* * *
Отказавшись после работы от угощения благодарного соседа и мотивируя тем, что дома ждёт голодный племянник, который сам разве что бутербродов налопается, Радмир после четырех часов на стройке возвращается домой. Ладони слегка гудят, словно ещё чувствуют в руках то пилу, то топор или рубанок. Впрочем, чувство привычное: большинство зданий за последние десять лет так или иначе построены при участии Радмира, в общине выполняющего роль столяра и вполне грамотного плотника, способного и баню поставить, и резьбой по дереву все это великолепие украсить. Радмир трет друг об друга огрубевшие ладони и мысленно отмечает, что следует попросить Лию купить ему во время следующего выезда в город крем, который привезла в прошлый раз — очень уж здорово смягчает натруженную кожу. В сумеречном небе над головой, слабо освещая тропу, висит желтоватый ломоть луны, немного замутненный дымкой полупрозрачных облаков. Дыхание из-за упавшей к ночи температуры заметно клубится возле рта — Радмир и сам чувствует, как тело ещё не до конца истратило жар после интенсивной работы. Уже на подходе к дому он замечает в окнах кухни зажженный свет лампы и надеется, что парни не провели весь день в избе, так и не последовав совету Лии о том, что найденышу полезно бы прогуляться. Возможно, перспектива вновь оказаться в лесу пугает его, однако в мозгу Радмира всплывают слова, что Глеб отгоняет страх. — Молодежь, я дома! — кричит из прихожей Радмир, пока снимает куртку и разувается. — Мы на кухне! — сразу прилетает в ответ бодрый голос Глеба. Войдя, Радмир сразу оценивает обстановку. На столе пустые кружки из-под чая, рядом фольга от шоколада, открытый и наполовину опустошенный пакет с сушками, к которому как раз тянется рука Глеба. — А мы уроки делаем, — отчитывается он и кидает за щеку сушку. Перед ними и правда раскрыты учебники, тетради, пенал, из которого торчит карандаш, и калькулятор. — Матвей алгебру, оказывается, хорошо понимает. — Глеб с нескрываемым восхищением смотрит на Лукина, с которым они сидят за столом плечом к плечу, накрывшись одним на двоих пледом. Глебу, впрочем, кажется, тепла и без него хватает, а вот найденыш точно с удовольствием кутается, словно никак согреться не может. — Родители меня на физмат хотели отдать, — Матвей как будто оправдывается. И вновь зыркает на Радмира. И вот не понять: то ли побаивается до сих пор, то ли ищет одобрения или наоборот осуждения своим действиям. — Поели хоть? Или меня ждали? — интересуется Рад. — Ага, обедали, — отвечает Глеб. — А чего тогда кусовничаешь? — Радмир шагает к столу и забирает остатки сушек, попутно кладя одну себе в рот. — Ну! — Баранки гну. — Рад усмехается, замечая, что уголки губ Матвея приподнимаются. — Сейчас переоденусь и ужин готовить буду, так что дуйте-ка в комнату с алгеброй своей. — Да мы уже и так почти закончили, — сообщает Глеб. Вертит головой, разминая шею, мол, мы тут ого-го сколько уже сидим, аж тело ломит. — Я лучше домой сгоняю быстренько, еще что-нибудь из вещей принесу для Моти. — Хах, Мотя. Радмир открывает буфет и убирает пакет с сушками, чтобы глаза не мозолили перед ужином. — Я разрешил, меня так друзья звали, — объясняет Матвей, хотя Рад ничего не спрашивает. — Если удобно, тоже можешь так обращаться. — Не-а, — качает головой Радмир, Матвей, кажется, опешивает от подобной категоричности. Но Рад добавляет, уже покидая кухню: — Слишком просто для тебя, лицо больно интеллигентное для Моти. О том, что лицо ещё и весьма привлекательное для чего-то столь в рифму обормотского, Радмир благоразумно умалчивает. Мало ли чего парнишка надумает. Конечно, нужно