Сезон души

      Вероятно, следя за происходящим во дворе разговором с чужаками из окна комнаты, Глеб спускается ровно в момент, когда Радмир и Всеволод возвращаются на кухню, где их ждет Полина.       — А Матвей где? — первым делом беспокоится Радмир, глядя за спину племянника и не обнаруживая Лукина.       — Наверху. Сказал, хочет пока посидеть там и… тебя попросил подняться, — передает Глеб будто бы с толикой обиды за то, что Матвей предпочел компанию дяди. — Он, кажется, сильно испугался, хотя пытался сделать вид, что это не так. Я хотел помочь, но… — он понуро вздыхает и кивает на потолок. — В общем, иди, успокоишь его, ладно?       Радмир тянет племянника к себе и подбадривающе хлопает по спине.       — Поверь, Матвей просто не хочет тебя беспокоить, зная, как ты его опекаешь, — объясняет Рад.       Оборачивается к зятю и сестре, чтобы спросить, не нужен ли он им здесь, но Полина опережает:       — Иди, ты ему нужен. А Сева мне пока расскажет всё.       Всеволод кивает, соглашаясь с женой, и Рад, переступая через ступени, взбегает по лестнице. Дверь в комнату Глеба приотворена, но Радмир, входя, предупредительно стучит.       Обнимая зажатую между туловищем и коленями подушку, Матвей сидит на кровати возле стены. Обращенные на Радмира глаза выглядят непривычно потухшими, словно, чуя опасность, дух волка спрятался глубоко внутри.       — Они точно ушли? — тихо спрашивает Матвей, когда Радмир садится подле него.       — Парни из отряда проследят, чтобы те двое точно покинули общину.       — Не уверен, хочу ли знать, о чем вы с Всеволодом говорили с ними, — признается Матвей, сминая пальцами края подушки. Упирается в верхушку подбородком, скукожился.       Радмиру ужасно хочется прижать его и защитить — и он приложит для этого любые усилия. Чувствует: ради этого человека, совсем недавно казавшегося чужаком, если придется, рискнет собственной безопасностью, но в обиду не даст, не позволит причинить боль. В груди как огонек разгорается, подпитываемый этой отчетливой мыслью.       Радмир придвигается по кровати ближе, обнимает Матвея за спину и в тот же момент ощущает, как он приваливается к его плечу головой.       — Не дави на себя.       — Я боюсь, — почти шепотом признается Матвей. — Я не хочу обратно. Больше не вынесу. Лучше уж правда умереть.       — Эй, даже не смей так говорить, — отчитывает Радмир. Сминает его в обеих руках, прижимая лицом к груди. — Мы не позволим тебя забрать. Я, — уточняет он твердо, — не отдам им тебя. Обещаю.       Матвей рвано вздыхает, а его тело мелко дрожит. Радмир утыкается губами в бритую макушку и ласково гладит Матвея по спине, пока озноб не утихает. А когда он все же просит пересказать, о чем спрашивали чужаки, Радмир кратко передает суть.       — Ты действительно убежден, что врут они, а не я? — неожиданно произносит Матвей, поднимая на Радмира пронзительный взгляд. Глаза покраснели, а радужки — густо-чайные — так и не вернули внутренний свет. — Вдруг я и правда псих?       От абсурдности его слов Радмир нервно усмехается.       — Серьезно?       — Ты едва меня знаешь, — зачем-то продолжает Матвей.       — Чутье.       — Слишком абстрактное понятие.       — Бабе Розе я тоже не должен верить? — злится Радмир. Потому что… да что за бред? Что на Матвея нашло? Зачем? — Шрамам на твоей спине? Тому, как ты кричал, когда вернулся в воспоминания о подвале? Мне продолжать?       Матвей смотрит — внимательно, насквозь в самую душу, — а затем падает лбом Раду на грудь.       — Прости. Я… Да понятия не имею, что я, — жалобно хмыкает Матвей. Отбрасывает вбок подушку и цепляется за Радмира. — Ни ты, ни тем более Всеволод и община, вы ничего мне не должны. Не обязаны меня защищать, верить. А я до ужаса, до тошноты боюсь оказаться в том подвале, Рад… И рассчитывать могу сейчас лишь на вас.       — На твоей стороне Глеб. Поверь, его боевого духа, когда дело касается тебя, хватит на целую армию, — напоминает Радмир, надеясь сгладить минорное настроение.       Матвей глухо усмехается, посылая тепло по коже Рада.       — Ну вот, уже спокойнее, правда же? — говорит Радмир, баюкая в объятии Матвея.       Он кивает.       — Пойдем домой?       — Мы можем еще немного посидеть здесь?       — Пока Глеб нас не выгнал, думаю, можем себе позволить подобную вольность, — заверяет Радмир. Ищет губами висок Матвея и мягко целует.       

