для членов секты. Да и шрамы, оставленные таинственными клеймами… Слишком много вопросов и пока ни одного ответа, аж в висках пульсирует от перенапряжения.       Радмир в очередной раз перекатывается по матрасу, трет лицо, глаза — под веками словно насыпали песка, однако мозг никак не желает отключаться, а тело не находит удобного положения. Он откидывает одеяло, проверяет стоящий на тумбочке возле кровати будильник — стрелки перевалили за два пополуночи — и выходит. Стараясь ступать максимально бесшумно, чтобы не разбудить Глеба в гостиной, Радмир шагает на кухню и наливает в кружку остатки холодного чая с ромашкой, приготовленного для Лии. За окном — абсолютная темнота, даже лунный свет не пробивается сквозь затмившие небо тучи. А дождь, хоть и прошел, продолжает противно моросить.       Громкое продолжительное сопение из гостиной отвлекает от разглядывания ночного мрака. Подобравшись едва ли не на цыпочках, Радмир останавливается на пороге и наблюдает, как Глеб пытается уместить на диване все четыре конечности, торчащие с разных концов из-под одеяла, однако то рука, то нога поочередно норовит упасть с края. Прокряхтев, Глеб крутится и сворачивается в кокон одеяла, напоминая пухлую ватную гусеницу, зато наконец пристраивается и затихает. Радмир усмехается. Так и хочется подкрасться и пощекотать голую пятку, которую шкет так и не втянул в свой одеяльный рулет. Но достаточно уже одного шатающегося по дому в приступе бессонницы волка. Пусть спит, после обращения организм молодого оборотня забирает гораздо больше энергии на перестройку и адаптацию.       Возможно, дело в благотворном влиянии чудодейственной ромашки, но когда Радмир возвращается в кровать и предпринимает вторую попытку заснуть, блокируя любые неуместные в такой час мысли, мозг милосердно прекращает генерировать причины для забот, и Радмир отключается.