ещё откормить его, но и до плена Лукин вряд ли отличался упитанностью, разве что очертания скул и подбородка были менее острые, однако видна в нем порода, что не какой-то там Мотя из деревни. За время, что Радмир проводит в спальне, учебная деятельность на кухне сворачивается, а Глеб уже ждет на пороге, в куртке и обутый, обещая, что вернется через полчаса, и наставляет дядю не пугать Матвея в его отсутствие. — Давай с ужином помогу. — По-прежнему не вылезая из пледа, Матвей выплывает из дверей гостиной. — Да куда тебе? Сиди и отдыхай, — отмахивается Радмир без злого умысла, он столько раз один со стряпней справлялся, так чего толку найденыша эксплуатировать. Но тот, видимо, понимает отказ иначе. — Прости, если правда так сильно напрягаю, но я не хочу нахлебничать и сидеть на шее, — заявляет Матвей. Сбрасывает и вешает плед на кресло, а затем закатывает рукава олимпийки, уверенно входя в кухню мимо Радмира. — И я не слабый, — отчеканивает он, оглянувшись с долей вызова. — Если бы был им, то не вытерпел бы и месяца той пытки, не говоря уже о двух годах. Да, возможно, мне надо время восстановиться, но мне лучше, а жалость или… не уверен, что ты ко мне чувствуешь… они не помогают. Так что просто дай мне задание и позволь быть полезным. Радмир на мгновение опешивает. Его только что отчихвостили? Прочитали лекцию? Или сделали выговор? Однако вместо злости или раздражения Рад откровенно впечатлен и ощущает исключительно уважение: не каждый найдет в себе смелости перечить ему. А у Матвея аж глаза блеснули дерзкими искорками, опять радужки разливаются густым медом в свете лампы. Брови сдвинулись к переносице, сам серьезный и полон решимости. Ну как тут спорить? — Ладно, убедил, — спокойно соглашается Радмир. Тянет усмехнуться, но он старается контролировать лицо: вдруг найденыша раззадорит сильнее, а потом вдогонку ещё и от Глеба упрек прилетит, ишь ополчение тут устроили. — Что нужно? Картошку почистить? Или нарезать что-нибудь? Мясо пожарить? — перечисляет Матвей и с важным видом добавляет: — Я хорошо мясо готовлю, раньше все хвалили. — Кулинарными навыками позже похвастаешься. У меня рыба копчёная заготовлена. Вот к ней и впрямь картохи можно наварить. Погоди, сейчас в ведро наберу. За чистку садятся в четыре руки, хотя работы здесь от силы минут на десять даже для одного. — Глеб рассказал, что ты самостоятельно дом построил, — первым заводит беседу Матвей, аккуратно обрезая тонкую молодую кожицу с крупного клубня. — Так и есть, — подтверждает Радмир. — А вы время зря не теряли, я смотрю? Обо мне сплетничали? Матвей аж подбирается, и нож застывает в пальцах. — Нет, конечно. В смысле я поинтересовался, кем ты работаешь, раз баню строить помогаешь, а Глеб ответил, что плотничаешь и сам избу поставил. Надо же было о чем-то беседовать во время прогулки. Кожура снова вьется ленточкой и падает в ведро с очистками, когда Матвей возвращается к прерванному занятию. — Вы ходили в лес? — уточняет Радмир. — Да, — коротко подтверждает Матвей. В глаза Раду не смотрит, гипнотизирует взглядом клубень в руках. — Думал, будет сложнее туда вернуться, но рядом с Глебом не так тревожно себя ощущал. Хах, глупо, конечно, он ребенок ещё. — Вот сейчас он бы точно за такие слова обиделся. — Радмир улыбается, представляя надувшегося племянника. — Хотя на тебя вряд ли, — тут же меняет он мнение. — Почему? — искренне удивляется Лукин. — Да он вокруг тебя вьется, как возле любимого щенка, — хмыкает Радмир, но тут же мысленно отвешивает себе затрещину вместо Лии, которая точно бы ее влепила. — Ну спасибо. — Вопреки опасению, Матвей