* * *

      Взяв из холодильника два пива, Радмир возвращается на крыльцо, где предварительно закутанный в плед Матвей ожидает его.       — Если горло заболит, точно придется пить бодрящую настойку из хрена от бабы Розы, — стращает Радмир в шутку, передавая в протянутую руку Матвея стеклянную бутылку. Садится рядом на ступеньку и ловко, зацепив краем пробки о край перил, открывает пиво.       Матвей под впечатлением копирует трюк, но безуспешно.       — Давай сюда. — Рад на время забирает бутылку обратно и повторяет фокус с открыванием. — Вот, — отдает и следом подставляет стеклянный бок.       Краткий, но звонкий «цок» разлетается в тишине. Наваливающаяся ночь пугает морозом, из-за чего небо, однако, кристально чистое, озаряет сидящие на крыльце фигуры светом бесчестного количества звезд-светлячков, даже несмотря на зажженный под крышей крыльца уличный фонарь.       Прохладное пиво холодит кишки, но хмель постепенно заволакивает мозг, расслабляя и в конечном итоге даже согревая внутренним градусом. От чая Матвей наотрез отказался, мотивируя тем, что даже травы бабы Розы сейчас не справятся с крутящейся в животе тревогой. Однако на нечто покрепче пива Лукин тоже не согласился.       — Последний раз я пил домашнее пиво, наверное, за месяц до… — он обрывает фразу, но Радмир понимает.       — Ну и как сейчас? — интересуется Радмир, хлебнув из горла своей бутылки. — Наше местное даже покупают в городе.       Матвей присасывается к пиву, глотает, словно только после вопроса решил распробовать вкус.       — Классное. Кисло-сладкое, — оценивает он. Как и у Глеба в комнате, клонится набок и ложится Радмиру на плечо. — Можно я сегодня лягу с тобой?       — Только ляжешь? — усмехается Радмир, косясь на Лукина. Тот толкает его под ребра. — Ладно, только во сне не пихайся.       Матвей запрокидывает голову и бодается носом в шею Радмира. Кажется, хмель действует на него даже несмотря на прохладу.       — По-моему, кому-то пора спать, — решает Рад. Пиво уже плещется на дне, так что продолжать сидеть на студёном воздухе становится действительно чреватым простудой.       Матвей угукает и поднимается, но запутавшись о край пледа, едва не падает и цепляется за шею Радмира.       — Не убейся, а, — усмехается он, поддерживая за талию сквозь слой шерстяной ткани. — Я же перед Глебом не оправдаюсь потом, что не углядел.       — Говоришь так, будто он меня любит больше, чем тебя, — сомневается Матвей. Его руки крестиком смыкаются позади шеи Рада, а дыхание при разговоре пятном тепла расползается по коже. Видимо, для неокрепшего организма местное пиво оказалось крепче, чем Радмир мог предположить. Он отрывает Матвея от земли и в таком положении вносит в дом.       В постели, едва Рад залезает под одеяло, полусонный Матвей льнет к его крупному горячему телу, обнимает поперек живота рукой и вскоре начинает сопеть, быстро провалившись в сон.       Радмир и сам успевает заснуть, вероятно, надолго и глубоко, так что далеко не сразу его будит дерганое копошение под боком, а затем и пробившийся сквозь дрёму испуганный вскрик.       — Матвей! — вскочив, зовет Радмир и трясет Лукина за плечи. Тот лёжа мечется по второй половине кровати, задевая Рада то ногой, то рукой. — Эй! Проснись!       Радмир не особо вслушивается в слова, которые выборочно вырываются между всхлипами. Лицо Матвея вновь блестит от слез и искажено в гримасе не столько боли, сколько скорбной потери.       — Очнись же! — взволнованно повторяет Радмир, сжимая ладонями вспыхнувшие, как при жаре, щеки Матвея.       Он вырывается, а затем резко распахнувшиеся глаза, как и после погружения в дурман в доме бабы Розы, не сразу осознают реальность происходящего. В них теперь не мед, не янтарь — открытый огонь, горячий и обжигающий.       — Рад? — лопочет Матвей, приходя в чувство. — Живой… — Шмыгает носом, роняет голову в подставленные ладони и впервые заходится рыданием, пугая Радмира.       — Тш-ш, Матвей, это был сон, просто кошмар, — успокаивает Славин, тут же обнимая сгорбленную фигуру, но одновременно ощущая абсолютную беспомощность. Впервые эмоции Матвея вырываются наружу так остро, болезненно. Неужели появление в общине сектантов настолько напугало его, вызвав подобную бурю чувств, вылившуюся в страшное видение? — Что ты видел?       Матвей буквально захлебывается, мотает головой, вероятно, отказываясь говорить. Радмир в растерянности, не понимает, чем в силах помочь — от этого физически больно. Лия предупреждала, что пережитое и блокируемое способно однажды прорвать плотину защиты и захлестнуть сильнее, мучительнее, погребая под грузом чувств.       — Вы… — Матвей всхлипывает, размазывая по лицу слезы слезы, — все умерли… Они убили, — он рвано, до дрожи в теле вздыхает, — всех вас… Я видел, так реально, но… не мог, Рад… — Слезы крупными каплями стекают из глаз. — Из-за меня, всё из-за меня…       Сердце Радмира будто в кислоту опускают, в грудной клетке тесно. Он тянет к себе Матвея и прячет в руках, сжимает так крепко, что в какой-то момент боится причинить боль. Матвей не затихает, его слезы пропитывают ткань майки Радмира.       А затем он руками отпихивает Рада прочь.       — Пусти, — жалобно просит Матвей. И когда Радмир ослабляет объятия, спешно поднимается и вылезает из постели.       — Матвей…       — Не говори ничего, пожалуйста. — Он снимает со стула свитер и под ошалевшим взглядом Радмира надевает поверх спальной футболки. — Мне надо уходить. Подальше от вас.       — Да о чем ты?!       Сбросив скомкавшееся в ногах одеяло, Рад выбирается из постели следом за ним и берет за руку, только Матвей вырывается. Стискивает зубы, словно пытается таким образом сдержаться от рвущейся изнутри истерики.       — Из-за меня вы в опасности! — судорожно восклицает он. — Я не хочу стать причиной вашей смерти! Ни твоей, ни Глеба… Мне следовало сразу уйти!       Радмир понимает: вразумить Матвея в состоянии подобного психологического аффекта ему не удастся. Но и отпускать — абсолютно не выход. Он предпринимает очередную попытку взять Матвея за руку, но тот изворачивается и шагает к двери. Это обжигает сродни хлесткой пощечине.       — И куда ты отправишься, а? — вкрадчиво спрашивает ему в спину Радмир.       Матвей замирает, пальцы зависают в воздухе возле дверной ручки.       — Не знаю… Выйду к ближайшему поселку. Попрошу отвезти меня в город, — не оглядываясь, тихо отвечает Матвей. Его голос неровный, чуть сорванный. — Главное, отвести угрозу от общины.       Распахивает дверь и стремительно выходит.       Радмир в ступоре отмеряет расстояние и секунды ударами бешено колотящегося под ребрами сердца. Срывается, кажется, на тридцатом — босиком гонится следом, готовый, если понадобится, на бегу обратиться и в зубах уволочь Матвея обратно.       — Матвей, стой! — кричит Радмир с крыльца и прыжком преодолевает ступени. Ощущает вибрацию, волк внутри готов к рывку, но Радмир мысленно дергает за поводок.       Матвей не оглядывается, уперто шагая вперед, а когда Радмир сжимает его руку повыше локтя, мгновенно сникает, как если бы кто-то выключил рычаг подачи энергии. Прикладывает ладонь к лицу и тихо всхлипывает. Не чувствуя холодной земли под ступнями, Радмир наваливается на него со спины, буквально укутывает Матвея собственным телом. Касается губами виска, ловя ритм пульса.       — Прости… — плачет Матвей.       — Тихо, тш-ш, я рядом.       Радмир сжимает руки плотным кольцом, инстинктивно боясь новой попытки Матвея вырваться. Но он не шевелится. Дрожит от холода, слабости и эха откатывающей истерики.       — Пойдем домой? — мягко зовет Радмир и, обняв молча кивнушего Матвея за плечи, покорно уводит обратно к избе.       Запах дыма не сразу различается в ночной прохладе.       Радмир притормаживает, принюхивается: тянет со стороны общины. Запрокинув голову, вглядывается в темное небо и лишь тогда замечает вьющийся седым завитком дым.       — Кажется, в общине что-то горит.       Черт! Радмир бесится: хоть разорвись. Нужно проверить. Возможно, помочь. Но и Матвея бросать никак нельзя.       — Пойдем туда, — сам вызывается Лукин, вероятно, чувствуя его метания. Спешно вытирает лицо ладонями, бодрится. — Я не сбегу, правда. Прости за это… — виновато просит он.       — Ладно, — решает Радмир, — только сначала оденемся, — говорит он, неминуемо чувствуя, как постепенно стынут ноги и тело.       Весь путь до общины Матвей железной хваткой держится за руку Радмира: то ли давая понять, что он рядом и точно не планирует сорваться в лес при первой удобной возможности, то ли сам успокаиваясь от теплого уверенного касания Рада.       Свет во многих домах зажжен, кто-то из жителей вышел во двор, вероятно, тоже учуяв запах дыма. А чем ближе они с Матвеем подходили к источнику возгорания, тем больше вокруг становилось людей.       — В сторону! — раздается позади вместе с приближающимся рокотом мотора.       Радмир уводит Матвея с пути, освобождая проезд для везущего канистры с водой грузовичка, а затем устремляется за ним, зная, что при любом раскладе найдет на месте происшествия Всеволода. По разговорам вокруг так и неясно, что именно загорелось, но известно одно — дом возле восточной границы, и от этого тревожно щекочет в загривке.       Часть подошедших к пожару лишь наблюдает, в основном женщины, а мужчины снуют до дворе. В руках вёдра с зачерпнутой в колодце водой, однако основной поток, почти заливший огонь, струится на крышу сарая из цистерн в пожарном грузовичке.       Радмир различает среди мужчин Всеволода, но тот занят, руководя тушением, попутно переговариваясь с пришедшими на подмогу. К счастью, еще через пару-тройку минут с пламенем окончательно расправляются, а Всеволод выходит в центр и жестом руки привлекает внимание, прося тишины. Перешептывания и тихий гул голосов затихают, все ждут речь старосты.       — Первое и самое важное: никто не пострадал, — громко вещает Всеволод. — Повреждено лишь здание сарая и часть инвентаря. Мы оперативно справились с огнем, всё благодаря слаженной работе.       — Но из-за чего вспыхнуло?! — раздается зычный голос справа от Радмира. Он не узнает, кому тот принадлежит, но тон ему категорически неприятен.       — Это мы выясним утром, когда рассветет. Мы с Анатолием всё внимательно осмотрим, чтобы избежать повторной ситуации, — сообщает Всеволод.       — А если это поджог?       Радмир ищет глазами, кто это сказал, и встречается взглядом с Василием — тем самым одноклассником, встречи с которым не удалось избежать на днях.       — Что если это из-за чужака, а? — Василий выступает из толпы и шагает в направлении Радмира с Матвеем под недоуменные и настороженные взоры односельчан. Его вопрос запускает неясный ропот по толпе, и Радмир инстинктивно обхватывает напрягшегося Матвея, теснее прижимая к себе.       — Я прошу воздержаться от голословных обвинений, — строго просит Всеволод. Чуя неладное, он шагает прочь со двора к дороге за воротами, где ожидает Радмир.       — Но я сам видел, как накануне выводили двоих чужаков. А он, — Василий пренебрежительно кивает на Матвея, — появился черт знает откуда. И вертится в общине уже второй день. А теперь пожар. Вот и делайте выводы.       Разведя руками, Василий оглядывает собравшихся в ожидании реакции на свое выступление.       — Сев, правда, странно это, — осмеливается сказать еще один мужчина постарше.       — Я целиком взял ответственность за нашего гостя и уверяю, что он ни при чем, — в попытке сдержать нагнетание заявляет Всеволод, но тут же косится на Рада.       — Матвей все время находится рядом со мной, — вступает Славин. Зыркает на Василия и с вызовом спрашивает: — Или, может, меня обвинишь в поджоге?       — Не обязательно лично чиркнуть спичкой, чтобы стать причиной пожара, — дерзко парирует Василий. Он держится на расстоянии пары метров, а еще уступает Раду в комплекции, однако, по всей видимости, считает, что мнение односельчан полностью на его стороне, потому не снижает напора.       — Кхм, давайте оставим все вопросы на утро, — в ещё одной миротворческой попытке просит Всеволод. — Угрозы возгорания больше нет…       — Угроза — чужак, — озлоблено выпаливает Василий. — Пока он здесь, нельзя спать спокойно.       Радмир стискивает зубы, но рык — волчий, утробный — уже зарождается в глотке.       — Нужно его прогнать.       Закрывая явно напуганного Матвея собой, Радмир резко выступает вперед.       — Попробуй, — рычит он. Пусть только кто-либо посмеет угрожать Матвею. Каждый, кто его тронет — прочувствует на своей шкуре остроту Радмировых клыков. За Матвея он вонзит зубы в любую глотку и пойдет против общины, если потребуется.       Василий язвительно хмыкает. Вальяжно шагает вперед, сокращая пространство между собой и Радом, упирается руками в бока.       — Думаешь, раз ты родня старосты, то тебе все позволено?       — Василий, — строго осаживает Всеволод. Но когда он намеревается подойти, Радмир останавливает его взмахом руки.       — Сев, я разберусь.       — Кто за то, чтобы сейчас же выставить чужака вон?! — неожиданно выкрикивает Василий и первым взмывает руку вверх.       — Пока я здесь староста, и я решаю, кому оставаться в общине, а кого изгнать. И, кажется, ты сам желаешь ее покинуть, — не на шутку сердясь, угрожает Всеволод, а Радмир улавливает начавшие желтеть глаза зятя.       В поисках поддержки Василий озирается по толпе, но желающих оспорить мнение старосты не находится.       — Отлично! — всплеснув руками, едко усмехается он. — Спокойной ночи вам. Надеюсь, следующим сгорит не мой и не ваш дом.       Идя мимо Радмира, Василий нарочно толкает его плечом.       Всеволоду приходится потратить еще минут десять, чтобы ответить на некоторые вопросы и, успокоив, отправить всех наблюдателей по домам.       — Может, переночуете у нас в гостевой? — предлагает он, когда они втроем добираются до коттеджа Завьяловых. В окнах зажжен свет: без сомнения, Полина не спит в ожидании.       — Нет, — отказывается Радмир. — Мы заглянем завтра перед началом праздника, поможем с приготовлениями. Сегодня лучше вернемся домой.       — Хорошо, отдыхайте. — Всеволод мимолетно переводит взгляд на сцепленные вместе руки Радмира с Матвеем, но никак не комментирует, за что Рад ему благодарен. Пока он и сам не готов дать четкий ответ, слишком объемный ворох чувств ютится в груди.       — Простите, это ведь действительно из-за меня, — впервые за последние полчаса виновато заговаривает Матвей.       — Завтра. Всё завтра, ладно? — устало просит Всеволод, выставляя перед собой ладонь, словно отгораживаясь от всех дел и забот. — Главное, обошлось без жертв. А сейчас нам всем стоит поспать.       Хлопнув на прощание Радмира по спине, Всеволод разворачивается и идет к калитке.