не обижается, лишь насмешливо фыркает. — Он мне тоже нравится. — А я пугаю? — прямо интересуется Радмир, отвлекаясь от картофеля. Он слишком привык жить в общине, где все так или иначе живут как одна семья в родстве разной степени дальности. Но какое мнение возникает у чужака, не привыкшего ни к его характеру, ни к манере поведения? Матвей поднимает голову и молча глядит на Радмира пару-тройку секунд, словно сканируя собственные ощущения. — Мы слишком мало знакомы, да и, честно, первое впечатление было… не самым лестным, — замечает Матвей. — Но я видел, как ты общаешься с Глебом, как он уважительно и порой с восторгом о тебе отзывается… — Всё-таки вы точно сплетничали, — смеётся Радмир и кидает очищенный клубень в кастрюлю с водой. — Ага, между моментами, когда я шарахнулся от звука хрустнувшей ветки и истошно каркнувшей вороны, — печально усмехается Матвей. Кидает свою картошку в воду, отчего на пол выпрыгивает несколько капель. — Слушай, когда вернётся Всеволод, мы определим день твоего отъезда и сопроводим в город, так что они тебя не достанут. — Поддаваясь порыву, Радмир тянется и в качестве поддержки хлопает Матвея по плечу. — А если… если они снова отыщут меня? — Распахнутые глаза Лукина блестят холодным испугом. — Я даже не смогу описать милиции ни места, где конкретно меня держали, ни внешности тех, кто меня похитил. — Петербург довольно далеко отсюда, так что вряд ли они будут искать тебя. — Откуда такая уверенность? — в сомнении задаёт вопрос Матвей. А в глазах немая мольба убедить, что правда не будет опасности, что кошмар кончился. — Здравый смысл, — отвечает Радмир. Слабо, сам понимает, но прочих доводов у него нет. Он и представления не имеет, кто те люди и что за культ они поддерживают. Где они? Насколько далеко от общины и творилось ли подобное раньше? Если да, то скольких жертв не спасли? — Давай лучше не будем продолжать. Матвей молчит, принимаясь усиленно срезать кожуру, и тишина неприятно давит на совесть Радмира. Это бесит и навязывает чувство беспомощности. Он взрослый мужик, но даже Глеб способен на большее — тот интуитивно делает верные шаги, как чует. Может, дело в том, что сам Радмир давно растерял детскую непосредственность и веру в лучшее без оснований, чего не отнять у Глеба. Однако тошно глядеть на вновь поникшего Матвея. — Это… пойдешь со мной? Мне надо скотину накормить и запереть на ночь, пока картошка варится, — предлагает Радмир, когда кастрюля уже на огне, и все приготовления ужина на том и закончились. — Поможешь. — Давай, — коротко соглашается Лукин. В хлеву они возятся ровно столько, чтобы успеть снять с плитки бурлящую кастрюлю, а заодно подтягивается и Глеб, притащивший целую сумку одежды. — На всякий случай, — пожимая плечами, оправдывается он на вопрос дяди: зачем так много. — Тем более через день родители возвращаются, в школу надо. — Последние слова буквально сочатся печалью. — Пусть на запас останется. Радмир не осмеливается напомнить племяннику, что и Матвей здесь гостить будет не сильно дольше. Расстраивать мелкого не охота, пусть даже столь резкая привязанность напрягает отчасти. За ужином Глеб расписывает, чем занимались в отсутствие Радмира: гуляли аккуратно, чтобы не засветиться раньше времени, успели на заднем дворе поиграть в дартс (Глеб победил и явно силился не радоваться и не кичиться, вероятно, чтобы не обидеть Матвея, но заметно, как его распирало от результатов), а затем пошли обедать и делать уроки. До отбоя Глеб уводит Матвея смотреть фильмы — община общиной, а подростки везде одинаковые, так что еще пару лет назад из поездки Всеволод привез Глебу видеомагнитофон, коллекция фильмов к которому пополняется каждый раз, когда он отправляется в город с родителями. — Ты правда додумался видак притащить? — не верит глазам Радмир, когда племянник из-под вороха одежды вытаскивает видеоплеер и начинает прилаживать тот к стоящему в гостиной телевизору. Сам Рад его практически не включает, зато Глеб, оставаясь с ночевкой, залипает частенько. — Ну а чего? У тебя же тут как в глуши, ничего нет. — Я тебя разочарую, шкет, но мы и есть в глуши, — иронизирует Рад, наблюдая, как быстро и слаженно племянник управляется с техникой. Сам Радмир все-таки мастер инструмента. — У меня вторая «Мумия» есть, — обернувшись к Матвею, с энтузиазмом расписывает Глеб позади тумбочки, за которой стоит и втыкает провода. — Хотя тебе, наверное, надо с первой части начать, она как раз два года назад вышла, так что ты, ну, может, не успел посмотреть? — поубавив пыл, заканчивает он и почти виновато глядит на Матвея, вынырнув из-за телевизора. — Нет, не успел, но фильм помню, — заверяет Лукин с дивана. Опять в пледе, будто не только тепло, но и какую-то безопасность в этом коконе чувствует. А Рад думает, что на ночь надо протопить, и уходит разжечь печку. — Дядя Рад, ты с нами. — Глеб шлёпает рукой по сиденью дивана с другой стороны от себя, когда Радмир возвращается в комнату. Телевизор включен, пульт в руках, Глеб в предвкушении. Сюжет, впрочем, увлекает. Рад особо не помнит впечатлений от первой части, которую тоже смотрел вместе с племянником, однако во второй половине фильма ловит себя на том, что больно тихо, хотя Глеб любитель прокомментировать происходящее. В темноте («Так на кинотеатр больше смахивает, дядь Рад») Радмир не сразу замечает, что Глеб, упав на плечо Матвея, мирно посапывает. Он тянется рукой и мягко тычет кончиком пальца в щеку. У Глеба приоткрыт рот, на касание не реагирует. — Надо его в кровать перенести, — шепчет с другой стороны Матвей, хотя Рад почти ожидал, что и Лукин успел прикорнуть. — А сам на диване спать хочешь? — шепотом в ответ задает вопрос Радмир и следом уточняет: — Или снова вдвоем дрыхнуть собираетесь? — Места достаточно. Я не против. И… мне так спокойнее, я говорил. Радмир не спорит. Осторожно подхватив Глеба — да уж, вырос шкет, на закорках с легкостью не потаскаешь теперь, как прежде, — он несет племянника в спальню. Матвей предупредительно распахивает дверь, но остается ждать на пороге. — А ты еще не ложишься? — уточняет Радмир, закрывая Глеба одеялом. — Не хочется пока. Я не буду мешать? — Нет. А кино будешь досматривать? — спрашивает Рад, прикрыв дверь в комнате Глеба. — Одному скучно. — Компанию, что ли, составить? — хмыкает Радмир и плюхается на диван. — Раз уж начали. — А Глеб не обидится? — Лукин присаживается рядом. — Да он уже смотрел, наверное. Сначала оба сидят в тишине. Радмир решает, что, возможно, идея была не слишком умной — остаться с Лукиным наедине. Между ними вечно витает какая-то неловкость или недосказанность. Стоит ли завести разговор или нет? В какой-то момент Рад проверяет, не заснул ли Матвей, но тот, выглядывая из пледа, сталкивается взглядом. — Почему ты все время кутаешься? Холодно? Я ведь печь затопил, — любопытствует Радмир. — Сейчас уже нет, но так комфортнее, — поясняет Матвей. — Ты как в берлоге, — усмехается Рад. Не думая, кладет руку парню на колючую макушку и треплет. Привычка, как с Глебом. — Извини. — Пустяк. Мне… не неприятно. И отвечая на твой вопрос ранее, ты меня не пугаешь. Честно. — Матвей оборачивается. В свете тв-экрана его глаза похожи на два круглых огонька или переливающихся камушка янтаря. От них веет теплом: мягким, уютным, не обжигающим. — У тебя глаза необычные, — все-таки озвучивает вслух Радмир. Прежде чем ответить, Матвей смачивает кончиком языка губы, невольно заставляя Рада перевести внимание на них. — От деда, точнее, от прадеда достались. У остальной родни даже карих никогда не было. Я как-то проверяться ходил, но врач сказал, что всё в норме, просто пигмент редкий. А что? Нравятся? — улыбнувшись уголками губ, неожиданно спрашивает Лукин. — Красиво, — не смущаясь, правдиво отвечает Рад. — Кстати, — он отвлекается и берет пульт. — Может, ну его уже этот фильм? Завтра закончим. — Ага. Рад выключает телевизор, так что в комнате окончательно темнеет, разве что отблики луны падают на пол сквозь окно. Сна на удивление ни в одном глазу. — Если спать не хочешь, я могу чай травяной заварить, рецепт Лииной бабушки, хорошо успокаивает. — Давай. Когда Рад, не включая света, орудует на кухне, облокотившийся возле него на тумбочку Матвей замечает: — А у тебя, кажется, не только нюх хороший, но и зрение. — У меня вообще много талантов, — усмехается Радмир. Прикрывает заварной чайник, прикидывает время и говорит: — Пока настаивается, можем воздухом подышать. — Наклоняется к окну, всматривается в ночное небо. — Тучи разошлись, звезды хорошо видно. В городе такое не увидишь. — Я много путешествовал. — Следуя за Радмиром, Матвей, не возражая, шагает к выходу. — Мы ночевали и в поле, и в горах. Я даже северное сияние видел. Радмир, обуваясь, оглядывается. — То есть ничем тебя не удивить, городской мальчик? — Думаю, я утратил эту способность, — с приливом печальной иронии замечает Матвей. — Ладно, пошли, покажешь мне ваши особенные звезды.5. Покажи мне особенные звезды
24 октября 2022 г. в 00:02
Дома, вернувшись, Радмир застает возле раковины Матвея, намывающего чашки с тарелками после их чаепития. Глеб же чуть правее вытирает посуду, ставит в сушилку и над чем-то смеется — наверное, байки травит, он в этой части мастак. Лица Матвея не видно, но Рад надеется, что тому хоть немного, но весело. Сам он и правда провалился бы в попытке оживить найденыша, если бы не присутствие рядом Глеба.
Радмир хочет было упрекнуть племянника, мол, и не стыдно заставлять гостя хлопотать по хозяйству, но в итоге молчит. Догадывается: Лукин явно сам вызвался и, вероятно, весьма настаивал, желая быть полезным, так что даже Глеб уступил. Заодно отвлечется. Чтобы не мешать — все равно его не заметили или сделали вид, — Радмир дергает с вешалки рабочий жилет и отправляется на дневное кормление к козам и курам.
В тишине удается провести четверть часа.
— Дядя Рад, а мы к тебе.
Постучав о косяк двери для привлечения внимания, Глеб первым входит в хлев с козами и едва ли не за руку ведет за собой Лукина — держит за рукав олимпийки возле запястья.
— И зачем вы мне тут нужны? — Радмир упирается в пол граблями, которыми убирал с пола грязное сено, складывает руки на черенке и смотрит на прибывших. Глеб довольный, а Матвей выглядит так, мол, а у меня и выбора не было, сам понимаешь.
— Ну чтоб не скучно, — находится Глеб.
— Да уж, и как я раньше без такого веселья жил, — иронично замечает Радмир, возвращаясь к работе.
— Ну как вы тут, рогатые? — игнорируя сарказм дяди и быстро перекидывая внимание, весело обращается к животным Глеб. Встает вплотную к воротам, за которыми козы жуют сено, и тянется к ближайшей, чтобы погладить. Коза же, не отрываясь от еды, демонстративно отходит в сторону. — Моть, смотри. — Глеб взмахом подзывает Лукина, а Радмир на мгновение аж зависает от подобного обращения. Это ж сутки прошли, а уже такие вольности.
Однако Матвей никак не реагирует на столь дружеское обращение, вероятно, ранее дав согласие, и послушно встаёт рядом с Глебом. Тот подхватывает Лукина под локоть и указывает на первую, увернувшуюся от поглаживания козу.
— Это Бузина. Вот та с рыжей шерстью — Верба, а самая дальняя — Сирень.
— А кто имена придумывал? — интересуется Матвей и между делом косится на Радмира, перехватившего его взгляд, молча говорящий «неужели ты?».
— Мы с мамой, — гордо заявляет Глеб. — Клевые, правда?
— Да, красиво.
— Шкет, раз пришел, принеси воды, а то заканчивается. Надо, чтобы к вечеру отстоялась, — поручает Радмир, работая граблями, хотя почти все старое сено уже собрано.
— Давай я схожу, — вызывается Матвей, отвлекаясь от лицезрения коз, которым и дела нет до наблюдателей.
— Нет уж, мне Лия за тебя всыпет, если узнает, что напрягаешься, — отказывается Радмир. Едва не добавляет, что куда такому задохлику ведра таскать, пока сил не наел. Но молчит. За такие слова Лия тоже бы наградила прожигающим взглядом волчицы, да и Глеб снова бы упрекнул, что дядя ворчит. — Пусть вон самый молодой и активный мышцами поработает.
— Это дедовщина! — возмущается Глеб, а сам уже отходит от загона к стене, где стоят ведра.
Матвей, кажется, сомневается, остаться ли ему или сопроводить Глеба, но тот первым кидает короткое «Ща вернусь» и выбегает из хлева.
— Не надоел тебе еще? — кивая племяннику вслед, спрашивает Радмир.
— С чего ты взял? — удивляется Матвей.
Рад чиркает зубцами граблей по деревянному полу в последний раз и отставляет инструмент в угол.
— С того, что я его уже шестнадцать лет знаю и в курсе, каким он бывает гиперактивным и шумным, — признается Радмир. Снимает рабочие перчатки и вешает на калитку в загоне. — Не хочу, чтобы он тебя утомлял. Глеб, конечно, хороший пацан, но порой его слишком много, особенно если не привык.
— Он не утомляет, правда, — быстро заверяет Матвей. Понурив голову, задумчиво корябает ногтем краску на доске. — Я два года слышал лишь голоса людей, которые считали меня каким-то монстром, издевались и время от времени решали: убить или все-таки мучать дальше. Сбежав, я не избавился от них. Возможно, буду помнить звук каждого голоса до конца жизни. А Глебу удается перебить их. Я очень благодарен ему. Возможно, он даже полностью не осознает, как сильно помогает. Мне нравится его слушать. Его голос заглушает страх.
Черт, раздражается Радмир, так или иначе, а всё вновь уперлось в грёбаную секту. До появления Всеволода он планировал избегать темы заключения Лукина, дать парню подышать свободно, не давить и не напоминать, пусть подобное вряд ли забудется даже через годы, не говоря уже о минувших сутках.
— Ладно… — Радмир кивает, мол, спорить не буду, разбирайтесь сами. — Просто не стесняйся говорить ему, если устанешь. Он не обидится, поймет.
Матвей никак не комментирует. В помещении в принципе зависает неловкая тишина, пока ее не разбавляет надвигающийся шорох шагов Глеба, идущего от колодца. Зайдя, мальчишка пыхтя ставит ведра, вытирает лоб, будто там пот накопился за те метров пять, что ему пришлось топать обратно, встряхивает кистями, подергивает плечами пару раз, но лицо по-прежнему довольное. Однако атмосферу считывает мгновенно.
— Блин, ну ни на минуту вас наедине оставить нельзя, — ворчит Глеб.
— Да все у нас нормально, — возражает Радмир. — И вообще, мне к Иннокентию Гавриловичу пора баню достраивать, к ужину вернусь.
И уходит, оставляя молодежь в хлеву.